Ролевик: Кицурэ. Сталкер

Только талант артефактора да обещание последней главе клана Танкара не позволили сразу же отправить осиротевшую приблудную в бордель. Недалёким разумным как раз по нраву такие вот страшные глазасто-носастые девки. Даже если не залезут на такую, будут рады другим услугам, кои она может оказать.

Но - обе жены Генно так и не принесли хотя бы одного мальчика, а эта чужекровная, хоть и страшная, вполне могла бы родить ему наследника, ради такого можно и потерпеть, ведь обеспечение продолжения рода в веках - прямая обязанность главы любого клана.

Внук славно подыграл старику, вскружив голову девчонке так, что она даже не вспомнила о скором вступлении в должность главы клана Танкара, и с радостью кинулась заверить брак с Генно перед алтарём Лайамэ. Впрочем, Шитокку тогда поставил ей жёсткие условия - или становится женой внука и работает на клан, или же - работает на клан, но уже в качестве обслуги в борделе.

Правильно подобранные смысловые акценты и ударения, цепочки недомолвок и намёков, выставленные в довольно простую, но не лишённую изящества форму, сыграли свою роль, начисто стерев из головы Кейтерры какие-либо мысли о возможных альтернативных решениях.

Дотяни она до момента совершеннолетия и стань главой клана, пусть даже в нём только она одна и осталась - разговор был бы совершенно другим.

А так - и девка при деле, и для Генно какое-никакое развлечение, и никаких разборок и обязательств на уровне глав кланов уже не будет.

Чего ещё желать старику, на плечах которого висит забота о благополучии нескольких сотен кицунэ?

А теперь вот Дангакко, один из лучших Ищеек клана Цюрбэй-данг, принёс плохие новости. Плохие для всего клана. Проморгали пробуждение хинтошэ-ваардат, списав все достижения и успехи чужекровки на банальное незнание основ артефакторики - ведь именно незнание зачастую приводит к прибыльным новшествам и изобретениям. Но что такое самобытный гений в сравнении с Вкладывающими душу? Ничто, пыль под ногами, отголоски теней в тёмных углах комнаты. Хинтошэ-ваардат приходят в мир раз в несколько поколений, и они слишком ценны, чтобы оказаться таким вот глупым образом утеряными.

Шитокку прекрасно помнил последнюю Вкладывающую душу в их клане. Тогда ему не исполнилось ещё и двадцати, а хинтошэ-ваардат доживала восьмую сотню. В отличие от остальных женщин клана, она не состарилась, морщины не испещрили её лицо, хвосты не покрылись серебром седины, а груди не обвисли уродливыми мешками. Вкладывающая душу Химайре внешне так и выглядела юной красавицей, коей больше ста пятидесяти лет и не дашь.

Из кучки металла и камня хинтошэ-ваардат собрала для старшего сына тогдашнего главы клана охранного голема. Без наковальни и кувалды, без пробирок, зелий и отваров, без заклинаний и ритуалов - просто положила руки на груду мусора, помолчала и, кивнув своим мыслям, села рядом, допивая изысканный взвар из сушёных листьев южного растения тейти.

Через некоторое время кучка хлама вздрогнула, поплыла, укуталась невесомым туманом, а когда пелена развеялась, на месте исходных материалов оказалась каменно-металлическая ласка. Довольно крупный зверёк напоминал статую, и поначалу Шитокку решил, что хинтошэ-ваардат создала красивую статуэтку, коих у отца было полно расставленно по всем комнатам, но - фигурка пришла в движение, мгновенно и беззвучно взобралась на плечо молодому наследнику клана и замерла - невесомая, неподвижная, но странно живая.

– Скоро я уйду в Колесо, - спокойно сказала тогда Химайрэ.
– Голем будет сопровождать и охранять тебя всюду, где бы ты ни был и куда бы ты ни попал - он всегда придёт на помощь. Прими мой последний дар, наследник.

