Рогнеда. Книга 1

— Пойду! — Ульян кивнул.

— Вот и славно. — Митрий облокотился о телегу. — Завтра поутру к лоткам приходи, что на Свиной горе. Туда, где всякой снедью торгуют. Там и встретимся.

— А почему не сейчас идти?

— Дурья башка! Кто ж в лес пустым отправляется? Путь-то не близкий. Да и стемнеет скоро. Вот завтра прикупим запаса и сразу уйдем из города… Понял все?

— Понял.

— Только деньгу захвати, а то поистратился я, за тобой бегавши.

На том и расстались.

На следующий день, только народ еще заспешил к заутрене, Ульян стоял в условленном месте, в начале торговых рядов, и ждал Митрия. Из дома он улизнул тайно — никому ничего толком не объяснив. Только старый Никодим хотел что-то крикнуть вдогонку, да куда там! Ульяна уже и след простыл.

— Долго ждешь? — неожиданно раздалось из-за спины.

Ульян обернулся и увидел улыбающуюся рожу Митрия, лениво лузгающего семечки.

— Да не очень, — проворчал недовольно. — Пойдем что ль?

— Пойдем.

Народу, несмотря на раннее время, толкалось много. Всем чего-то да надо. Кто приехал продать живность разную или иные какие припасы, кто наоборот — прикупить. Митрий, а за ним Ульян, протискивались сквозь людей, выискивая то, что надо. Вернее, выискивал Митрий, а Ульян только складывал в большой мешок. Нетерпение его росло. Скорей бы уже отправиться, а не здесь отираться. И куда им столько жратвы? У одной из лавок остановились поглазеть на веселое зрелище. Купец в дородном парчовом халате торговался до хрипоты с мужиком с бородой, закрывающей всю грудь. Рядом на прилавке лежали свиные окорока, и из-за них, видимо, и разгорелся спор. Разошлись так, что принялись за грудки друг друга хватать. Народ, всегда охочий до подобного рода забав, посмеивался, подначивая то одного, то другого.

Ульян с Митрием тоже поглазели и пошли дальше. У одной из лавок, где торговали медовухой, опять остановились, выпили по жбану. Напротив, в лавке, были развешаны целебные травы, и оттуда шел дурманящий запах.

Митрий, выпив два жбана подряд, раскраснелся и, впав в благостное настроение, принялся поучать Ульяна.

— Запомни, дурья башка, с нами не пропадешь. Я да Кистень, атаман наш, вот где сила! — сжал руку в кулак, погрозил в воздухе. — Девку эту как умыкнуть от посадника тоже я придумал. Да тут и ума-то много не надо было… Но об этом — цыц, никому ни слова!

— Теперь-то она где? Тута в городе или в ином каком месте?

— Так я тебе и сказал! Схоронили мы ее надежно, ни одна собака не догадается… — Митрий притянул Ульяна к себе, прошептал в самое ухо: — В лесу она, в пяти верстах от Борисова. Вот там и сидит под присмотром атамана нашего… — толкнул Ульяна в бок. — Тебя дожидается!

Около прилавка остановилась старая бабка и стала рыться в холщовом мешке, из которого в разные стороны торчали пучки травы. Митрий замолчал на полуслове, пьяно покачнулся, икнул и напустился на нее:

— А ты чего здесь шляешься, карга старая? Вынюхиваешь чего, я спрашиваю?

— Нужны вы мне больно, охальники, — проворчала та.

— Тогда пошла отсюдова! Катись, катись, старушенция. Да торопись, а то смерть тебя за углом уже поджидает.

— Тьфу! — Бабка разогнулась, взвалила на спину мешок, из-под насупленных бровей взглянула на Митрия и неожиданно плюнула ему под ноги. — И тебе, соколик, недолго на этом свете засиживаться придется. И за тобой вскоре придет дух святой.

— Чаво-чаво ты там лопочешь? — Митрий хотел схватить бабку за седые космы, но та извернулась и пропала средь рядов.

— Да оставь ты ее! — Ульян попридержал Митрия за рукав. — Накличешь беду еще какую… Не иначе, ведунья это. Заметил, какой глаз у нее недобрый?

— Плевал я на ее глаз. И на нее тоже плюю… Тьфу… Эй, харчевник! Плесни-ка еще винца.

