Робин Гуд с оптическим прицелом. Снайпер-«попаданец»

— Поди-ка, на допинг-контроль гонит, — хмыкнул я.

Вроде тихонько сказал, но аббат Тук услышал и согласно кивнул головой:

— Именно, сын мой. Он толкует о том, что все стрелы нужно кропить святой водой.

— Зачем?

— Был в нашем приходе один пилигрим, который обошел весь свет, человек святой жизни: и у гроба Господня был, и на горе Сион, и в Вифлееме, и пальмовые листья принес из земли Иерихонской. Вот уж он-то знал и рассказывал про стрелков, продавших души нечистому за умение стрелять без промаха…

По словам отца Тука выходило, что стрелок, продавший душу дьяволу, должен стрелять в распятие. Дьявол, типа, своей рукой направляет эти самые стрелы, а из распятия кровь пречистая каак брызнет! И прямо на эти стрелы, а эти стрелы потом хоть в сторону пускай — все одно попадут…

— Понял. А другие стрелы?

— Другие стрелы могут попасть в цель, а могут и не попасть. Отстреляет слуга диавола эти три стрелы, и все. Дальше он лучник уже нисколько не лучше, чем всякий другой…

Я хмыкнул теперь уже в голос:

— И что, кто-то верит в эту белиберду?

Аббат Тук собирался ответить, но тут вмешался один из стрелков — брюнетистый косоглазый детина:

— Истинная правда, купец, истинная правда. Вот я как-то попался Робину в капюшоне — так только святой молитвой и спасся. Приставили нехристи меня к дубу и давай стрелы пускать! А он-то — страшный, рога из-под капюшона видны — лук свой бесовский поднял, прицелился и… Я молитву сотворил, а лук-то у разбойника — из ребра самого Люцифера, и Господь-то от меня стрелы отвел. Целую тучу стрел пустили разбойники, а меня ни одна не задела…

М-да? А что ж это я тебя не помню, недостреленный? Поди-кось, это ты еще моего предшественника видел, так он, с пьяных глаз, мог и промазать. Только вот лук… Ну, и кто ж ты такой, носитель астигматизма? [33]

— …Истинно говорю, а всякий подтвердит: Черный Билль — лесничий королевских лесов никогда не врет!

Ага! Лесничий, значит. Ну-ну…

Черный Билль принялся рассказывать, как в их приходе, подле Донкастера, один колдун захотел получить неминучие стрелы и выстрелил в деревянное распятие, стоявшее на перекрестке. Стрела попала Христу прямо в грудь, и тут же из раны вырвалась красная молния — боевым лазером садануло, надо полагать — и все! Колдуна этого насквозь небесным огнем прошпандорило… Шиндец!..

33

Гудков ошибается. Косоглазие в медицине называется страбизм, а астигматизм — это различное преломление световых лучей по осям глаза.

Не знаю, как я удержался от комментариев его рассказу, но в это время из ворот города вышла в торжественном порядке, с шерифом, его женой и дочерью во главе, толпа разряженных рыцарей и горожан. Так что лесничий не успел рассказать, чем кончилась эта история с колдуном-лучником и лазерным распятием. Остальные слушатели тоже плюнули на недоконченный рассказ, пялясь на знатных гостей, которые чинно рассаживались по местам.

Герольд протрубил в окованный серебром рог, и состязание началось. Малютка Джон, как голубь почты любви, пользуясь общей суматохой, отправился передать ляти Марионе мое послание. А мы тем временем решили насладиться зрелищем.

На одном конце стрельбища стояли лучники — человек пятьдесят, хотя звания «лучник» достойны были, пожалуй, человек шесть, не более. Только у этих были хотя бы английские классические ростовые луки с соответствующими стрелами. Остальные вышли с какими-то подозрительными гнутыми деревяхами, причем столь небольшого размера, что тетиву они натягивали не к плечу, а к груди. Правда, приглядевшись, я разглядел на двух этих «деревяхах» костяные накладки, что делало их более упругими и, стало быть, довольно дальнобойными. Но все равно: общее впечатление об этом стрелковом клубе было печальным…

На другом конце поля была установлена мишень — большой щит с тремя черными кругами посередине. Прикинув дистанцию от огневого рубежа до цели, я пришел к выводу, что нам сейчас покажут упражнение примерно на семьдесят метров, а если еще учесть, что диаметр кругов — около тридцати шести сантиметров, то это — почти олимпийская программа. Интересно, а квалификация будет?..