Вкладывающая душу прилегла почитать, задремала, и больше не проснулась.

Когда пламя прощального костра с невозможным для ритуального помещения гулом взметнулось под потолок, ласка-голем заверещал и прыгнул в огонь. Потом, когда пришло время собирать прах, его нашли - под странно уцелевшими костями кисти Химайрэ.

Голем рассыпался на камни и металл только спустя четыреста лет, истратив последние запасы сил на хоска. Ласка буквально прогрызла себе путь к энергетическому узлу твари, навсегда уничтожив порождение Катастрофы.

И - вот и сам Шитокку, выходит, собственноручно унизил и оскорбил новую хинтошэ-ваардат... Сам поставил неподъёмный могильный камень на возвеличивании клана Цюрбэй-данг.

– Олух!

Мощная оплеуха опрокинула Генно на пол, внук, скорчившись у ног патриарха, смотрел на деда взглядом, полным обиды и непонимания.

– За что, Шитокку-атаббо?

Глава клана ухватил кицунэ за кончик уха, с лёгкостью поднял Генно так, что глаза внука оказались напротив глаз старейшины.

– А ты не понимаешь, да?

– В чём я виноват, дед?

В глазах Шитокку полыхало пламя с трудом сдерживаемой ярости. Дангакко, правильно истолковав короткий жест, сделанный свободной рукой патриарха, молча и быстро покинул кабинет старейшины. Незачем ему быть свидетелем семейных разборок старшего рода.

– Ты ещё спрашиваешь, поганец?!
– Вторая оплеуха оказалась гораздо тяжелее первой, и если бы дед не держал Генно за ухо, то тот бы точно укатился к стене.
– Чем ты довёл младшую жену до такой степени, что она бросилась под защиту чужекровных Анклава? Молчишь? А я тебе скажу, ошибка моего сына, по недоразумению не засохшая на простынях в спальне Дэйю-риббо.

Боль. Хорошая боль отрезвляет. Когда чувствуешь, что часть тела вот-вот покинет тебя, и уже слышишь сквозь гул крови в ушах отчётливый треск хрящей и рвущихся от натуги мышц, любой морок покидает разум, оставляя только боль и кристально чистое сознание. Шитокку, не смотря на прожитые столетия, отлично помнил, как отец наказывал его за гораздо более мелкие прегрешения не менее суровым образом. И раз на него тогда действовало, то и на молодого кицунэ подействует.

Перед глазами Генно появилась маленькая плоская шкатулка. Чёрный кривой коготь старейшины вдавил потайную пружинку, и крышка, открывшись, явила взору неравномерную кучку серого порошка. Генно нервно сглотнул. Пыль... Два вдоха, и боль уйдёт, три вдоха - и разум станет чище.

Шитокку захлопнул шкатулку и выбросил её в огонь. Генно дёрнулся было выцепить из жадных лапок пламени драгоценность, но рука патриарха в третий раз заставила померкнуть свет в глазах. По ощущениям - в челюсть вбили толстый гвоздь. Одним, коротким замахом, на всю длину. Мысли о серой пыли, сгорающей в камине, мгновенно покинули голову. Впрочем, вообще все мысли покинули разум молодого кицунэ, оставив только пульсирующий огонёк негасимой боли.

– Ты понимаешь, что только за одну эту дрянь я могу смело сдать тебя лабораторным крысам чужекровных? И моя совесть будет чиста.

Как ни больно было, но Генно кивнул. Он даже не пытался думать, где мог попасться, или кто его сдал. Боль разрывала ухо, и всё, на что хватало сил младшему наследнику, это только кивать на вопросительные интонации.

– Ещё раз повторяю - что ты с ней сотворил, гадёныш?

Боль чуть ослабла, колени коснулись пола, обретя дополнительную опору, позволяя снять нагрузку с уха.

– Н... ничего такого... Она даже в моём... доме не жила...

– Бил?

– Чуть-чуть... В воспитательных целях...