Рокоссовский: терновый венец славы

– Николай Федорович, дорогой мой, - вынужден был заявить Рокоссовский на второй день.работы.
– Я приехал сюда не уличать вас в бездеятельности, не пугать вас, не вмешиваться в вашу компетенцию и не читать вам мораль, в которой вы не нуждаетесь. Я искренне хочу, насколько сумею, помочь вам разобраться в тех временных неудачах, которые нас постигли. Ведь на войне бывает всяко. Я тоже не святой.

– Спасибо, - улыбнулся Ватутин.

Натянутые отношения между генералами постепенно начали исчезать. Рокоссовский направил Казакова в штабы армий, а сам в течение нескольких суток изучал обстановку в управлении фронта.

– Когда вы вступаете в командование 1-м Украинским фронтом?
– деликатно спросил Ватутин, когда работа подходила к концу.

– С ролью командующего войсками фронта вы справляетесь не хуже любого из нас, - ответил Рокоссовский.
– У меня и в мыслях этого нет. Мне бы скорее вернуться к себе. У нас своих дел уйма.

– Все ясно, - совсем повеселел Ватутин, заранее зная, что Рокоссовский был направлен к нему не с обычными полномочиями. Он знал, что к этому генералу особое расположение питает Сталин. Он на миг представил себе, если бы в роли Рокоссовского оказался кто-то другой, тогда неудачи не сошли бы ему с рук.

Генерала армии несколько удивила система работы командующего фронтом. Он сам редактировал приказы и распоряжения, вел Переговоры по телефону и телеграфу с армиями и штабами.

С начальником штаба фронта генералом Боголюбовым, способным штабистом, у Рокоссовского состоялся не очень приятный разговор.

– Почему вы допускаете, что командующий фронтом загружен по уши работой, которой положено заниматься штабу и лично вам?

– Я ничего не могу поделать, - ответил тот.
– Командующий старается все сделать сам.

– Вы обязаны немедленно перестроить работу и заняться своими прямыми обязанностями. В противном случае будет страдать дело.

– Хорошо, я постараюсь, но вы переговорите по этому вопросу и с командующим.

К замечаниям Рокоссовского Ватутин отнесся очень серьезно.

– Сказывается то, что я продолжительное время работал в штабах, - смущенно признался он.
– Вот и хочется ко всему приложить руку. Я это сейчас же поправлю.

В комнате командующего фронтом за чаем Рокоссовский, чтобы не обидеть Ватутина, сказал :

– В обстановке на фронте я ничего страшного не вижу. Дело вполне поправимо, но надо идти на риск и активно наступать.

– Если бы не близость украинской столицы, то я бы не переходил к обороне.

– Николай Федорович, дело вот в чем, - генерал армии повернулся к Ватутину.
– Пользуясь пассивностью фронта, противник собрал крупную танковую группировку и стал наносить удары то в одном месте, то в другом. На мой взгляд, ошибка ваша в том, что вы, вместо того чтобы ответить сильным контрударом, продолжали обороняться.

– Да, тут я допустил явный промах. Не хотел рисковать, и напрасно.

– Если присмотреться, то тут нет никакого риска, - Рокоссовский махнул рукой с дымящейся папиросой.
– У вас помимо отдельных танковых корпусов имеются две танковые армии, дышащие друг другу в затылок. Это же большая пробивная сила. А общевойсковые армии, а артиллерийские резервы? Да с таким количеством войск только и наступать, а не сидеть в обороне.

– На днях нанесу удар. Спасибо за совет.

Вечером Рокоссовский в присутствии Ватутина связался по ВЧ со Сталиным и доложил свои выводы об обстановке, о намеченных мерах, которые уже начали проводиться в жизнь. Он особенно акцентировал внимание на том, что Ватутин как командующий фронтом находится на своем месте и войсками руководит уверенно. Рокоссовский попросил разрешения у Сталина вернуться на Белорусский фронт.

Ватутина было трудно узнать: он подтянулся, шутил, улыбался, а на прощание Рокоссовскому сказал:

– Я много был наслышан о ваших человеческих качествах, а теперь убедился в этом и сам. Спасибо за помощь, за урок душевности, который вы мне преподнесли. Я никогда этого не забуду.

Это была их последняя встреча. В ближайшие недели войска Ватутина нанесли противнику ряд сокрушительных ударов, до основания расшатавших его оборону. Но 29 февраля 1944 года во время очередной поездки в войска генерал был тяжело ранен украинскими националистами - и 15 апреля его не стало.

Рокоссовский был потрясен этой утратой.

Глава двадцать первая 1

Светлым августовским утром 1943 года «кукурузник» приземлился на зеленый луг, который тянулся широкой полосой вдоль деревни Ловцевичи. Здесь, где-то в семидесяти километрах северо-восточнее Минска, располагался штаб партизанского отряда, куда был направлен прямо из Москвы Белозеров. С самого начала войны эта деревня входила в партизанский район, куда никогда не ступала нога фашистов. Хозяевами здесь были народные мстители - партизаны.

Вскоре его встретили трое молодых людей с автоматами на груди и повели в сторону деревни. Они с любопытством поглядывали на пришельца с Большой земли и', ведя разговор между собой на белорусском, застенчиво улыбались.

– Куда мы идем?
– спросил Белозеров, расстегивая верхние пуговицы своего десантного полевого обмундирования.

– К командиру партизанского атрада, - ответил один из них.
– Ужо близко.

Они прошли метров двести по сосновому лесу, который кончался небольшим выступом в форме клина, а затем по полевой дороге, среди ржаного поля, направились в деревню.

– Кто здесь сеял рожь?
– спросил Белозеров, чтобы но молчать.

– Як хто? Мы сами, - ответил тот же партизан.
– Нам тожа ести трэба. Бяз хлеба не праживешь.

Освещенная солнцем земля, словно покрытая нежным золотым покрывалом, уходила на восток, где виднелся зеленый холм, отсвечивавший памятниками и крестами.

Дом, в котором жил командир отряда, был окружен деревьями и вместе с другими постройками занимал довольно-таки приличное пространство. Резные ставни были покрашены в белый цвет и резко выделялись на фоне потемневших бревен. В саду стояла пятиметровая вышка.

В одной половине дома располагался штаб отряда, а другая его часть была отведена под жилье командиру.

Когда Белозеров вошел в дом, навстречу ему из-за стола вышел широкоплечий двухметрового роста здоровяк лет пятидесяти с крупным загорелым лицом. Глядя на его роскошные усы, казалось, что ему в каждую щеку воткнули по лезвию кинжала.

– Муц Павел Андреевич, - представился мужчина и пожал Белозерову руку так, что тот чуть не присел.
– Командир здешнего партизанского отряда.
– Он жестом пригласил его сесть, а сам, заложив руки за спину, ходил по комнате.
– Мы очень рады вашему прибытию. Нам катастрофически не хватает квалифицированных кадров. Мне передали, что вы хорошо знакомы с подрывным делом.