Роль грешницы на бис

С близким же окружением персонала, однако, дело обстояло из рук вон плохо: все, кроме поварихи Любы, были бездетны. Мужья водились у той же поварихи и у домработницы Жанны. Родственников на всех женщин, вместе взятых, было совсем немного, и из них еще меньше в Москве.

Бездетны, бездетны… Что-то в этом есть? Или нет? Все, кроме одной, бездетны… Актриса бездетна… Специально окружила себя женщинами без детей? Комплекс? Допустим, и что с того? Конечно, есть еще вероятность «валенка Васи», и Кис об этом тоже должен поспрошать обитательниц женского теремка, но зачем «валенку» покушаться на актрису? Или зачем ему дневник? Нет, это не для слесарского интеллекта… За пропажей дневника стоит кто-то другой, но тоже из тех, кто вхож в квартиру. И тот, кто осведомлен о его содержании, – вот что важно. В сейф полезли именно за ним – больше оттуда ничего не пропало, включая драгоценности.

Он уповал на встречу с Катей: молодая девица должна иметь широкий круг общения. И Катя единственная знала о содержании дневника.

Кис набрал номер Сашиного мобильника и, обрисовав ситуацию, задал ей задачку: какую выгоду можно извлечь из интимных записей актрисы?

После недолгих раздумий Александра выдала:

– Согласна, на скандал в прессе не потянет. Но зато потянет на бестселлер. Если кто-то напишет книгу, используя интимные подробности, то издательство сможет раздуть сенсацию и очень прилично на ней разжиться вместе с автором… До сих пор имя Измайловой было неприкосновенным, а ты сам знаешь, как нынче любят у нас полоскать грязное белье знаменитостей перед носом публики… Собственно, что там за интимные подробности? Насколько интимные?

– Она не захотела рассказывать. Знаю только, что там описаны ее отношения с целым рядом мужчин, занимавших крутые посты во времена ее молодости.

– Иными словами, с бывшими випами?

– Да, причем почти все до сих пор ими и являются. И пятеро из них убиты. Но Измайлова клянется, что ей не известно ничего, что могло бы послужить сегодня поводом для их устранения.

– Ты ведь, Алеша, имеешь обыкновение не доверять чужому мнению и составлять собственное о предмете!

– Не могу же я заставить женщину рассказывать о вещах, при воспоминании о которых она краснеет, как школьница! Как я, по-твоему, должен у нее выпытывать подобные признания? Возможно, в ее дневнике имеется ценная информация, уцелевший том у меня, но… Я обещал к нему не прикасаться.

– Понять не могу, как ты только ухитряешься зарабатывать деньги со своей патологической честностью? Это нонсенс! Деньги и честность – две вещи несовместные, ты в курсе?

– Честность – это не только мой врожденный дефект, за который ты ко мне питаешь необъяснимую слабость, но и товар, – отшутился Кис. – Люди мне платят, потому что доверяют. А доверяют, потому что я держу слово.

– Слушай, ну ты сказал! «Честность – это товар»! Зеленею от зависти! Можно, я у тебя эту фразу стащу?

– Бери, воришка, плагиаторша, вечно ты норовишь устроить свои дела за мой счет… – проворчал Кис.

…«Бестселлер», как сказала Александра… Почему нет? А вдруг и впрямь какой-нибудь Катин ретивый студент-сокурсник (или ее любовник, друг, бойфренд, как нынче говорят) решил поживиться за счет актрисы? Диссертацию написать о жизни и творчестве? Книгу выпустить со скандальным душком и бабки хорошие заработать? Но покушение – при чем тут оно? Ну, блин, история, ничего не связывается…

* * *

– Цветик, а когда ты совсем большая будешь, ты женишься?

– Надо говорить: «замуж выйдешь». Это мужчины женятся.

– Ну, выйдешь замуж… Да?

– Наверное.

– А ты тогда будешь с мужем жить?

– Ну да.

– Не со мной?

– Ну, нет.

– Я не хочу, чтобы ты женилась! Или забери меня с собой!

– Вот глупый же какой! Да ты ведь тоже вырастешь, полюбишь девушку и женишься!

– А она меня будет любить?

– Конечно.

– Как ты?

– Как я. Спи.

