Рок

– Но ведь…

– Никаких «но»! Как я сказал, так и будет. Марафет не должен даже догадываться, что я приехал в Чикаго не один. Пусть видит, что я ничего не боюсь. А кроме того, ты не забыл, что там у нас имеется Рита?

– Наш засланный казачок… - усмехнулся Костя.

– Скорее - казачка. Так вот, вы будете очень-очень внимательно следить за мной, и если что - спасать.

– Спасать… - повторил Костя и скептически хмыкнул: - А если Марафет решит просто грохнуть тебя без разговоров?

– Для того, чтобы грохнуть, не нужно устраивать такого спектакля, - возразил Знахарь, плавая вокруг Кости, - я вообще думаю, что он, зная о моих деньгах, - а он наверняка о них знает, - попробует вписать меня в какое-нибудь дело, чтобы эти деньги вытянуть. Пока я богат, я нужен ему только живой, и обязательно в качестве партнера. Это - точно.

– Ну-ну…

– Во тебе и «ну-ну». В общем, пора звонить ему и договариваться о встрече.

– Так иди и звони! Но только помни о том, что я тебе сказал. От Марафета можно ожидать чего угодно. Вероломство и коварство пока никто еще не отменял.

– Ишь ты, Шекспир двадцать первого века!

И Знахарь неожиданно перевернул матрас, на котором нежился Костя.

Подняв фонтан брызг, Костя, уж от кого-кого, а от Знахаря не ожидавший вероломства и коварства, панически забил конечностями по воде и выпучил глаза. А Знахарь тем временем выбрался на край бассейна и, насмешливо глядя одним глазом на Костю, спросил:

– Тебе не приходилось исполнять в школьных спектаклях роль Муму?

Костя, отплевываясь и фыркая, подплыл к нему, закинул руки на бортик и ответил:

– Если ты вообразил себя Герасимом, то тебе придется объясняться с Марафетом жестами, а по телефону это не прокатит.

Знахарь вздохнул:

– Да хрен с ним, с Марафетом этим! Что я - урок не видел, что ли? Меня гораздо больше беспокоит Рита. Прошло уже две недели, а она так ни разу и не позвонила.

– Не волнуйся, - сказал Костя и положил голову на край бассейна, - бабы, они живучие и хитрые. А уж Рита - просто чемпионка по этой части.

– Будем надеяться, - сказал Знахарь.

– Да не вздыхай ты, - усмехнулся Костя.
– Получишь свою Риту в целости и сохранности. Все будет нормально.

Знахарь задумчиво посмотрел на небо, и это было его большой ошибкой.

Костя, увидев, что босс потерял бдительность, схватил его за лодыжку и сильно дернул. Взмахнув руками, Знахарь обрушился в бассейн, а Костя, выбравшись из воды, с насмешкой посмотрел на начальника и сказал:

– Это тебе за Муму. А вообще, как мне показалось, ты собирался звонить Марафету. Но я предлагаю сначала пообедать. Как говорил один умный человек, основа каждого мероприятия - сытый желудок.

– А этот человек жив?
– спросил Знахарь, вылезая из воды.

– Жив.

– Тогда он действительно умный.

И они пошли в дом, перешагивая через неподвижные тела валявшихся тут и там братков, которым предстояло очередное рискованное приключение.

Вдруг Костя остановился и, повернувшись к Знахарю, спросил:

– Слушай, а как ты себя чувствуешь в роли короля Восточного берега?

Знахарь поморщился и ответил:

– Наверное, я первый в истории король, который хочет уничтожить своих подданных всех до единого. То, что теперь я должен рулить всеми этими уродами от Майами до Бостона, совсем меня не радует.

– Что, тяжела шапка Мономаха?
– язвительно спросил Костя.

– Вот прикажу тебе голову отрубить, тогда узнаешь, - пообещал Знахарь.

