Риторика либеральной империи. Алгоритмы гуманитарного развития

Понятно, что вопрос такого рода – это, по существу, вопрос об «исповедимости» «неисповедимых путей господних», никак не меньше. Философия, - как историческое учение о бытии, той реальности (фактичности, предметности), в которой Бог непосредственно открыт человеку, а человек непосредственно творится, развивается Богом, - указывает на Форму «путей господних», на ту универсальную материю, в которой осуществляется божественное – несокрытость бога для человека, в которой обретается божественное измерение человека. Эта Форма – Язык. Ответ «почему» на всякий действительный онтологический вопрос (вопрос о бытии, методологически включающий тео-логическое измерение) есть ответ «По Языку», «по пути языка», «по требованию языка», «по языковому понятию», «по языковой стратегии», «по языковой программе», «по языковой модели», «по языковым обстоятельствам», «по языковой истории» и т.д. Ответ на этот вопрос тогда: ПОТОМУ, ЧТО ЕВРОПЕЙСКАЯ ПОЭТИКА (СОДЕРЖАНИЕ ЕВРОПЕЙСКОЙ ИДЕИ) НЕ ИМЕЕТ СВОЕГО ЯЗЫКА, НЕ ИМЕЕТ СВОЕГО ТОПОСА, МЕСТА. Метафизика Аристотеля отказывает в действительности мета-физического существования, в модусе бытия, тому из идеального, той из идей, которая не имеет места, топоса,– таким образом, Аристотель продолжает начатую Платоном структуризацию мира мышления, мира идей, развивая процедуры различения истинного и ложного, кажущегося и действительного, подлинного и профанационного в мире интеллектуальных продуктов и конструкций. В виде места самого места (места, где находится место-действительное бытие той или иной идеи), в виде топоса самого топоса, места всех мест, Аристотель и раскрывает Язык, разрабатывая Логику, Риторику и иные методы языковой работы, как методы работы с бытием. Под поэтикой, имея в виду современный аристотелизм, и понимается самостоятельное бытие (в материи Языка) идеи, располагающей определенным содержанием, имеющим историческое значение.

Европейская бюрократия не вступила в существенное отношение с Европейской поэтикой, с исторически значимым действительным содержанием Европейской идеи.

И это обстоятельство имеет всемирно-исторические корни. ПервоТочкой сходимости смысла (Мышления) и Значения (Политики) Европы, в их родоначальных формах, был феномен Христа (христианства) – (1) феномен греческой модернизации ветхого мира, с точки зрения смысла, реализации Стратегии мышления, и (2) феномен эволюционного подчинения имперского (римского) центра периферией (местностью, ранним естественным христианством, выражающим существо народо-кратии), с точки зрения Политики, как осуществления демократии, «развития снизу», постепенно овладевающего центром. В Феномене Христа смысл европейской идеи совпал с существом ее политического развития (не государственно-тотального управления, но саморазвития в невидимой опоре на трансцендентное, «царствия не от мира сего»), а Язык Христа стал существом Европейской идеи, как (1) Язык действительной греческой модернизации мира, (2) Язык человеческого саморазвития (когда мировой бог отошел в сторону от своего детища, человечества, и не определяет его развитие, но отпускает в саморазвитие), (3) Язык Мышления.

История, даже в самом понятии своем – «Рассказ», есть, в большей степени чем, что-либо иное, Язык. Событие истории, как человеческой истории, есть, в материальном смысле, языковое событие. Значение и смысл События Языка образуют внутреннее существо Слова Языка, как демиургического измерения Истории.

Европа есть феномен Языкового события, практически «в чистом виде». Потому политическая реализация Европейской идеи не является достаточным условием для реализации Европы, как всемирно-исторического смысла.

Так же, как европейское политическое значение замкнулось «здесь, теперь и сейчас» на Европейскую конституцию, так и европейский смысл замыкается «здесь, теперь и сейчас» на России, замыкается в Русском языке. История европейского смысла есть история бытия европейской идеи, есть неримское, византийское направление политической истории Греко-христианства, менее значимое, нежели центральное римское политическое направление, но более осмысленное, взвешенное в сфере мышления и живое наследие, и существо Греко-христианства. Политическая слабость Византийской Руси, как историческая тенденция, привела к прорыву европейской цепи государств в 20-м веке именно в России и к образованию пространства европейского нигилизма, как российского пространства (марксистская версии европейского нигилизма оказалась посильней соответствующей фашистской версии). Европейский нигилизм свел европейское политическое значение России практически к нулю, остановившись только перед неподвластным ему институтом Русского языка (это обстоятельство фиксирует последняя «философская» работа Сталина о Языке), как перед своим антиподом, Европейским бытием, противостоящим европейскому нигилизму безо всяких политических европейских средств (демократии, свободы СМИ, прав человека и т.д.).

