Роковые иллюзии

Положение Орлова было особенно уязвимым, поскольку он мог попасть под подозрение из-за предыдущей работы в 1926–1928 годах в Париже, где в январе 1930 года было совершено сенсационное похищение генерала Кутепова. Орлов мог узнать, как агентам ОГПУ удалось проникнуть в окружение Кутепова, главы РОВС (Российского общевоинского союза) — под таким названием была известна белогвардейская военная организация, — которая уже давно была главным объектом внимания Москвы. Одним из его ближайших сподвижников был генерал Николай Скоблин, завербованный ОГПУ и открывший путь для проникновения в РОВС и похищения его руководителя. Кутепов исчез с парижской улицы, а позднее просочилась информация о том, что он умер от сердечной недостаточности на борту советского парохода, на который он был доставлен под хлороформом советскими похитителями [94] .

94

Краткое изложение дела о похищении Кутепова см. Dziak. «Chekisty», pp. 109–110

и Andrew and Gordievsky. «KGB: The Inside Story», pp. 116–117.

Орлов признался ФБР, что он узнал о похищении и смерти генерала по возвращении в Москву для получения инструкций. Хотя он утверждал, что об этой операции ему стало известно только через два месяца после похищения, в 1957 году он рассказал американским сенаторам, что узнал подробности только после своего отзыва в 1931 году. Он сообщил, что находился в кабинете Артузова в тот момент, когда ему, начальнику Иностранного отдела, позвонил Яков Серебрянский, похититель Кутепова, арестованный в Румынии при исполнении другого «специального мероприятия», как в то время ОГПУ именовало задания по похищению и убийству [95] . Дальнейшее расследование дела о похищении Кутепова, хотя и не давшее результатов, активизировалось благодаря полученной из хорошо информированных источников разоблачительной информации о подрывных и шпионских операциях, руководимых из-за высоких, окрашенных в белый цвет, стен здания советской дипломатической миссии на улице Гренель [96] . Эти заявления были сделаны Григорием Беседовским, который в октябре 1929 года, будучи поверенным в делах СССР во Франции, совершил сенсационный побег через стену посольства, преследуемый вооруженными охранниками из службы безопасности ОГПУ. Беседовский был близким другом Орлова во время его первой командировки в Париж. Судя по тому, что он рассказал ЦРУ, побег дипломата был спровоцирован неправильным обращением с ним Яновича, сменившего Орлова на посту резидента, после того как Центр направил бывшего докера по фамилии Ройзенман для расследования вопроса о благонадежности Беседовского. В отношении последнего поступили сигналы о том, что он якобы является украинским националистом. По словам Орлова, Ройзенман приказал Беседовскому «пустить себе пулю в лоб». Беседовский, сказал он, знал многое о советских секретных операциях во Франции и выдал французской полиции немало сведений. Орлов рассказал, что позднее он обнаружил, что благодаря их тесной дружбе его псевдоним «Николаев» был единственным, о котором Беседовский умолчал в своих показаниях [97] .

95

Orvov. «Legacy», p. 6.

96

Сербрянский, судя по тому, что Орлов рассказал ЦРУ в 1965 году, «не был штатным сотрудником госбезопасности», но был оперативным работником, которого «привлекали только для выполнения специальных заданий». Этот «внештатный боевик» был «хладнокровным и расчетливым человеком, знавшим свое дело», хотя обычно он работал в Москве в одном из министерств. Орлов рассказывал, что Кутепов «умер на руках своих похитителей от сердечного приступа» и что его тело было захоронено около посольства. (Заметка Орлова от 15–16 апреля 1965 г. в его «Handbook»).

97

Замечания Орлова о Григории Беседовском взяты из Orlov. «Handbook».