— Постой, а когда же мы в лес-то отправимся?

— Успеется. Не сегодня, так завтра. Не горюй, паря, повидаешь еще зазнобу свою.

— Как — завтра? Ты ж говорил, что сегодня пойдем!

— Отстань! Сказано завтра, значит завтра… И не зли меня!!!

Бабка медленно ковыляла вдоль мощеных улиц. Пройдя две или три улицы, свернула в едва заметный проулок и вскоре остановилась у покосившейся калитки. Войдя в избу, сбросила на пол два мешка, привычно потянула носом. Из-под скамейки выскочил кот, весь в каких-то бурых пятнах, потерся о ногу. Бабка наклонилась, почесала его за ухом.

— Что, Рябой, все озоруешь? — Кот мяукнул. — Постоялица-то наша не очнулась еще?

Прошла в тесную комнатенку, где за грязной занавеской лежала больная.

— Очнулась, ну и ладно, — проговорила бабка, увидев, что та лежит с открытыми глазами. Спросила, усаживаясь рядом: — Болит бок-то?

— Да так, — едва слышно ответила та. — Полегче уже.

— Это одолень-трава тебе помогла, не иначе. Да заговор, должный спасти от злых чар оборотня.

Больная посмотрела на знахарку.

— Да-да. А ты как думала? Не об еловую ветку поцарапалась, а волк оставил на тебе свою отметину. А это хуже некуда. Случись такое в лунную ночь, то бегать бы тебе до конца дней в серой шкуре.

— Неужель такое может быть, бабушка?

— Может, девонька, может. Еще пращурами нашими завещано всячески беречься от лап да клыков волчьих.. — Бабка помолчала. — А, может, это и не волк был вовсе, а душа потерянная, в кою вселился дух сатанинский? Вот он и бегает, ищет новую жертву.

— А я?

— А что ты? Промедли еще хоть день, и все — обратилась бы ты в волка. Ведь сила эта дьявольская не сразу проявляется и не сразу ломает душу человеческую, а исподволь. Три дня надо, не меньше, чтоб полностью переродиться. Это в том случае, ежели не в лунную ночь на тебе отметину оставили. Если так, то превратишься сразу и ахнуть не успеешь. А так — только на третий день… Ты в бреду валялась, а я силу сатанинскую из тебя изымала. Тяжко пришлось, но, хвала богам, справилась. Ты бы видела, девонька, как ломало тебя. Думала — все, помрешь.

— Спасибо тебе, бабушка. Я уж тебя отблагодарю.

— Да ладно, чего сейчас об этом горевать? Жива, и слава Богу… Тебя хоть как звать-то?

— Дарья я. — Врать знахарке Дашка не посмела.

— А я Аграфена, значит… Аграфена Лукинична. Просьбу я твою исполнила. Прикупила одежки разной. Тебе, думаю, впору будет. Только зачем тебе мужицкая-то одежда? Ты вон, ладная какая девица, а прячешь красоту свою под мужицким одеянием. Зачем?

— Так надо, бабушка.

— Ну, надо, так надо, — не стала спорить знахарка. Неожиданно взор ее помутнел, стал злым. — Была сейчас у торговых лотков и встретила двух охальников. Один-то ничего, молчаливый такой, а другой злой. Орет на всех, на меня накинулся. Пропащие люди. Видела, что печать смерти лежит на обоих, а им хоть бы что. Я и сказала об этом. Не поверил этот горластый, чуть не пришиб по злобе своей.

— Кто такие?

— Тати, судя по всему — лесные. Я на ухо-то слабовата, но услыхала, когда близ была, что про девицу какую-то толковали. Якобы умыкнули, а откуда — не поняла я. Разбойники они раз… Господи!!! Да что с тобой? Ты что, ополоумела, девка?

Дашка вскинулась на ложе, вмиг забыв про рану. Откинула легкую простынку, не обратив внимания, что лежит, в чем мать родила. Вперила взгляд в бабку.

— Где видела их?! Расскажи!

— Не иначе — бесовская сила в тебе еще осталась, — испуганно пробормотала бабка, потом напустилась на Дашку: — Ты наготу-то свою прикрой, бесстыдница, да не скачи, аки блудница!