Так и образовались эти две точки «здесь, теперь и сейчас» Европейской идеи, как идеи Языка Единой Европы – (1) точка значения Языка Единой Европы, Точка Европейской конституции, точка материального (овнешненного) бытия Европы, (2) и точка смысла Языка Единой Европы, точка бытийственной, универсальной материи (овнутрененного бытия) Европы, ТОЧКА РУССКОГО ЯЗЫКА.

(1) ЕВРОПЕЙСКАЯ РЫНОЧНАЯ ЭКОНОМИКА, ОБРЕТШАЯ 19.06.04 СВОЕ ПОЛИТИЧЕСКОЕ КОНСТИТУЦИОННОЕ ИЗМЕРЕНИЕ, И (2) ЕВРОПЕЙСКИЙ РУССКИЙ ЯЗЫК – ТАК СЕГОДНЯ ВЫГЛЯДИТ СУДЬБА ЕВРОПЫ.

ОБРЕТЕНИЕ (САМОРАСКРЫТИЕ В САМОМ СЕБЕ) РУССКИМ ЯЗЫКОМ СВОЕЙ КОНСТИТУИРУЮЩЕЙ ЕВРОПЕЙСКОЙ ПОЭТИКИ ЕСТЬ, ПО СУЩЕСТВУ, ДЕЙСТВИТЕЛЬНОЕ АВТОРСТВО НОВОЙ РОССИИ.

Процесс образования Великой Европы имеет гораздо более широкий всемирно-исторический формат, нежели чем процесс конституционализации ЕС. Институциализация Единой Европы должна обрести свою фундаментальную онтополитическую теорию.

Образование США в полемике со Старой Европой было, по существу, ВЫНЕСЕНИЕМ ЕВРОПЕЙСКОЙ ИДЕИ НА НОВУЮ ПОЧВУ, ГДЕ ОНА РАЗВИЛАСЬ В ИСТОРИЧЕСКОЕ КАЧЕСТВО МИРОВОГО ЛИДЕРСТВА ЕВРОПЕЙСКОЙ МИССИИ ДЕМОКРАТИИ.

КОНВЕНТ ОТЦОВ-ОСНОВАТЕЛЕЙ США БЫЛ, ПО СУТИ ДЕЛА, ПЕРВЫМ ЕВРОПЕЙСКИМ КОНВЕНТОМ, КОТОРЫМ НЕВОЗМОЖЕН БЫЛ В СТАРОЙ ЕВРОПЕ, СКОВАННОЙ ИМПЕРСКИМИ СХЕМАМИ.

ТАК И НЫНЕ, НЕОБХОДИМ НОВЫЙ ЕВРОПЕЙСКИЙ КОНВЕНТ ОТЦОВ-ОСНОВАТЕЛЕЙ ЕВРОПЕЙСКОГО ФЕДЕРАЛИЗМА, ВЫНЕСЕННЫЙ ЗА РАМКИ ЕВРОПЕЙСКОГО СОЮЗА, СВОЕГО РОДА СТАРОЙ ЕВРОПЫ ДЛЯ ПРОСТРАНСТВА СОДРУЖЕСТВА НЕЗАВИСИМЫХ ГОСУДАРСТВ.

ЕВРОПЕЙСКИЙ СМЫСЛ НАХОДИТ СВОЕ ВОПЛОЩЕНИЕ В РУССКОМ ЯЗЫКЕ, КАК В ИНСТИТУТЕ НОВОГО ЕВРОПЕЙСКОГО КОНВЕНТА.

ИНСТИТУТ НОВОГО ЕВРОПЕЙСКОГО КОНВЕНТА ДОЛЖЕН ОСУЩЕСТВИТЬ ПРЕОБРАЗОВАНИЕ СНГ В СОДРУЖЕСТВО НЕЗАВИСИМЫХ ЕВРОПЕЙСКИХ ГОСУДАРСТВ, В РОССИЙСКУЮ ФЕДЕРАЦИЮ РУССКОГО ЯЗЫКА.