Истории о советских заговорах с целью похищения, убийства и шпионажа заполнили первые полосы мировой прессы и следственные дела полиции и контрразведок европейских стран. Это вполне могло дать Орлову повод поразмыслить после своего возвращения в Москву в апреле 1931 года над недостатками осуществления руководства шпионскими операциями из советских посольств и тортовых представительств в Париже и Берлине. Его советы помогли в реорганизации зарубежных операций Московского центра. Позже он заметил: «Советскому правительству было необходимо перестроить разведывательные операции на территории иностранных государств таким образом, чтобы в случае провала кого-нибудь из агентов следы не вели в посольство СССР и чтобы правительство могло отрицать любую связь с разоблаченной шпионской сетью» [98] .

98

Orlov. «Handbook», p. 40.

Орлов рассказал американцам, снимавшим у него показания, что по возвращении в Москву Артузов, его шеф, предложил ему сразу же снова поехать за границу, чтобы вернуть похищенные драгоценности дома Романовых, но ему удалось уклониться от этого задания [99] . Однако в архивах ОГПУ нет никаких сведений о том, что к Орлову или к кому-либо вообще когда-нибудь обращались с подобным предложением. Его основной работой было руководство VII отделением И НО ОГПУ, занимавшимся экономической разведкой. В этом качестве он мог помогать реорганизовать методику проведения операций за рубежом. Он не только обладал личным опытом работы в резидентурах Парижа и Берлина, но и работал в штаб-квартире ОГПУ в то время, когда была утверждена структура так называемых «нелегальных» разведцентров. Они были созданы для проведения операций за границей подпольными рези-дентурами, никак не связанными с. дипломатическими миссиями и торговыми представительствами. Пребывание Орлова на Лубянке совпало также и с небывалым расширением масштабов внутренних операций ОГПУ с целью насильственного проведения коллективизации советского сельского хозяйства.

99

Orlov. «Legacy», p. 6.

Провозглашенная «Вторая революция» была предпринята по указанию Сталина, когда, невзирая на безумные затраты людских и финансовых ресурсов, войска госбезопасности были направлены во все уголки СССР, чтобы держать в страхе крестьянство и рабочих. ОГПУ играло ведущую роль в насильственном проведении политики создания колхозов, а также в принуждении рабочих к выполнению нереальных целей в промышленности, поставленных Первым пятилетним планом. Насильственная коллективизация стала причиной страшного голода 1932–1933 годов, в результате чего возникло стихийное восстание крестьян против политики партии и начались бунты на некогда продуктивных сельскохозяйственных угодьях Украины. Бунты эти жестоко подавлялись войсками ОГПУ [100] . Хотя Орлов был занят реорганизацией зарубежных операций, он, будучи старшим по должности чекистом и имея многочисленные связи в других отделах, не мог не знать о чудовищных страданиях голодающих народных масс и жестокости, с которой по приказанию Сталина ОГПУ усиливало диктат партии. Четверть века спустя он будет говорить, что осведомленность об этом была одним из факторов, способствовавших его решению совершить побег в 1938 году.

100

Dziak. «Chekisty», pp. 62–75; Robert Conquest. «The Great Terror; A Reassessment», New York: Oxford University Press, 1990, pp. 18–20.

«С 1931 года, когда жестокая политика коллективизации сельского хозяйства вызвала голод в СССР, я полностью разочаровался в коммунистической партии и политике Кремля», — заявил Орлов в 1954 году, отвечая на вопросы иммиграционной службы США [101] . Не объяснил он только одного: почему ему потребовалось еще шесть лет, чтобы взбунтоваться, и почему он продолжал спокойно работать в высших эшелонах становившейся все более бесчеловечной тайной полиции. Никогда Орлов не признавал также и то, что на него ложится какая-то доля коллективной ответственности, которую сотрудники ОГПУ, несомненно, несли за молчаливое согласие с тем, что Сталин полностью контролировал их аппарат. Подобно многим другим революционерам старой закалки, Орлов, по-видимому, держался в стороне и был ослеплен надеждами, возлагаемыми на ленинизм, пока не стало слишком поздно воздействовать на ход сталинских репрессий; когда террор обратился против преданных чекистов вроде него, он предпочел совершить побег.

