Родишь мне сына

— Вот, — говорил узист и, скорее всего, показывал что-то на экране, — видите? Думаю, тут и так все понятно. Объяснять не буду... Так бывает. Сперва думаешь одно, а на самом деле все не так, как представлялось.

— Что там? — билось мое сердце все быстрее. — Доктор, что там? Почему вы молчите, это нечестно — говорите.

— Не надо, — прозвучало от Марата. — Я все понял.

— Хорошо, тогда послушаем сердечко...

Режим работы оборудования стал другим. Я начала слышать звук — уже более осознанно. Он был похож на... был похож на удары сердца. Оно билось. Я слышала внутри себя сердцебиение.

— Я слышу, как...

— Вы слышите сердце? — спросил узист. — Мне сделать погромче?

— Да, я слышу, — начинала я нервно смеяться. Прямо до слез. Я впервые в жизни слышу сердце малыша. — Господи, оно бьется...

— Да, — поддакивал врач. — Конечно. А как же могло быть иначе? Конечно, оно бьется.

— Оно бьется, — вытирала я слезы рукавом, — оно так сильно бьется... — Я вдруг прислушалась. Стала вслушиваться в звук и... задала странный вопрос: — А это нормально, что... звук такой странный?

По палате разливался стук пульсирующего сердца. Но он был какой-то "не такой". Не таким, как надо. Другой ритм. Ритм был ломанным. Мне это не нравилось. На слух было легко понять, что удары не синхронны. Они происходят словно хаотично. Словно что-то не в порядке.

— Почему он странный? — спросил медик. — Что именно вас смущает?

— Оно работает нормально? Сердце — мне кажется, что звук неправильный. Хаотичный. Это так надо? На этом сроке это считается нормой?

— Я патологий не обнаружил. Все нормально.

— Просто... — не могла я успокоить материнское чутье. — У меня такое чувство, будто сердцебиение сбито. Оно учащенное. И возникает иллюзия, будто это сразу два отдельных сердца бьются рядом. И поэтому их ритм сливается. Они будто мешают друг другу. У вас нет такого чувства?

— Нет, — хрипло произнес Марат.

Врач умолк на пару секунд, а потом мне сказал:

— Думаю, вы просто слышите собственное сердце. Вот и все.

— О... — поняла я причину. — Вон оно, в чем проблема.

— Вы слышите сразу два сердца — ребенка и ваше. Это нормально. А так... все хорошо.

— Да, правда? — переживала я. — Плод здоров? Отклонений нет? Он хорошо развивается? Нет угрозы потери?

— Не беспокойтесь, Лана. Все показатели в норме.

— Боже, как я рада, — упала с моих плеч гора. — Сперва я так боялась...

Впрочем, врач еще немного поводил по мне холодной штукой, убрал ее, вытерев мне живот.

И весьма загадочно добавил под молчание Марата:

— Ну а то, что выходит за пределы нормы некоторых людей... вы сможете обсудить уже дома, вместе с мужем. Наедине. Я ведь только медик. И показываю то, что видят приборы, — погладил он меня по плечу. Ничего не сказав напрямую. — А приборы не всегда видят то, что нужно родителям. Такова суровая реальность.

Это нам первый раз нормально показали малыша. Но я ничего не видела. А Марат непривычно молчал, словно что-то произошло. Скрининг занял несколько часов, у меня взяли ряд анализов, обещали прислать развернутый отчет спустя пару дней. Но я и его не смогу прочесть. Была связана слепотой по рукам и ногам. А он молчал, вел машину и молчал.

— Что ты там увидел? — нарушила я тишину. Надеялась на нормальный разговор двух взрослых людей. Ведь не может такого быть, чтобы тот самый человек, которому я верила, все это время доверяла как себе... вдруг взял и оградился от меня. Вот так сидел совсем рядом и молчал. — Пожалуйста, скажи мне честно, что ты там видел. На экране. Я ведь знаю, врач тебе все показал. Абсолютно все. А я сижу во тьме...

— Все хорошо, — ответил он сухо. Даже не глянул в мою сторону — не повернул головы при ответе. Будто я провинилась в чем-то. Только в чем? Это ведь его ребенок, только его. Он мой первый и единственный мужчина. Других нет и не было никогда.

— Это не ответ, Марат. О том, что "все хорошо", мне сказал и врач. Но он просто не хотел все говорить при тебе. Ты наверняка запретил ему рассказывать правду... Мне что, позвонить и спросить у них по телефону?

— Тебе не расскажут.

— Почему это не расскажут?

— Такие вещи — они только в документе. И я его сам получу. Завтра. Или послезавтра.

Мы ехали домой. За окном размеренно шуршали шины. Изредка я слышала клаксоны, шум каких-то двигателей, резких тормозов. Все как обычно. В салоне было тихо. А у меня в голове по-прежнему стоял звук сердцебиения. Того, что я услышала в клинике. Внутри меня жил Даниил. И я как мать имела полное право знать всю правду о его здоровье.

— Ты ведь знаешь, я не смогу его прочесть. Расскажи мне главное. Хотя бы в двух словах. Я ведь нервничаю. Вдруг там что-то не так.

— Хм... — странно ухмыльнулся он. — Что-то не так? Может быть.

— Что значит, "может быть", Марат?! — Я разнервничалась и пошла на крик. — Ты меня что, вообще за дуру держишь?! Думаешь, я не понимаю, что ты прячешь от меня что-то важное?! Я хочу все знать!

— Хватит! — рявкнул Марат. Так громко и злобно, как не было уже давно. Он так давно уже не делал. Я его не узнавала. — Закрыла рот и просто помолчи! Дай мне спокойно доехать домой!

— Почему... — стало мне вдруг так обидно, что слезы сами наворачивались. — Почему ты себя так ведешь? Сегодня... в этот день... Мы ведь ждали этот срок, чтобы сделать первый скрининг. Мне казалось, мы чувствуем одно и то же, а ты берешь и просто... просто... — сдавливало мое горло от слез. — Просто ведешь себя, словно чужой. Будто не ты отец ребенка у меня внутри. Ну скажи... — добивалась я, — скажи мне честно, чем я завинила? Что я такого сделала, что ты отвернулся от меня, Марат!

— ХВАТИТ!

Он дал по тормозам. Покрышки завизжали. Нас развернуло на пол-оборота прямо посреди дороги.

Мне стало страшно, я испугалась. И умолкла. Думаю, он этого и добивался — хотел меня просто запугать. Чтобы я замолчала.

Нам сигналили. Снаружи долетали крики недовольных. Я чувствовала тошноту — она подступала все выше и текла одной волной с растущим напряжением.

Он психанул. Он сильно разозлился на пустом месте. Я не знала, почему. Не знала, что будет дальше и к чему нас приведет этот скандал. Я просто умолкла и тихо всхлипывала. Хочет молчания — хорошо, я буду молчать. Только бы не бил. Только бы не ударил меня и ребенка.

Марат был сам не свой. Буквально на взводе. И это было страшно. Я уже отвыкла от такого. Неужели все пойдет насмарку, и мы расстанемся? Только не это. Не дай господи...

Я смолчала. Он ничего не сказал. Повернул руль и продолжил ехать. Мы без проблем добрались домой, но в воздухе стояло что-то нездоровое. Была недосказанность. И нежелание обсуждать нечто важное. Я бы даже сказала — самое важное, что было у нас на тот момент.

— Мы должны поговорить об этом, — набралась я смелости. — Ты мне нужен. Очень нужен, Марат. Что случилось? Не молчи, я умоляю.