Квалификации не было. Лучников сразу разбили на пары и начали стрельбу на выбывание. Блин! Ну как же попробовать хочется!..

Стрелки на празднике были не то чтобы косорукие или плохие. Они просто НЕ БЫЛИ стрелками. Если бы против нашей секции выпустили эту банду, то тренер Оскар Петрович точно помер бы от смеха, даже не дожив до конца состязаний…

Вот на этом самом месте мои наблюдения за соревнованиями были прерваны появлением Малыша Джонни. Он словно ледокол прорезал толпу и, раздвигая грудью зевак, подошел к нам.

— Ну?

— Отдал письмо, — Джон радостно осклабился. — В самые ейные ручки и сунул.

— Ну?!

— Прочитала.

— НУ?!!

Джон осклабился еще сильнее. На мгновение показалось, что уголки его рта сейчас сойдутся на затылке и башка распадется на две части.

— Во, — он торопливо сунул мне в руку некий предмет. — Тебе…

Я принялся разглядывать ответный дар ляти Марионы. Чего за хреновина, а? Нет бы кольцо какое переслала или брошку… Лучше всего, конечно, приглашение на свидание, но… Да что это, в самом-то деле?

Я чуть не завопил в голос, разглядывая полоску жесткой, блестящей материи с какой-то странной булавкой на конце. Погоди-ка, а это не пояс, часом? Не понял! Она что — высечь меня обещает? Блин, ну вряд ли она намекает на ожидающие нас упражнения в стиле садо-мазо! Или нет?..

— Ну, Робин, ну дает! — восхищенно прошептал над моим ухом Статли. — Это ж надо: девка сама пояс перед ним развязывает. Даже не на свидании, а так — после письма…

— Авансом, — прогудел аббат Тук. — Мол, жду — не дождусь! Слушай-ка, сын мой, а ты, случаем, не колдун?

— Ты чо, святой отец, эля перебрал?

В глазах беглого монаха прыгают озорные чертики:

— Да неужто ты, сын мой, исхитрился вызвать любовь столь прекрасной и столь благородной девы без помощи лукавого соблазнителя человеков? — басит он было сурово, но не выдерживает и разражается веселым смехом: — Ну, ты, Робин — мастак по энтим делам! Надо же! Так на пергаменте расписал, что девица готова уже из платья выскочить! Пояс ему свой прислала! Ну, ты — мастак!

И при этих словах мне на спину обрушилась могучая длань нашего замполита. Ох ты! Я понимаю — это он меня от избытка чувств по спине хлопнул, но впечатление такое, словно врезали доской поперек хребта!..

— Святой папаша, осторожнее, мать твою! Убьешь ведь!

Так вот что означает пояс?! Прикольно… Такого я и сам не ожидал. Нет, конечно, я старался, и письмо мы с Энгельсом сочинили — будь-будь… Одно только: «Я вас люблю, чего же боле? Что я могу еще сказать? Теперь я знаю: в вашей воле меня презреньем наказать…» уже круто. Энгельрик млел, перекладывая Пушкина на пергамент, а уж когда я добавил из Высоцкого: «Я дышу — и, значит, я люблю! Я люблю — и, значит, я живу!» — он и вовсе прослезился и заявил, что в сравнении со мной он — жалкий глимен! Но это он зря, ей-ей! Большую часть текста сочинил он, и это тоже было нечто! «О, прекрасная дева, что лучом зари осветила печальную тропу по юдоли скорбей! К твоим стопам припадаю и молю: не отвращай от меня свой небесный лик! Ибо нет для меня горшей муки и тяжелейшего испытания, чем быть в разлуке с тобой!» — и так далее, и тому подобное, и бла-бла-бла! Венчал весь этот шедевр литературного жанра чуть переделанный пассаж из старого мультика «Я ради ваших глаз готов сражаться с тысячей врагов! Без колебаний в бездну ринусь! Сгорю за вас и утоплюсь! Я вас не вижу — это минус, меня не гонят — это плюс!» В качестве печати пришлось использовать завалявшуюся в кармане пятидесятикопеечную монетку, той стороной, где герб Москвы — так тоже неплохо вышло…