Роковая любовь немецкой принцессы

Лишь бы брюхо набить, а потом поспать… и безразлично все, что будет твориться в эти блаженные минуты переваривания пищи…

Павел сыто зевнул:

– Великолепные Wьrstchen, ничего не скажешь. И вино чудесное… Ах, как я наелся! После такого обеда невыносимо хочется поспать, но я, конечно, не покину вас, друзья мои…

Он откинул голову на спинку стула и смежил веки.

Граф Андрей и Вильгельмина сидели неподвижно, глядя каждый в свою тарелку.

Прошла минута, другая… Павел сладко всхрапнул.

Вильгельмина чуть слышно стукнула ножом по бокалу. На хрустальный перезвон, словно на зов колокольчика, явился Ганс с маленькой, мягкой, удобной подушечкой в руках. Он осторожно приподнял голову Павла и пристроил под нее подушечку. Полюбовался делом своих рук, вопросительно посмотрел на великую княгиню. Та кивнула. Ганс удалился, заботливо прикрыв за собой дверь.

Теперь он станет подле нее с другой стороны и никого не подпустит к ней. Впрочем, все уже привыкли, что великие князья гневаются, если кто-то мешает их обеду с графом Разумовским.

Лишь только дверная ручка повернулась, Минна вскинула глаза на Андре.

Он улыбнулся и встал.

Минна рванулась было к нему, но опасливо оглянулась на спящего мужа и приостановилась. Приложила палец к губам. Глаза ее сияли смехом и нежностью. Смех адресовался глупому рогоносцу, спавшему на стуле, нежность изливалась на Андре, который с полупоклоном отодвинул перед ней портьеру, закрывавшую вход в маленький салон, примыкавший к столовой.

Это был совсем маленький салон. Он более походил на будуар – столик с лампой, два стула, небольшая софа…

Минна присела на край софы и подняла краешек юбки. Андре с вожделением смотрел на ножку в белом чулке и зеленой, под цвет платья, туфельке, вышитой серебром.

Минна потянула юбку вверх. Тонкая, изящная нога открылась до колена.

Андре в два шага оказался рядом, опрокинул Минну на софу, принялся расстегивать штаны.

Она томно откинулась, разбросала руки, выпятила губы, как для поцелуя… Нет, поцелуи потом, сейчас поскорей бы утолить желание, которое уже стало невыносимым… которое всегда становилось невыносимым после того, как начинались разговоры о троне, о будущей власти…

Яростно овладевая покорно раскинувшейся женщиной, граф Андрей Разумовский овладевал сейчас покорно раскинувшейся Россией!

Он твердо верил, что так будет: сначала они вынудят Екатерину отречься… в конце концов, с ней может что-нибудь случиться. Потом что-нибудь подобное случится с Павлом, и на троне окажется Минна.

Но не одна. Рядом с ней будет граф Разумовский. Советник, верный друг, незаменимое лицо в государстве… морганатический супруг!

…Когда его дед Розум валил свою жену на лежанку, это называлось у него «наяривать». Во времена графа Андрея Разумовского в обиход вошло жеманное французское выражение faire l’amour, делать амур, и это выражение он очень любил, однако сейчас он именно наяривал – да так мощно, что Минна жалобно постанывала и один раз даже вскрикнула:

– Ах, мои фижмы! [19] Ты их сломаешь!

– Черт с ними, – тяжело дыша, ответил Андре и уткнулся губами в родинку между ее грудей.

Минна зашлась в блаженных стонах!

Спустя полчаса Павел открыл глаза от того, что у него затекла голова. Ему было невдомек, что Ганс уже вытащил из-под нее удобную подушечку. Великому князю пора было просыпаться.

Граф Разумовский и Вильгельмина сидели на своих местах и со странным, полусонным выражением лиц ели персиковый компот.

19

Юбка на каркасе, появилась в 1711 г.: прямо в платье вшивались пластины китового уса или ивовые прутья. В 40-х гг. в Англии придумали овальные фижмы, их стали надевать под нижнюю юбку, причем они были сделаны на шарнирах, чтобы их можно было свободно поднимать. Существовали до 80-х гг. XIX в., на смену им пришел кринолин.