* * *

На следующий день в два часа пополудни, как ему было назначено Измайловой, Кис явился в квартиру на Тверской для встречи с Катей. Кроме того – или важней всего, – актриса обещала ему список всех випов, с которыми у нее имелись близкие отношения в те годы. Вопросик его был тот еще, Алексей вполне отдавал себе отчет, что он не просто неделикатный, а и совершенно беспардонный. Но, не имея пока возможности установить, связаны ли смерти випов с Аллой Измайловой, он не имел права сбрасывать такую вероятность со счетов. А следовательно, бывшим любовникам актрисы необходимо сейчас уделить самое пристальное внимание… И усилить их охрану.

Однако встречен он был Ирочкой, которая сообщила, что Алле Владимировне неможется, в силу чего она к детективу не выйдет. Просила извинить.

– Список! – почти вскричал Кис. – Она должна была подготовить для меня список!

– Какой? – невозмутимо поинтересовалась Ирочка.

– Она знает, – отпарировал Кис.

– Сейчас спрошу, – пожала плечами Ирочка и направилась в спальню Измайловой.

Вышла она оттуда через минуту:

– Недомогание не позволяет Алле Владимировне сейчас писать. Обещала завтра.

Чертыхнувшись про себя, Кис направился в гостиную, где его ждала секретарша Измайловой.

Катя оказалась девицей весьма разбитной и уверенной в себе. Высоченная и худющая, как макаронина, она была довольно миловидна: аккуратный носик, маленькая родинка над немного вздернутой верхней губой, русые волосы, местами выгоревшие (или подкрашенные?) до льняных, – но при этом совершенно не женственна. Широкие штаны, едва державшиеся на выступающих костях чересчур узкого таза; короткая рубашка то и дело выбивалась из-под грубого мужского ремня, небрежно застегнутого, приоткрывая то там, то сям загорелую кожу; размашистые жесты, крупные шаги, никакого кокетства, но вызывающая раскованность. Кажется, такой стиль и называется унисекс? Это когда не поймешь, какого оно полу? Какого бы оно ни было полу, оно вело себя довольно нахально. По-мужски заложив ногу в незашнурованной кроссовке на колено, Катя смотрела на детектива с насмешливым превосходством, сложив при этом губы так, как если бы она собралась послать детективу воздушный поцелуй. Раскованная манера унисекс довольно неожиданно сочеталась с провокационной сексуальностью. «Вежливая, но без излишеств, без фальши», – вспомнил он характеристику, данную Измайловой Кате. Вот уж да, излишеств тут и не намечалось! О фальши и не говорим: исключительная, сражающая наповал естественность! «Держится уверенно – но не нагло; проста в поведении – но не развязна»… Угу, остановилась, можно сказать, на пороге. Странно, что Измайлова назвала это чувством собственного достоинства…

Хотя… В Катиной манере себя держать было много самоутверждения, по-детски откровенный вызов, требующий принять ее индивидуальность, которую она, как умела, подчеркнула при помощи моды, – но в ней действительно не было хамства. Она хотела понравиться и вполне открыто предлагала себя оценить во всей своей модной нестандартности, но в ней не было агрессивности, она не навязывалась, не принуждала. Наверное, это оно и есть: чувство собственного достоинства? То есть когда свое достоинство ценят, но не пытаются унизить других? Ее посыл к окружающим, если бы его можно было перевести в слова, должен был бы звучать примерно так: «Я не такая, как вы». Пожалуй, Алексей готов был согласиться с актрисой в оценке Кати, учитывая, что самым распространенным посылом нашего времени стало базарное «я лучше всех»…

Результат беседы с секретаршей, несмотря на долготерпение и муки Киса, был ничтожным. Дочь какого-то забытого писателя, студентка филфака МГУ, она явно принадлежала к тому слою, что туманно назывался богемой. Кис никогда не мог постичь, как именно определяется (на уровне формулировки) эта среда богемы, но оно как-то чувствовалось. Мешанина молодежного сленга (Алексею все время хотелось позвать Ваньку в переводчики!) с правильной и усложненной литературной речью; непонятные латинизированные термины, которыми она пересыпала свою речь, неожиданным образом соседствовали с нецензурными словами, произнесенными без нажима и без смака, с той же легчайшей небрежностью, что и сложная терминология. «Ох…еть можно, до какой степени мышление индивидуума детерминировано социально-политическим контекстом» – так охарактеризовала Катя свой интерес к работе над мемуарами Измайловой. В Катин дом – а ей обеспеченные родители снимали квартиру – были вхожи студенты МГУ и других гуманитарных московских вузов: начинающие писатели, поэты, журналисты, киношники, разного рода хипари, философы – одним словом, публика сомнительная и в изобилии.