Роковые иллюзии
Шрифт:
Потенциальная ценность такой группы для советской разведки была весьма значительной. 19 апреля 1941 г. по приказу Центра Короткое организовал через Харнака встречу с Кукхоффом. Сценарист с готовностью согласился сотрудничать с русским представителем и снабжать его информацией; ему был присвоен псевдоним «Старик». Его группа стала третьим важным компонентом берлинской сети «Красной капеллы», как это видно из схемы, находящейся в досье «Корсиканца». Решение начать использовать в качестве источников разведданных эти взаимосвязанные группы антифашистов далось Москве нелегко вследствие того, что их аморфность и разветвленность нарушали строгие правила безопасности, в соответствии с которыми НКВД обычно управлял своими агентурными сетями. Однако потребность в информации в те весенние месяцы 1941 года, когда приходили все более зловещие подтверждения приближающегося нападения на Советский Союз, объясняет, почему Центр позволил Короткову выступить в роли куратора для всех трех сетей, используя псевдоним «Степанов» в своей секретной переписке с Москвой [136] .
136
«Корсиканец»,
Кобулов стал резидентом в Берлине благодаря хорошим связям с руководством НКВД. Но старые разведчики, сразу же увидев, что ему недостает оперативного опыта и профессионализма, утратили к нему доверие. Это подтверждается замечанием, содержащимся в его личном деле: «Как только речь заходит о «Захаре» (псевдоним Кобулова), Судоплатов (заместитель начальника службы разведки) и Журавлев (начальник немецкого отдела) просто машут руками». Дело «Захара» № 15952, т. 1, с. 41, АСВРР.
Досье «Старшины» показывает, насколько точным источником разведывательной информации был Шульце-Бойзен, когда дело дошло до передачи военной разведывательной информации в преддверии немецкого вторжения 22 июня. Доступ к военным секретам обеспечивала ему работа в министерстве авиации, где он обрабатывал секретные разведывательные донесения германских военно-воздушных атташе. Глубокие и подробные разведданные, которые он передавал Короткову, не только относились к вермахту, но и давали Москве возможность заглянуть в операции германской разведки против Соединенных Штатов, как это видно из доклада от мая 1941 года, полученного из берлинской резидентуры!
«„Старшине" доподлинно известно, что американский военно-воздушный атташе в Москве является германским агентом. Он передает разведывательные сведения немцам, получаемые им, в свою очередь, от своих связей в СССР, и в первую очередь от американских граждан, работающих в советской промышленности. „Степанов" просит об осторожности при использовании этих сведений, т. к. „Старшина" — одно из немногих лиц, которым известно, что американец — немецкий агент» [137] .
137
Дело «Корсиканца» № 34118, т. 1, с. 183, АСВРР.
Цецтр проверил информацию о военно-воздушном атташе США в Москве и телеграфировал Короткову подтверждение, что «сведения «Старшины» об американском военно-воздушном атташе отчасти подтверждаются нашими данными». Именно через Шульце-Бойзена Москва узнала, что иранский военный атташе в Берлине продал англичанам свои услуги в качестве агента и что немцы раскололи иранскую систему шифровки, уговорив торговца коврами, чтобы он выкрал для них коды в обмен на право ввоза в Берлин и продажу там своего товара [138] .
138
Дело «Корсиканца» № 34118, т. 1, с. 120, с. 183—184А, АСВРР.
Архивные документы НКВД показывают также, насколько точной и разносторонней была развединформация, служившая предупреждением о нападении Германии на Советский Союз, которую поставляли «Корсиканец» и «Старшина». Нельзя не удивляться тому, что все предупреждения были оставлены Сталиным без внимания. Краткий перечень их сообщений, полученных V отделом Главного управления государственной безопасности с сентября 1940 по июнь 1941 года, насчитывает одиннадцать страниц в досье «Корсиканца», что составляло целый разведывательный план приближающегося германского вторжения [139] .
139
Там же, т. 2, с. 23–30, АСВРР.
Когда наступил январь 1941 года, Москва получила предупреждение о том, что «люфтваффе» намеревается предпринять разведывательные полеты вдоль границы и над Ленинградом. В последующие недели Геринг перевел русский сектор в активный оперативный отдел штаба ВВС, а в армии начали распределять карты промышленных объектов в СССР. К марту поступило известие, что Гитлер решил назначить дату вторжения на один из весенних месяцев, поскольку русские в таком случае не смогут сжечь на полях все еще зеленые посевы пшеницы, с которых немцы предполагали собрать урожай. ОКВ предсказывало, что Красная Армия сможет сопротивляться вермахту чуть более недели, а затем будет разбита;- Украина будет оккупирована, в результате чего Советский Союз лишится своей промышленной базы. В Москву было также, направлено
подтверждение того, что кампания против Англии откладывается, и сообщалось о продвижении германских сил на Восток. К апрелю Шульце-Бойзен сообщил Москве, что разработка планов боевых операций «люфтваффе» завершена и что их основными задачами будет уничтожение железнодорожных узлов в западной части СССР, нанесение сокрушительного удара по Донецкому угольному бассейну и авиационным заводам в районе Москвы. К маю было ясно, что нападение, первоначально планировавшееся на этот месяц, было отложено по меньшей мере на четыре недели. В июне «Корсиканец» сообщил, что время начала операции надвигается, и передал список германских чиновников, назначенных на должности, чтобы взять в свои руки рычаги управления экономикой на завоеванной территории России [140] .140
Там же.