– Не губи, владыко!
– воскликнул Костя и, распахнув перед Знахарем дверь, согнулся в шутовском поклоне.

* * *

Я давно уже привык к тому, что так называемые американские города не имеют ничего общего с настоящими городами, одним из которых, конечно же, был есть и будет мой любимый Питер.

Стремление людей к независимости, подкрепленное американскими свободами, привело к возникновению специфического вида городской застройки, благодаря которому Ильф и Петров назвали Америку двухэтажной. Как-то мы с Костей разговаривали об американских городах, и я объяснил ему, в чем тут дело.

У нас, например, в четырехсотквартирном доме живут четыреста семей, и все это занимает площадь, ну, скажем, сто на пятнадцать метров. А в Америке эти четыреста семей имеют четыреста домиков, и каждый участок занимает тридцать метров по фронту. Значит, для того, чтобы разместить эти четыреста домиков, нужна улица длиной шесть километров. По двести домиков на каждой стороне. И вот результат - вся Америка представляет собой огромную деревню, в которой от булочной до прачечной - километры. И без машины ты просто умрешь с голоду и завшивеешь в грязных шмотках, если у тебя нет собственной прачечной в подвале. Но у американцев и машины есть, и стиральные автоматы. Так что живут себе припеваючи. Правда, припевать приходится в обществе семьи, а если семьи нет, то в одиночку или в баре, где по вечерам собираются такие же идиоты, которые друг другу сто лет не нужны. Америка…

Вот я и говорю, что Чикаго - такая же двухэтажная бесконечная деревня, в центре которой имеется сотня нормальных городских домов да десяток небоскребов, которые по вечерам красиво освещены и поэтому выглядят весьма живописно.

Мои гвардейцы, которыми без меня руководил Костя, прибыли еще вчера, так что, спускаясь с трапа «боинга», я был уверен, что за каждым мои шагом бдительно следят расторопные ребята с биноклями, пушками и рациями. Конечно же, кроме них за мной следили такие же расторопные ребята Марафета, у которых тоже имелись рации, бинокли и пушки, но тут уж ничего не поделаешь. Таковы правила игры, и не я их выдумывал.

В одной руке у меня был небольшой чемоданчик со шмотками, другой рукой я вертел пижонскую тросточку, а на морде красовались черные очки. Воспаление глазницы прошло, я наконец смог вставить стеклянный глаз и поэтому не привлекал особого внимания своей экзотической черной повязкой.

«Боинг» стоял в пятидесяти метрах от входа в здание аэропорта, и я сразу увидел двух крепких ребят в черных костюмах и черных очках, которые, заметив меня, решительно пошли навстречу. Марафет любезно сообщил мне, что меня встретят как положено, и выполнил обещание. Глядя на твердо шагавших ко мне марафетовских пацанов, я в который уже раз с тоской подумал о том, что уголовная братва никогда, наверное, не откажется от этих мрачных черных костюмчиков, больше подходящих гробовщикам. Хотя, возможно, они сознательно одеваются так, чтобы создать у окружающих соответствующее впечатление о себе и напомнить о бренности нашего существования.

– Знахарь?
– спросил остановившийся прямо напротив меня тип со сломанным носом и сильно помятыми ушами.

– Знахарь, - ответил я и протянул ему свой чемодан. На его лице отразилось непонимание, и я сказал:

– Чемоданчик возьми.

Видно было, что это ему не очень понравилось, а может быть - даже очень не понравилось, но он взял мой чемодан и сказал:

– Там машина ждет.

Я кивнул и пошел следом за ним. Второй шел позади меня, и я почувствовал себя под конвоем. Вот идиоты, подумал я, надо же хотя бы притворяться гостеприимными! А так они просто выдали намерения того, к кому я приехал. Конечно, может быть, я и ошибаюсь, может быть, они просто не умеют вести себя иначе, что взять с тупых шестерок… И все же я достал из кармана платок и, вытерев пот со лба, уронил его на бетон.