Роковые таблички

Сергей в отчаянии швырнул, лихо закрутив, кусок арматуры в одну из спин, видневшихся из травы, но орудие отскочило, как от бетона, не причинив громадине вреда.

Любым способом, любым путём захотелось вырваться из травы, и Сергей побежал туда, где, по его мнению, должна быть дорога. Но не успел он сделать и пяти шагов, как ощутил мощный удар под коленки, который бросил его на землю, словно куль с мукой. Сергей попытался встать, но что-то мешало ему, заставив вновь удариться грудью о сухой дёрн. Он повернул голову и наткнулся на строгий взгляд девушки, прижавшейся щекой к земле.

– Эй, ты чего разлеглась? Вставай, надо бежать, - Серёга подполз ближе, и попытался схватить девчонку за плечо, но ладонь сгребла только костистые стебли полыни. И тут мужчина заметил, что видит перед собой оторванную голову, не успевшей даже толком испугаться перед смертью, женщины. Сергей снова попытался встать на ноги, но, на этот раз, неловко кувырнувшись, ощутил дикий спазм боли. Он вновь упал.

Повернувшись на спину, Сергей взглянул, что же мешает ему встать. То, что он увидел, повергло его в шок – ноги не было. Всё, что было ниже колен, представляло собой жуткие окровавленные лохмотья. Только сейчас Серёга ощутил страшную боль, и взвыл, как ошпаренный пёс. Вместе с ужасом и болью, пришла странная досада. Первая мысль была о том, что теперь он не сможет нормально водить свой большой внедорожник.

И эта же мысль оказалась последней, так как Сергея мгновенно накрыла массивная туша, принявшаяся с тихим треском рвать его плоть и ломать кости. Жизнь покинула мужчину и, вслед за стихшим предсмертным воплем, растаяла над хаотично трепетавшей травой.

Солнце едва показало морковно-алую макушку над буйными зарослями озёрного камыша, а Вовка Серов уже с тихими всплесками веслил к прикормленному загодя месту. Резиновые уключины-петли одноместной надувной лодчонки тихонько поскрипывали, добавляя лёгкую дисгармонию к волнующей мелодии пробуждающейся с рассветом природы.

Вовка, Вовка – уже сорок восемь, а всё Вовка. Но Серов не обижался. Он нормально воспринимал подобную фамильярность, благо не так много общался с людьми, а свободные часы предпочитал проводить у воды, с удочкой в руках.

Тихо. Серов без единого всплеска утопил груз в тёмной воде у стены высокого камыша. Потом он аккуратно опустил наживку в намеченное место у самой кромки озёрной растительности, и приготовился терпеливо ждать энергичной поклёвки.

В зарослях за спиной периодически слышались мощные всплески, заставляя Владимира вздрагивать и возбуждённо вглядываться в трепетные круги на воде. «Ох и наловлю я сегодня», - мысленно, чтобы не создавать лишнего шума, потирал ладони Вовка.

И вдруг, за спиной кто-то с шумом принялся раздвигать камыш и плюхать водой. «Вот чёрт, конкуренты! А у меня, кажется, поклёвка», - раздражённо подумал Вовка. Он медленно обернулся:

– Мужики, я здесь прикармливал, вообще-то. Вы бы…

Вовка хотел посоветовать наглецам не шуметь, а найти другое место для лова, но слова застряли в глотке, выпустив наружу лишь испуганный стон. Из зарослей, с быстрым шелестом, к нему молнией кинулись огромные когтистые лапы. Последнее, что увидел несчастный рыболов, были чередующиеся чёрные и золотистые пятна на матовой коже огромного зверя, которые делали его малозаметным в зарослях камыша. Последнее, что Вовка Серов услышал -это короткий хруст своих ломающихся позвонков.

Сухроб едва поспевал за напарником. «Вот гад, шайтан! А ещё земляк – впарил кроссовки на размер больше», - с раздражением вспоминал он чернявого крепыша – продавца с рынка. Теперь же обувь болталась на ноге, натирая жуткие мозоли. А ещё ведь бензокосу надо тащить, да канистру с топливом.

Бехруз обернулся и на родном языке принялся подгонять компаньона – им вдвоём предстояло за один день обкосить большой пустырь между строящимися домами, наглухо поросший бурьяном. Сухроб, сжав зубы до скрежета, прибавил шагу.

Хоть и к жаре, и к тяжёлой работе, он был давно привычен, но сегодня пот жестоко разъедал глаза, заставляя постоянно утирать лицо рукавом. Бехруз орал на него с другого конца пустыря, называя лентяем. Сухроб негромко огрызался.

Но в этот раз напарник закричал особенно громко и невнятно. Сухроб хотел уже пойти, и по-мужски урезонить его менторский пыл, но с ужасом увидел, что там, где в высокой траве стоял напарник, его уже нет. А над раскачавшимся, как от сильного ветра, бурьяном, брызжут фонтаны крови и высоко взлетают куски человеческой плоти.

Сухроб с трудом преодолел поразившее его оцепенение, и бросился к строительной площадке, заметив, как волны бурлящей, подобно кипятку, травы, направляются в его сторону. Но не успел он сделать и десяти быстрых скачков, как мощнейший удар пришёлся ему под щиколотку, подбросив высоко в воздух.

Приземление на засыпанную гравием площадку вышибло воздух из груди, и, задыхаясь, мужчина крепко зажмурил от страха глаза, ожидая жестокой расправы. Но ничего не происходило. Сухроб медленно приподнял веки, и заметил, что травяные заросли, раскачиваясь, пригибаются к земле, но на открытые места из пёстрой тени никто не выходит.

Потом волнение травы стихло. Сухроб осмотрел окровавленную стопу, с которой был грубым ударом сорван кроссовок и вознёс хвалу Аллаху за то, что остался жив. Потом мысленно пожелал долгих лет жизни вчерашнему проныре-продавцу, за обувь огромного размера, сохранившую ему ноги и жизнь.

Грубое бормотание стихло, как отголосок дальней грозы, когда в относительную прохладу полевого стана ввалился грузный мужчина в синем костюме. Умолкшие мужики повернулись в сторону вошедшего, стараясь не встречаться с ним взглядами. Суровый толстяк в костюме сипло отдышался, достал засаленный платок и промокнул лоб и щёки.

– Уф-ф, жарища! А у вас здесь, в тенёчке, прохладно. Ну и долго прохлаждаться собираетесь, а мужики?

Мужчины в пыльных спецовках молча отвели глаза. Толстяк продолжал отчитывать:

– Чего молчим-то? Мало того, что засуха до чёрта зерна в пыль превратила, так теперь оставшееся убрать не можем. Работники в поле идти не желают. Так получается?
– голос говорившего уже напоминал не то крик, не то рычание, а в уголках губ стала собираться белая пена. Неожиданно, со скамейки прозвучали спокойные слова, произнесённые с характерным сельским говорком:

– А так и получается, Андрей Силаньтич, и не бери на голос – мы не просто так в поле не выходим, не после пьянки или ещё чаво. Пожить нам ещё охота, вот чё! Слыхал, в соседнем районе комбайнёра прямо во время жатвы разодрали, как козла на живодёрне. Люди с дороги видали, как его с сидушки сдёрнуло, и всё… Только полбашки на дорогу вылетело.

К разговору подключился ещё один крестьянин:

– Ага, вчера к соседке племянница из-под Орла приехала. Так у них в хозяйстве троих, как крючьями растянули. На куски. Тоже в поле вышли, на уборочную.