101

Orlov. «Legacy», p. 65; сравните с более подробными данными, которые он дал СИН: «Record of sworn statement before the US Naturalization Service (INS), 29 June 1954», p. 49, FBS Files, Orlov, Internal Security, R. 105—6073.

В ходе допросов, проводимых ФБР, протоколы которых были рассекречены, Орлов старательно избегал сообщать какие-либо подробности о своей роли в тот критический период, когда Сталин навязал ОГПУ личную власть. Из послужного списка Орлова видно, что он действительно возглавлял VII отделение Иностранного отдела, которое занималось координацией деятельности экономической разведки. Однако в 1954 году он сообщит инспектору службы иммиграции и натурализации, что с 1931 по 1933 год «работал в тресте льноэкспорта Советского Союза», где «в течение примерно двух лет заведовал кадровыми вопросами». Правда, он признался, что ездил в Соединенные Штаты с паспортом на имя Льва Леонидовича Николаева и прибыл в Нью-Йорк на борту немецкого лайнера «Европа» 23 сентября 1932 г. Это была просто официальная поездка, согласованная с советским торгпредством компанией «Дженерал моторе», четыре сотрудника которой присутствовали на собеседовании с ним на предмет разрешения въезда и внесли залог в размере 500 долларов США, поручившись, что он будет соблюдать условия выдачи ему визы сроком на три месяца [102] .

102

Ibid.

Протоколы специального опроса, проведенного иммиграционными властями в Нью-Йорке 26 сентября 1932 г., подтверждают, что Николаев — как Орлов называл себя — отрицал наличие у него каких-либо родственников в Америке. Однако когда в 1954 году тот же вопрос был задан ему службой иммиграции-и натурализации, он признался, что «отыскал двоих», обзвонив несколько десятков абонентов со знакомыми фамилиями, найденными по телефонному справочнику, и «спрашивая у них, не в России ли они родились». Следователи ФБР установили позднее, что на самом деле Орлов наладил контакт со значительно более широким кругом старых друзей по Бобруйску, чем он указал. Они обнаружили также, что он, вероятно, солгал на проведенном в 1932 году иммиграционной службой опросе, заявив, что не является коммунистом. Позднее Орлов будет оправдывать эту ложь тем, что он всего лишь соблюдал постоянно действующие советские инструкции, запрещавшие любому официальному лицу раскрывать принадлежность к коммунистической партии [103] .

103

Ibid.

Оперативное задание Орлова, если таковое существовало, на три месяца, проведенные им в Соединенных Штатах осенью 1932 года, не указано в его досье в КГБ. Оно раскрывает лишь то, что одной из целей поездки было получение подлинного американского паспорта для использования его в нелегальных поездках в европейские страны. Орлов рассказал ФБР, что посетил автомобильный завод «Дженерал моторе» в Детройте и навестил в Нью-Йорке дальних еврейских родственников, а также друзей детства по Бобруйску. Однако сейчас становится ясным, что его остальные действия так и не были должным образом установлены, хотя следователи обнаружили, что Орлов записался на годичные курсы английского языка в Колумбийском университете под фамилией Николаев. Это явно не соответствовало условиям предоставления ему трехмесячной визы, и, как показывают протоколы Службы иммиграции США, он отбыл в Европу на борту лайнера «Бремен» 30 ноября [104] . Важным ключом к раскрытию его деятельности в США может оказаться тот факт, что Колумбийский университет не раз оказывался «альма матер» для тех американцев, которые становились советскими агентами. Именно в бытность свою в этом университете Элизабет Бентли и Уйттакер Чемберс среди прочих вступили, по их признанию, в члены коммунистической партии США.

104

Ibid.

