Родина Кэрри

«Разве мы сами не отщепенцы?» — произнес Саул, когда Кэрри разговаривала с ним прошлой ночью по зашифрованной спутниковой линии.

— Бейрутскую контору слили. На ней можно ставить крест, — доложила Кэрри.

— Все так плохо? — спросил Саул. Его голос из-за шифрования звучал слегка смазано.

— Даже гламурный фотограф знает, что Филдинг — из ЦРУ, вот и думай: плохо дело или нет.

— А Дима?

— Она из Хальбы. Странно, что эта пикантная информация не указана в досье.

— Так она суннитка? — Саул всегда понимал ее с ходу, за что и нравился Кэрри.

— Как раз сейчас это проверяю. Получается, сорванный теракт в Нью-Йорке — еще большая загадка, чем мы думали. Стали бы шииты помогать суннитам? А если верить Филдингу, то Дима вообще была христианкой. Где смысл?

— Мы что-то упускаем, — сделал вывод Саул. — А что с этой Раной?

— Она тоже с севера, из Триполи. Вероятно, суннитка. Они с Димой знали друг друга: их отцы вместе служили. Занятно, правда?

— Соображения есть?

— Похоже, Рана замешана в деле.

— Да, похоже на то. Что еще нарыла?

— Они были отщепенками. Обе.

— Разве мы сами не отщепенцы? — произнес Саул, напомнив о беседе перед отъездом Кэрри.

Он заехал за Кэрри, собираясь отвезти ее в международный аэропорт имени Даллеса. Ехать, в принципе, было недалеко.

— В Бейруте держись подальше от конторы, особенно от Филдинга, — предупредил Саул. — Иначе так ничего и не выяснишь.

— Что, если мы столкнемся с ним? В Бейруте порой бывает тесновато.

— Скажи, что участвуешь в операции с «доступом по особому разрешению». — Такие операции санкционировались лично директором ЦРУ, действия их участников скрывались даже от сотрудников с доступом к самой секретной информации (включая начальников отделений). — Если Филдинг начнет возбухать, сошлись на меня или Дэвида Эстеса. Никто в бейрутском отделении не должен знать, что ты вернулась в Ливан.

— Кроме Верджила.

— Да, кроме него. Но и к нам, в Лэнгли, ты за помощью обратиться не сможешь. Будешь сама по себе.

— Мне не привыкать.

Сказав это, Кэрри вспомнила белый домик на Фаррагут-авеню в Кенсингтоне, и как соседи перестали разговаривать с ними после того, как отец купил большой дом на колесах и припарковал его на подъездной дорожке. Когда же соседи спросили, зачем ему трейлер, отец ответил: дескать, он погрузит в него семью и отправится на Великие озера, смотреть на чудо. Вспомнила, что им с Мэгги было не с кем играть: в гости никто не заглядывал, да и сами они не могли пойти к соседям — вдруг отец позовет. От матери помощи было не дождаться, а Мэгги все время просилась на улицу. В доме постоянно царила тишина, и сестры прятались ото всех — словно безумие передавалось, как грипп.

— Порой мне кажется, что тебе нравится работать в одиночку, — заметил Саул.

— Я всегда была отщепенкой.

— Все мы такие. Спасибо работе.

— И ты? Ты тоже отщепенец?

— Шутишь?! Хоть на секунду вообрази, каково было мне, единственному мальчику из ортодоксальной еврейской семьи, расти в Каллиопе, что в Индиане, среди белых ретроградов? В пятидесятых и начале шестидесятых? Мои родители чудом пережили холокост и сделались вконец ортодоксальными. Цеплялись за веру, за Бога, словно за край обрыва над пропастью. Мой отец держал аптеку, но во всем городке мы такие были одни. Будто марсиане. Меня не пускали на христианские праздники в школе, отгородили от всего, что родители считали хоть мало-мальски гойским или идолопоклонническим. Я рассорился с ними, желая произнести клятву верности, потому как на флагштоке, видишь ли, сидел маленький металлический орел. Мне даже в бейсбол играть не разрешали, а ведь игра мне нравилась. Просто начиналась она с молитвы Христу. Все мы отщепенцы, Кэрри, но работа сплачивает нас, таких одиноких.

* * *

Кэрри подъезжала к Библосу — городку, в котором родилось слово «Библия», — когда позвонил Верджил. Впереди она уже видела сосредоточенную на средиземноморском побережье старую часть города: белые дома на холмах, церкви и мечеть.

— Есть попадание, — сказал Верджил.

— Говори.

— Эта наша актриска звонила по тому самому мобильнику. Я отследил звонок через базу данных несуществующего агентства. Помог твой дружок Джимбо. Умеешь заводить поклонников, Конфетка!

Несуществующим Верджил назвал АНБ, потому что в Вашингтоне долгое время в шутку расшифровывали эту аббревиатуру как «А Нет таких и не Было», дескать учреждение — секретное дальше некуда.

А Конфеткой он назвал Кэрри, памятуя о песне Нила Даймонда «Сладкая Кэролайн».

— Хорош трепаться, Верджил, — сострила в ответ Кэрри. — Кому она звонила?

— Твоему старому другу. Певчему птаху.

Господи боже! Соловью! Тахе ад-Доуни. Круг замкнулся: Дима — Соловей — Рана. Оставалась, правда, еще третья девушка с фотографии, Мариэль.

— О чем они говорили?

— Вечером расскажу. На том же месте? В четверть девятого?

Верджил не хотел ничего говорить по сотовому. «То же место» — парк напротив представительства ООН в районе Хамра. От названного времени следовало отнять еще сорок пять минут, то есть Верджил будет ждать Кэрри в условленном месте в половине восьмого, в 19:30.

— Ясно, до встречи.

— Ma’al salaama [19] , — насмешливо добавил Верджил и повесил трубку.

19

До свидания (араб.).

Ведя машину вдоль береговой линии и глядя на отраженные в воде солнечные блики, Кэрри ощущала себя донельзя хорошо. Она словно парила в воздухе, как ястреб. И хотя она еще не отыскала все кусочки головоломки, те, что уже имелись, встали на свои места. Все шло просто великолепно. Благостное чувство охватило Кэрри, будто она погрузилась в горячую ванну. Она приблизилась к причинам происходящего, к тому, кто за всем этим стоит. Неизвестный скрывался за занавесом, что навис над Бейрутом подобно горам. Все шло к завершению, словно в сексе, когда дело близится к оргазму — блаженство еще не наступило, но ты чувствуешь приближение пика.

Кэрри ехала вдоль возделанных полей по прибрежному шоссе, делившему Библос на две части: старую и более современную, — и думала, не взять ли перерыв, отдохнуть. Посмотреть достопримечательности: крепость крестоносцев или римские руины? Или вообще снять номер в прибрежном отеле? Это ведь так хорошо: выбраться на пляж, босыми ногами пройтись по песку, устроиться в шезлонге, чтобы официант подносил тебе «Маргариту», глядеть, как чайки парят над водной гладью, высматривая рыбу…

Так, собралась, живо! Кэрри одернула себя, выпрямилась. Когда она последний раз принимала лекарство? Похоже, близится очередной заскок, и душевный подъем — ненастоящий.