Ритуал
Шрифт:
Мистер Хамфрис спросил, есть ли желающие, и прошелся взглядом по рядам, не увидев, как и следовало ожидать, ни одной поднятой руки, пока не добрался до конца класса.
Он медлил: Кэсси обернулась и увидела, что поднятую руку венчают длинные алые ногти.
— Фэй Чемберлен, — решился, наконец, мистер Хамфрис.
Он присел на край своего стола; высокая эффектная девушка подошла и встала рядом. Создавалось впечатление, что, будь его воля, он бы отодвинулся. В комнате что-то набухло и нависло; все взоры обратились к Фэй.
Она перекинула богатую черную гриву на спину и повела плечами, отчего ее откровенно соскальзывающий топ соскользнул еще ниже. Запрокинув
— Хочу прочитать вам стихотворение, — произнесла она спокойно, с хрипотцой, — про огонь.
Кэсси в шоке опустила глаза на собственное сочинение. Потом всем ее вниманием завладел голос Фэй.
Я мечтаю об огне: языки пламени ласкают меня, волосы пылают факелом, Тело горит тобой. Прикоснись к моей коже, и ты не сможешь оторваться — ты превратишься в уголь, но, умирая, будешь улыбаться. И тогда, любимый, ты тоже станешь огнем.Пока весь класс наблюдал за ней, пребывая в состоянии, близком к гипнотическому, Фэй достала спичку и каким-то образом — Кэсси не очень поняла, каким — зажгла ее. Она поднесла горящую палочку к листку со стихотворением и подожгла его. Потом, медленно ступая, подошла к парте Джеффри Лавджоя и нежно помахала горящей бумажкой перед его носом.
Что тут началось! Гиканье, улюлюканье, битье кунаками по столам. Часть парней казались испуганными, но большинство, понятное дело, пребывало в диком восторге. Девушки от зависти кусали локти, мечтая хоть раз в жизни отважиться на что-либо подобное.
Слышались выкрики:
— Видишь, Джеффри, как везет симпатягам вроде тебя!
— Давай, чувак, не дрейфь.
— Осторожно, Джеф, Салли стопудово узнает!
Джеффри молчал, только его шея постепенно багровела.
Когда листок почти догорел и вознамерился обжечь красивые пальцы, Фэй, покачивая бедрами, продефилировала прочь от Джеффри и небрежно выбросила догорающую поэзию в металлическую корзину для мусора, стоявшую рядом с учительским столом. В корзине что-то вспыхнуло, но мистер Хамфрис даже глазом не моргнул, чем заслужил искреннее восхищение нашей героини.
— Спасибо, Фэй, — ровным тоном произнес он. — Друзья, то, что мы с вами сейчас видели, можно назвать примером… предметной поэзии. Завтра я познакомлю вас с более традиционными жанрами. Урок окончен.
Фэй вышла из класса. Через секунду все как с цепи сорвались — начался просто массовый исход. Джеффри схватил тетрадь и умчался.
Кэсси посмотрела на свое стихотворение. Огонь: они с Фэй обе написали об огне…
Она со злостью разорвала свое произведение и, скомкав его в шарик, кинула в рюкзак. С мечтами о романтическо-загадочном имидже, наверное, покончено: если есть такая девушка, то кому нужна Кэсси?
«Хотя, такое ощущение, что ее боятся, — размышляла Кэсси. — Даже учитель. Почему он никак не среагировал: не оставил ее на разговор после урока, не сделал ничего подобного? Или жечь костры в мусорных ведрах во время уроков считается в Нью-Салеме нормой?
Почему Джеффри не остановил ее? Не говоря уже о том, почему это для него так важно, где я живу?!»
Выйдя в коридор, она постаралась собраться и спросила, где расположен класс С310.
— На четвертом этаже, — пояснила проходящая мимо девушка. — Все математические классы находятся там. Ты
можешь подняться по этой лестнице…— Йо! Поберегись! С дороги, все! — их беседа была прервана зычными выкриками.
Что- то с шумом неслось по коридору, сметая всех и вся на своем пути. Что-то, представленное в двух экземплярах.
Глазам обалдевшей героини предстали два шизика на роликах, которые жизнерадостно вопили, прорываясь сквозь толпу. Перед Кэсси промелькнула лохматая блондинистая шевелюра и слегка раскосые сине-зеленые глаза, и потом все то же самое — еще раз. Парни были похожи друг на друга как две капли воды только на футболке у одного красовался «Меgadeth», а у другого — «Motley Crue» [9] .
9
Известные американские треш-металл и хард-кор команды.
Они несли хаос — выбивали из рук книги, хватали девчонок за коленки. В конце коридора один из них радостно уцепился за мини-юбку симпатичной рыженькой школьницы и ловко задрал ее аж до талии; несчастная завизжала и бросилась прикрывать позор.
— Почему никто им по шее не надает? — вырвалось у Кэсси. — Почему в этой школе столько чокнутых? Почему их никто не остановит, не сообщит администрации, не сделает хоть что-нибудь?…
— Смеешься, что ли?! Это же братья Хендерсоны, — произнесла девушка и тут же поспешила покинуть Кэсси ради своей приятельницы, явно более осведомленной.
До Кэсси долетел обрывок диалога:
— …даже про Клуб не знает… — констатировав этот вопиющий факт, обе девушки бросили на бедняжку сочувствующий взгляд и удалились.
Что еще за Клуб? Девушка произнесла это слово с таким придыханием, будто речь шла ни много ни мало о тайной масонской ложе. Как может какой бы там ни было клуб прикрывать нарушителей школьной дисциплины? Что это за безумное местечко, в конце-то концов?
Звонок возвестил о том, что Кэсси опаздывает на урок; не медля больше ни секунды, она забросила рюкзак на плечо и понеслась вверх по лестнице.
К обеду, несмотря на все старания героини, весь урожай, собранный ею на почве светского общения, составлял несколько жалких «Приветов» и «Здравствуйте». Девушка с сияющими волосами не появлялась; впрочем, это не удивляло, учитывая, сколько в здании было этажей и аудиторий. К тому же Кэсси чувствовала себя настолько жалко и неуверенно, что встретив златовласку сейчас, она бы ни за что не решилась подойти к ней. В груди поселилось гнетущее чувство ущербности.
Она посмотрела на столовую, полную радостных лиц, и еще больше расстроилась.
Нет, это ей не по зубам.
Девушка обхватила себя руками и отправилась восвояси. Через центральный вход она выбралась на улицу, пошла куда-то, кое-как, не зная, зачем, потом увидела сочную зеленую травку на холме и остановилась.
«Вот и хорошо, — решила она, — поем здесь».
Ниже по склону из травы высовывалось несколько глыб; Кэсси присмотрела уютную ложбинку в тени дерева рядом с одной из них. Получалось, что камень закрывает школу от нее и ее от школы, создавая сладкую иллюзию, будто никакой школы нет и в помине. Отсюда открывался довольно приятный вид на каскад извилистых ступенек, ведущий к подножию холма, и на дорогу внизу. Главное, что сверху Кэсси невозможно было увидеть. Она сидела в своем домике, смотрела на траву, утыканную шапками одуванчиков, и напряжение уходило. Даже если утро не задалось, днем все наладится: даже чистое голубое небо, казалось, без устали твердит ей об этом.