Хотя пока еще не найдено каких-либо советских документов того периода, которые связывали бы Орлова с какой-нибудь конкретной операцией по вербовке, его досье содержит подлинные американские документы. Доказательством этого является паспорт в красных корках за № 566042 с печатью госдепартамента и за подписью Генри Л. Стимсона, который был выдан 23 ноября 1932 г. на имя Уильяма Голдина. Там дается описание владельца: рост 5 футов 8 дюймов, волосы черные, глаза карие, родился в России 20 июля 1899 г. и указывается род занятий: торговец. Уверенное лицо модно одетого Орлова на паспортной фотографии, удостоверяющей личность, с подписью Уильяма Голдина, выражает удовлетворение, которое он, должно быть, чувствовал, когда приобрел свою новую американскую подлинность [105] .

105

Американский паспорт Орлова на имя Уильяма Голдина находится в архивах СВРР в его личном деле за № 32476, т. 1, с. 227. В распоряжение авторов была предоставлена цветная фотокопия каждой страницы.

Орлов умышленно ввел в заблуждение американские власти, когда утверждал в 1954 году, что не работал «примерно в течение года» после возвращения в Россию из Америки до того, как «начал работать в Интуристе». Он сказал также, что был «директором отдела по выдаче виз», а затем стал «заместителем начальника отдела железнодорожного и морского транспорта НКВД» в 1935 году и занимал эту необычную для него должность до лета 1936 года, когда получил назначение в Испанию.

Орлову было хорошо известно, что это являлось правдой лишь отчасти, поскольку в советской разведслужбе было обычной административной практикой «пристроить» офицера, только что возвратившегося из-за границы, в какое-нибудь другое внутреннее подразделение службы более низкого уровня или в аппарат, где он будет находиться до нового назначения на работу за границей или пока для него не освободится соответствующая должность в Иностранном отделе [106] . В действительности советские архивные документы содержат сведения о том, что после второй безрезультатной командировки в Париж в 1933 году, целью которой являлось создание новой нелегальной резидентуры для проникновения во французскую военную разведку, Орлов приступил к участию в разработке одной из самых важных для Советского Союза операций внедрения: в создании кембриджской агентурной сети в Великобритании. Далее, как видно из документов, Орлов, являясь главой сталинской секретной полиции в Испании, был осведомлен о создании берлинской ветви советской агентурной сети, которую немцы окрестили «Красна^ капелла». Ее тайные связи с Москвой помогли повлиять на ход второй мировой войны. Орлов утаил от ФБР и ЦРУ свою хорошую осведомленность / об этих двух исторически наиболее важных шпионских сетях. Это были, пожалуй, самые важные тайны, которыми он обладал. Поэтому сейчас самое подходящее время, чтобы остановить повествование об удивительной карьере Орлова и рассмотреть новые сведения, почерпнутые в архивах КГБ, — о советской агентурной сети в Берлине предвоенного времени. «Красная капелла» направляла в Москву поток секретной информации от коммунистических агентов со всего «третьего рейха», передавая ее с помощью подпольной радиостанции. В самый критический период второй мировой войны эта сеть контролировалась одним из ближайших сподвижников Орлова — его бывшим помощником Александром Коротковым.

106

Послужной список Орлова показывает, что после его возвращения из Англии в конце октября 1935 года (въездная виза от 29 октября 1935 г.) он действительно был назначен заместителем начальника Транспортного управления НКВД. Дело Орлова № 32476, т. 1, с. 3–5 АСВРР. Это можно объяснить общей практикой, принятой в то время в службе, согласно которой только что вернувшемуся офицеру предлагалась соразмерная должность в другом департаменте или управлении до следующего назначения за границу или пока не освободится более подходящее место в разведслужбе. Орлов фактически работал в разведслужбе. Он продолжал контролировать работу кембриджской группы и давать консультации по оперативным вопросам, хотя в 1936 году он также выезжал в краткосрочные командировки в Эстонию и Швецию, где в его задачу входила, по словам Шпигельгласса, вербовка посла одной из западных стран. Эту задачу он с успехом выполнил. Показания Шпигельгласса в 1939 году, дело № 21746, т. 1, с. 148, архив Министерства безопасности.