И наконец, всего за пять дней до того, как германские танковые дивизии перевалили через границу России на рассвете 22 июня после одной из самых смертоносных за время второй мировой войны артподготовок, Короткое передал в Москву от «Старшины», что «люфтваффе» получил боевой приказ. Зловещее и однозначное последнее предупреждение заканчивалось так: «Все германские военные мероприятия по подготовке вооруженного нападения на Советский Союз полностью закончены, и удара можно ожидать в любое время» [141] . Руководство НКВД сочло шифртелеграмму настолько важной, что она сразу же по получении была передана Сталину. Свидетельством цинизма советского вождя является пренебрежение, с которым он отреагировал на сообщение от 16 июня, переданное ему дословно заместителем начальника НКВД Меркуловым: «Товарищу Меркулову. Можете послать свой „источник" из военно-воздушных сил Германии к… матери! Это не источник, а дезинформатор. И. Сталин» [142] .
141
Короткое — Центру, 16 июня 1942 г. Дело «Корсиканца» № 34118, т. 1, с. 223, АСВРР.
142
Опубликовано полностью с резолюцией Сталина в ежемесячном издании «Известия ЦК КПСС», апрель 1990 года.
Возникает вопрос: как мог Сталин оставить без внимания это последнее недвусмысленное предупреждение? Оно подтверждало получаемые в течение многих месяцев конкретные сообщения от «Корсиканца» и «Старшины», которые подкрепляли другие разведданные о подготовке к германскому вторжению, получаемые, как показывают архивы НКВД, Центром от агентов в Германии, Польше, Румынии, Англии и даже в Соединенных Штатах. Кажется неправдоподобным, что и Кремль, и Красная Армия могли быть застигнуты врасплох «операцией Барбаросса», как Гитлер окрестил свой крестовый поход на Россию.
Возможно, Сталин имел основания для того, чтобы отмести как «провокацию» предупреждение о надвигающемся нападении, которое передал ему Черчилль. Оно основывалось на перехваченных и расшифрованных сообщениях германского «люфтваффе». Но, поскольку Сталин точно так же оставлял без внимания подтверждающий это поток достоверных разведданных, передаваемых в Москву такими агентами, как Харнак и Шульце-Бойзен, возникают новые вопросы относительно советского «Пирл-Харбора». Эти новые откровения еще более подчеркивают загадочность того, что в течение полувека дискутировалось по обе стороны «железного занавеса». Был ли Сталин настолько загипнотизирован своим тайным преклонением перед Гитлером, что пренебрег возможностью того, что фюрер всадит ему кинжал в спину? Или оба разведуправления— НКВД и ГРУ — неправильно истолковали и неверно поняли информацию о нависшей угрозе нападения, как это случилось с аналогичными американскими службами перед неожиданным нападением. японцев на тихоокеанскую морскую базу 7 декабря 1941 г.?
Советские архивные документы, к которым теперь открыт доступ, дают основания предполагать, что оба этих фактора способствовали роковой ошибке кремлевского руководства. Сведения, содержащиеся в делах агентов «Корсиканца» и «Старшины», несомненно, говорят о том, что Сталин располагал точными данными о приближающемся нападении Германии. Однако другие документы НКВД показывают также, что сообщения о намерениях Гитлера, поступавшие в Кремль, утрачивали отчетливость из-за присущей советскому складу ума подозрительности: а не являются ли эти ценные секретные разведданные результатом коварной операции по дезинформации, задуманной абвером?
Не один Сталин был склонен не верить поступившим из Берлина разведданным об угрозе приближающейся войны. К июню 1941 года в Берлине поползли слухи о войне, там болтали об этом на каждом углу. «Секрет» проник в Москву не только из надежных источников в высших эшелонах «третьего рейха», таких как «Корсиканец» и «Старшина»; та же самая информация поступала, основываясь на слухах, подхваченных женами советских технических специалистов, работавших на германских военных заводах. Вследствие уверенности Москвы в том, что разведка является единственным источником заслуживающей доверия информации, и Центр, и Кремль ломали голову над тем, что же это за тайные приготовления к нападению на Россию, если о них сплетничают женщины и даже пишут берлинские корреспонденты американских газет?