Павел задумчиво посмотрел в свою чашку. От компота поднимался парок (цесаревич любил горячее), значит, его только что налили, а между тем он не мог вспомнить, как убрали сосиски и переменили приборы для десерта. В голове туман, виски ломит… Неужели он слишком много выпил? Чудесное было вино… Зато, несмотря на этот туман, он отлично помнил, по какой причине сегодня задержался обед!

Это воодушевило Павла. Даже голова болеть перестала.

– Так ты говоришь, Андре, у тебя была встреча с Ганнингом? – спросил он весело. – А чего хотел от тебя англичанин? Почему он искал с тобой встречи?

– Ну… – протянул Андре. – Видите ли, англичане хотят предложить России немалый заем. Однако переговоры с государыней ни к чему не привели, вы же знаете, что она ненавидит брать в долг.

У Вильгельмины раздулись ноздри. Екатерина ненавидит брать в долг… легко ей быть такой щепетильной, имея под рукой государственную казну! А если у тебя каких-то пятьдесят тысяч… ну разве можно жить на такие нищенские гроши?!

Английский заем! На эти деньги можно так много себе позволить! На эти деньги можно… можно какое-то время пожить достойно!

Про то, что всякие деньги кончаются, а долги нужно отдавать, она и думать сейчас не думала.

– И что, – легкомысленно спросил Павел, облизывая ложечку, – англичане намереваются предложить этот заем тебе?

Он хихикнул, довольный своим остроумием, однако граф Андрей не улыбнулся в ответ.

– Нет, ваше высочество, – произнес он очень серьезно. – Я всего лишь посредник в переговорах. Англичане намереваются предложить эти деньги вам. На ваши цели… на ваши самые заветные цели.

Последние слова он выделил голосом.

Павел замер с ложечкой во рту…

* * *

Шифрованное послание от министра внутренних дел Франции Шуазеля посланнику в России Шарлю Оливье де Сен-Жоржу, маркизу де Вераку.

Маркиз, мне кажется, вы порой переходите за рамки допустимого. Мало того, что вы, находясь в непосредственной близости от предмета наших государственных интересов, просите меня подыскать шпиона для засылки к этому предмету, так вы еще позволяете себе пенять мне на медлительность! После прихода вашего нервического послания первым моим побуждением было отозвать вас из России, однако я понимаю, что заменить вас в данное время просто некем. Вы отлично прижились в этой несусветной стране, обязанности свои выполняете вполне удовлетворительно, известны как умелый и ловкий дипломат, императрица ласкает вас и даже приглашает на приватные обеды, где вы можете черпать свои наблюдения из первых рук, ну а если у вас возникают известные затруднения, что же, «I na starouhou bivajet prorouha», как писали вы не столь давно. Кстати, расшифровка этой фразы вызвала затруднения, не стоит злоупотреблять местной экзотикой.

Впрочем, самой первой причиной, побудившей меня смирить раздражение и приложить все усилия для помощи вам, было то, что ваше чутье вас не обмануло. Нам и в самом деле посчастливилось найти слабое место в том непробиваемом панцире, которым окружила себя великая княгиня, бывшая принцесса Дармштадтская. Это очень близкий к ней человек, ему она обязана тем, что родилась на свет…

Предвижу ваше изумление, маркиз. Нет, это не ландграф Людвиг, как могло бы вам показаться! Этого человека зовут Ганс Шнитке, он однажды, рискуя жизнью, спас из кареты, повисшей над пропастью (дорогу размыло, а лошадей понесло), ландграфиню Генриетту-Каролину, которая была в ту пору беременна своей дочерью Вильгельминой. Ходили слухи, что в прошлом Ганса Шнитке не все чисто, что за его плечами какое-то преступление, совершенное во Франции. Мы проверили эти слухи и выяснили подробности, которые будут не только интересны, но и важны. Я не рискую доверять эти сведения бумаге, однако будьте готовы встретить чрезвычайного курьера из Парижа. Настоятельно прошу обращаться с этим человеком со всей мыслимой и немыслимой деликатностью, ибо от него во многом зависит, сумеем ли мы прибрать к рукам Ганса Шнитке, или этот, без сомнения, сильный и наглый негодяй из них выскользнет, не только не принеся нам пользы, но и страшно навредив нашим планам.