Рокоссовский: терновый венец славы
Шрифт:
Сталин, раскуривая трубку, вышел из-за стола, подошел к Антонову и сосредоточенно начал разглядывать карту. Антонов посторонился и стал рассматривать какие-то бумаги, лежавшие на столе. Наступила короткая пауза.
– Как вы называете линию фронта, которая сложилась на западном направлении севернее и южнее Полесья?
– спросил Верховный, не отрывая взгляда от карты;
– Белорусский балкон,- ответил Антонов.
– «Белорусский балкон», - повторил Сталин, усмехнувшись.
– И чем же он не нравится Генеральному штабу?
– Он прикрывает путь нашей армии на Варшаву, - сказал Антонов, работая указкой.
–
– Антонов повернулся к Сталину.
– Все эти обстоятельства, товарищ Главнокомандующий, заставили Генеральный штаб рассматривать наступление в Белоруссии с целью разгрома находящейся там крупной группировки противника как важнейшую задачу на современном этапе борьбы с фашизмом.
Все присутствующие в кабинете с удовлетворением наблюдали за Антоновым, который и на этот раз аргументированно, грамотно и по-военному четко доложил обстановку на фронтах, сделав разумные и последовательные выводы.
– Убедительно, товарищ Антонов, - сказал Сталин и занял свое место в президиуме.
– Для нанесения здесь удара способствует и обстановка в тылу противника. Против фашистов действует 150-тысячная армия белорусских партизан. Это Немалая сила.
– Он повернулся к начальнику Генерального штаба.
– Операция «Багратион» уже согласована, а вы, товарищ Василевский, доложите коротко о ее замысле.
Василевский подошел к карте и доложил, что к операции привлекаются силы трех Белорусских фронтов и 1-го Прибалтийского фронта. Он подробно рассказал о силах и средствах, имеющихся в наличии для осуществления масштабной операции «Багратион».
– Ставка утвердила план действий правого крыла 1-го Белорусского фронта на Люблинском направлении, - продолжал Василевский. — Ему отводится основная роль в осуществлении хорошо продуманной нами операции.
– Начальник Генштаба глянул на Верховного и продолжал водить указкой по карте.
– Мы предлагаем: главный и решающий удар нанести с хорошо подготовленного и выгодного плацдарма на Днепре (район Рогачево). Мы думаем сосредоточить здесь основные силы прорыва обороны противника.
Василевский положил указку на стол, вытер вспотевшее лицо и, повернувшись к президиуму, произнес:
– Товарищ Главнокомандующий, есть один очень важный вопрос. Тот, кто должен проводить в жизнь наш план операции, относится к нему отрицательно.
– Как вас понимать, товарищ Василевский?
– повысил голос Сталин.
– Товарищ Главнокомандующий, несмотря на то, что все
представители Ставки поддержали план операции, командующий 1-м Белорусским фронтом с ним не согласен и настаивает на двух главных ударах.
– Это что еще за новости?
– повысил голос Сталин, вынимая изо рта трубку.
– Константин Константинович, почему вы не согласны с решением Ставки и Генерального штаба?
– Потому, товарищ Сталин, - поднялся Рокоссовский, - что я считаю - при выполнении моего замысла мы достигнем больших успехов при минимальных потерях.
– Если строй идет нога в ногу,
а один выпадает из строя, -махнул трубкой Верховный, - то кто здесь прав?– Я настаиваю на своем плане операции.
– Доложите свои соображения, товарищ Рокоссовский.
– Есть, товарищ Главнокомандующий!
– ответил Рокоссовский и направился к карте.
Член Ставки Ворошилов, преданно взглянув на Сталина, предвидя разнос с его стороны, ехидно улыбнулся.
Буденный потрогал усы, посмотрел на Рокоссовского с сочувствием.
Жуков резко повернулся к карте и не сводил глаз с командующего фронтом. Его взгляд, казалось, говорил: «Ну-ну, посмотрю я на тебя, когда ты останешься без перьев».
Только один Молотов окинул Рокоссовского безразличным взглядом. Видимо, в хитросплетениях военной стратегии он понимал мало и ему было безразлично сколько наносить ударов -один или пять, лишь бы гитлеровцы были биты.
Под неодобрительными взглядами представителей Ставки и любопытными взорами остальных участников совещания - они еще не были свидетелями такого дерзкого «бунта» - Рокоссовский подавил в себе минутное волнение и с едва уловимой улыбкой произнес:
– Глубоко изучив обстановку, расположение своих сил и противника, а также замысел операции «Багратион», я пришел к выводу, что на правом крыле 1-го Белорусского фронта целесообразно нанести два главных удара с разных участков. Один, как это и предусмотрено планом, - с Рогачева на Бобруйск.
– Он показал направление удара на карте.
– Другой - из района нижнего течения Березины, Озаричи в общем направлении на Слуцк. Повторяю: оба удара должны быть главными.
Жуков угрюмо посмотрел на командующего фронтом и беззвучно зашевелил губами. Создавалось впечатление, что, если бы не представители Ставки, он бы высказал свое мнение по поводу двух ударов, не стесняясь в выражениях.
Сталин медленно вышел из-за стола и, продолжая посасывать трубку, остановился на некотором расстоянии от генерала армии. Подняв на него глаза, сказал:
– Вы думаете, товарищ Рокоссовский, что мы, разрабатывая операцию «Багратион», не изучили обстановку, - он поднял вверх дымящуюся трубку, - а взяли все с потолка?
– Нет, товарищ Главнокомандующий, я так не думаю, -ответил спокойно командующий фронтом.
– Но в изучении противника, находясь на переднем крае, мы имеем преимущество.
– В чем это преимущество?
– Составлению нашего плана предшествовала большая работа не только на карте, но и на местности. Иногда приходилось в буквальном смысле слова ползать на животе, - усмехнулся Рокоссовский.
Спокойствие и рассудительность командующего фронтом начали раздражать начальника Генерального штаба. Василевский был уверен в своей правоте и с нетерпением ждал, когда закончится этот, как он считал, бесполезный разговор.
– У вас есть подозрение, что Генеральный штаб и ставка совершают ошибку?
– Я понимаю, что мое предложение идет вразрез с установившимися взглядами на ведение наступательного боя, - несколько смутившись, сказал Рокоссовский.
– Да, принимая несколько необычное решение, мы идем на известное распыление сил, но в болотах Полесья, товарищ Сталин, другого выхода просто нет, а вернее сказать - другого пути к успеху операции я лично не вижу.
Сталин, явно недовольный несговорчивостью Рокоссовского, подошел к нему поближе: