Робкая

Как и тогда, он сидел на своей стороне высокого учительского стола, а я — напротив него. В углу висела та же таблица Менделеева, что была там десятилетиями. Шкафы в задней части комнаты были наполнены мензурками и горелками Бунзена. Над нами висела точная копия солнечной системы, над созданием которой я помогала ему работать несколько лет назад.

— Помнишь как в старшей школе ты приходила сюда по четвергам, чтобы пообедать со мной?

Я кивнула.

— Лучшие обеденные перерывы.

Я бросала своих друзей в кафетерии, ради обеда с папой. Однажды один мой одноклассник сделал ехидный комментарий по этому поводу, назвав меня папиной дочкой. На что я просто пожала плечами и ушла, потому что это было правдой. Я была папиной дочкой. Сорок пять минут, проведённых в его классе, никогда не вызывали у него смущения.

Большую часть этих обедов мы с папой говорили о моей домашней работе или о моих друзьях. Если меня что-то беспокоило, его класс становился моим спасением.

Так и было сегодня.

— Что-то не так, милая?

Я проглотила кусок сэндвича и запила его глотком кока-колы.

— Нет, — солгала я.

Он нахмурился.

— Уилла.

— Ничего важного, — я также лгала и себе.

Последние две недели были ужасны. С тех пор, как я спросила Джексона, любит ли он меня, всё между нами начало рушиться.

Мы по-прежнему виделись каждый день, но он был отстранён. Он больше не смеялся со мной, и его редкая улыбка была вымученной. Всякий раз, когда я спрашивала его, всё ли с ним в порядке, он бесился и говорил мне, что у него просто много всего на уме.

Возможно, более храбрая женщина приставала бы к нему и давила на него, пока он не признался бы что его беспокоит. Может быть, она бы воспротивилась ему, потребовав, чтобы он перестал так себя вести.

Но я не была такой женщиной. Я позволяла ему ворчать днём, потому что ночи он всё равно проводил в постели со мной.

Джексон, возможно, и не хотел разговаривать со мной, но, похоже, у него не было никаких проблем с тем, чтобы затаскивать меня в постель.

Было ли жалким то, что я позволяла ему это? Может быть, женщина, которая не любила бы его так сильно, отказывала бы ему.

Но я просто не могла. По вечерам, когда Джексон не работал, я приходила к нему домой, чтобы приготовить ужин для них с Райдером. Мы ели, а потом все вместе смотрели телевизор на его потёртом кожаном диване.

В те ночи, когда Джексон работал, Райдер оставался с Хейзел. Он не приглашал меня в бар, чтобы провести с ним вечер. И теперь он всё больше и больше времени проводил там. Всякий раз, когда я приглашала его пообедать или просто провести время вместе, у него были встречи с Теей или он с чем-то помогал Хейзел.

Тем не менее, он появлялся в моей квартире в полночь.

Я ни разу не оттолкнула его, когда он забирался ко мне в постель.

— Ты всегда можешь поговорить со мной, — сказал папа.

— Я знаю. Спасибо тебе за это, — но это был разговор для мамы или, может быть, Лейтон. Мне нужен был женский совет.

— Райдер, кажется, прекрасно приспосабливается к школе.

— Я тоже так думаю, — кивнула я. — Он отличный парень. И, похоже, у него уже появилось несколько друзей.

Папа ухмыльнулся.

— Из того, что я видел, он мистер Популярность.

— Я совсем не удивлена.

Папа и Райдер познакомились несколько недель назад, но так как папа не был его учителем, они не часто виделись. Хотя я была рада, что и он, и Лейтон были здесь, чтобы присматривать за Райдером.

Я была не просто влюблена в Джексона. Его младший брат обвёл меня вокруг своего пальца.

Райдер был милым и забавным. На его привлекательной мордашке всегда красовалась улыбка, а в глазах был огонёк, который напоминал мне его брата. Это о многом говорило, особенно с тех пор, как Джексон обратился в окружной суд с просьбой стать его законным опекуном. Было удивительно, как набор бумаг, ожидающих оценки судьей, мог стереть гору забот из головы маленького мальчика.

Он был единственной причиной, по которой отношения между Джексоном и мной не были переполнены неудобством. Райдер был буфером в те вечера, которые мы проводили вместе. Джексон без труда одаривал его нежными улыбками или смеялся над историями о новых приключениях Райдера в школе.

Он отдалялся только от меня.

И во всём этом была моя вина.

Меня так взволновали комментарии моих друзей, что я слишком сильно надавила на Джексона. Он не был готов признаться в своих чувствах. Насколько я знаю, он никогда и никому не говорил этих слов.

Я отказывалась верить, что он не любит меня. Он любит. Просто это слишком большой шаг для него, и ему нужно было время. Мысль о том, что он не любит меня или никогда не полюбит, причиняла такую боль, что я не могла дышать.

Было ли жалким жить в отрицании?

Моя вечная скука не помогала. Весь день мне было нечего делать, и я постоянно думала о Джексоне. Мне нужно было отвлечься.

— Мне скучно, — сказала я папе. И одиноко.

Он рассмеялся.

— Ну, если скука приводит тебя на обеды ко мне, я не могу жаловаться.

— Жаль, что я не смогла найти работу на эту зиму. В лагере я занята всего около пяти часов в неделю, и это сводит меня с ума. Я подумывала о том, чтобы расширить свои поиски до Калиспелла.

Он был всего в тридцати милях отсюда, но перспектива ездить туда каждый день зимой не привлекала меня. Шоссе, огибавшее озеро, в это время года часто покрывалось льдом, так что тридцатиминутная поездка могла занять вдвое больше времени. А когда становилось совсем плохо, дорога закрывалась.

Но поскольку делать больше нечего, кроме как сидеть дома в одиночестве и переживать, возможно, стоит рискнуть и отправиться в путь.

— Какую работу ты хочешь? — спросил папа.

— Мои возможности ограничены. Я не хочу устраиваться на работу, где люди будут рассчитывать на мою кандидатуру больше, чем на несколько месяцев. Так что остаётся не так уж много вариантов. Может быть, какая-нибудь сезонная работа. Держу пари, я смогу найти что-нибудь в торговом центре на Рождество.

Хотя я сомневалась, что была бы так хороша в розничной торговле. Я была не совсем общительным продавцом. Но работа помогла бы мне пережить январь. И тогда осталось бы всего несколько месяцев до возвращения лагеря к работе.