Мы, таким образом, стоим перед задачей геополитического развития СНГ, Российской Федерации, как Великого соединения европейских государств, образуемого из новых независимых государств – членов СНГ. Еще в 1996 году на Саммите ОБСЕ Шеварднадзе высказал продуктивную идею о том, что европейская фундаментальная ориентация – это то, что объединяет все новые независимые государства с их разновекторными интересами. Приходит время воплощения этой мысли. В начале 21-го века на пространстве СНГ должен быть творчески повторен, продолжен опыт отцов-основателей американского федерализма, как ОПЫТ ВОПЛОЩЕНИЯ СМЫСЛА ЕВРОПЕЙСКОЙ ИДЕИ, – должно быть в результате модернизации СНГ создано Содружество независимых европейских государств – СНЕГ.

Новый Европейский конвент, трансформирующий СНГ в СНЕГ, должен провести огромную работу по созданию интеллектуального программного обеспечения СНЕГ, работу по РАЗРАБОТКЕ ГЛОБАЛЬНОГО ОНТОПОЛИТИЧЕСКОГО СМЫСЛА ЕВРОПЕЙСКОЙ ИДЕИ, ОСНОВАННУЮ НА ОНТОПОЛИТИЧЕСКОЙ ФУНКЦИИ РУССКОГО ЯЗЫКА, КАК ЯЗЫКА ВЕЛИКОЙ ЕВРОПЫ.

МИССИЯ НОВОГО ЕВРОПЕЙСКОГО КОНВЕНТА ОТНОСИТЕЛЬНО МИССИИ ЕВРОПЕЙСКОГО КОНВЕНТА ПО ФОРМИРОВАНИЮ КОНСТИТУЦИОННОГО ИНСТИТУТА ЕС, СОСТОИТ В РАСКРЫТИИ АПРИОРНО-КОНСТИТУЦИОННОГО СМЫСЛА ЕВРОПЕЙСКОЙ ИДЕИ И В СОЗДАНИИ НОВЫХ МЕХАНИЗМОВ ПОЛИТИЧЕСКОЙ, ЭКОНОМИЧЕСКОЙ И ГУМАНИТАРНОЙ МОДЕРНИЗАЦИИ, СООТВЕТСТВУЮЩИХ МИССИИ ЕВРОПЕЙСКОЙ МОДЕРНИЗАЦИИ МИРА В 21-М ВЕКЕ.

Таким образом, образуется системный состав трех составляющих Великой Европы:

(1) Соединенные Штаты Америки;

(2) Конституционно-организационный ЕС;

(3) Содружество независимых европейских государств.

Новый политрынок возникает из периферийных смыслов политической литературы переходного периода

Россия - страна солиптическая, и в этом подобна иным солиптическим нациям-державам, добившимся успеха в современном мире, утвердившим, так сказать, свой предельный субъективизм в политической "объективной реальности, которая копируется, фотографируется и отображается нашими ощущениями"; однако, "уровень" российской (русской, русскоязычной) солиптичности настолько высок, что страна до сих пор не обучилась искусству обращения его себе на пользу и выжигается этим сверхмощным человекоорудием изнутри. Уже приходилось писать, что солиптизм радикально отличается от солипсизма, как пороговой для системы европейских наук гипотезы о происхождении мира из человеческого Я тем, что в рамках солиптизма - это уже не только гипотеза, а социальная, историческая, политико-экономическая, научно-практическая фактичность, хотя и особого рода. "Вся жизнь наша отечественная - есть литература", - догадывался об этом обстоятельстве акад. Панченко. В российской политреальности переходного периода (конца переходного периода) данный непреложный и торжественный закон русской общественно-государственной жизни выразился в образовании рынка политического письма, политической текстовой работы, которой, в конечном счете, всегда является работа политтехнолога, будь-то подготовка программы кандидата, партии, либо бизнес-плана выборной кампании. В конце концов, в лице выдающихся представителей экспертного сообщества мы получили ряд писателей (учителей политжизни) русской политической литературы как "материальной основы" российской действительности.

"Великий перелом" 2003 года, который куется в недрах (точнее - растянут тонкой пленкой по поверхности) русской политической словесности, будет в сущности явлением русской политической литературы, то есть, не внелитературным явлением каким-то групп, слоев, интересов и мотивов населения, сообществ влияния самих по себе, не учтенных в социологическом смысле, а порождением таковых (групп, слоев, интересов, мотивов, энергий) из духа русской политической литературы (русской - в смысле изготовленной в материале русского языка, что для литературы принципиально, для "материальной жизни" же - безразлично).