Роман без последней страницы

– Что они делают? – поинтересовалась Дайнека.

– Лифт декорируют, – ответил Сергей.

– Это я понимаю. Но для чего?

– В восьмидесятых не было лифтов, покрашенных зеленой масляной краской.

Она огорчилась.

– Ну почему все вокруг меняется только к худшему?

На съемочной площадке ее встретили как свою.

– Здравствуй! – сказал Потопаев.

Дайнека вспомнила, что он любит молоденьких. На ум сразу пришло, что она достаточно молода и может стать объектом его интереса.

– Здравствуйте.

– Если хочешь, садись на стул у входной двери, – предложил режиссер. – Оттуда все будет видно.

– Спасибо, – Дайнека прошла к стулу и села. Прислушалась, не бурчит ли в животе. В нем не бурчало, однако надеяться на него было нельзя.

– Посиди… я скоро, – сказал Сергей и вышел за дверь.

Звукорежиссер, как и в прошлый раз, сложил руки коробочкой:

– Тихо!

– Мотор! Начали! Съемка! – выкрикнул режиссер.

С того места, где сидела Дайнека, были видны спина оператора, часть его камеры и пианист, который сидел на диване.

– Не смогу забыть ее никогда… – произнес он.

– Я помогу тебе. – Справа появилась брюнетка, отдаленно напоминавшая Полежаеву.

Приглядевшись, Дайнека отметила, что копия значительно хуже оригинала.

– Та женщина не оценила тебя!

«Эта точно оценит», – мысленно съехидничала Дайнека.

Пианист немедленно с ней согласился:

– Кажется, я начинаю к тебе привыкать.

До поцелуя у них не дошло, потому что из смежной комнаты выскочила дочь пианиста.

– Папа! Как кстати, что ты дома! – Ее голос звучал жизнерадостней, чем обычно.

– Разреши тебе представить… – невнятно промямлил он.

– Ты не один? – спросила дочь.

– Это моя коллега по жюри на конкурсе пианистов.

– Здравствуйте! – Вслед за дочерью появился ее приятель.

– Ты не одна? – спросил пианист.

– Как ты здесь оказался? – спросила копия Полежаевой у приятеля дочери пианиста.

– Не ожидал тебя здесь увидеть, – мрачно заметил тот.

– Вы – тот музыкант, за которого просила моя дочь? – Пианист спросил с подозрением.

Копия Полежаевой ткнула пальцем в приятеля дочери пианиста.

– Он не музыкант, он – мерзавец!

Это категоричное заявление могло бы прозвучать убедительно, если бы за окном не сработала автомобильная сигнализация.

– Стоп! – Михаил Потопаев вскочил с кресла, вбежал в комнату и, распахнув окно, заорал:

– Заткните свою хреновину!

«Импульсивный человек, – подумала Дайнека. – В запале способен на многое. Хотя в случае с Полежаевой убийство было спланированным».

Между тем режиссер повернулся к актерам.

– Где темперамент?! Где ваша страсть?! Мычите, как коровы недойные. Этот, – он ткнул в пианиста, – собирается переспать с ней. – Он кивнул на копию Полежаевой. – Она уже спит с любовником его дочери, из-за которого он пошел на подлог результатов конкурса. Как вы не понимаете?! Именно теперь все открылось! А у вас мухи на лету мрут!

Дайнека смотрела в его спину, следила за энергичной жестикуляцией, пытаясь уловить хоть что-то, напоминавшее человека, которого она видела ночью. В какой-то момент ей показалось, что сходство есть.

Отыскав глазами звукорежиссера и оценив его комплекцию, она сравнила ее с телосложением Михаила. Не получилось: звукорежиссер Максим сидел за пультом у мониторов как приклеенный.

Потопаев прислушался к тишине, потом крикнул:

– Приготовились!

Когда он выбежал из комнаты и сел в свое кресло у мониторов, прозвучала команда:

– Тихо!

Потом:

– Мотор! Начали! Съемка!

Дайнека забеспокоилась: в ее животе что-то булькнуло. Испугавшись, что станет виновницей еще одной остановки съемочного процесса, она осторожно встала и юркнула в кабинет. Беззвучно прикрыла дверь и уже собралась облегченно выдохнуть, как вдруг почувствовала, что тут кроме нее еще кто-то есть. Она обернулась.

У стола, привалившись спиной к стене, стоял Тихонов.

Дайнека спросила:

– Что вы здесь делаете?

Тот сжал губы, а потом с сарказмом произнес:

– Я здесь некоторым образом проживаю.

Она смутилась.

– Знаю. Я имела в виду, что вы делаете в этой комнате?

– А где же мне еще быть? Там повсюду снимают.

– Понимаю, – кивнула Дайнека. – Вы хотите что-то забрать.

Тихонов вдруг занервничал, сел в кресло и выдвинул ящик письменного стола.

– Видите ли, я – хозяин этой квартиры и могу бывать здесь, когда захочу.

– Конечно-конечно, – миролюбиво согласилась она. – Знаете, я прочла вашу книгу.

– Неужели? – В его глазах что-то мелькнуло, не то усмешка, не то недоверие.

– Честное слово! Осталось дочитать всего пять страниц.

– Понравилось?

Дайнека не ожидала, что классик заинтересуется ее мнением. Она стала придумывать, что бы ему сказать. Уловив паузу, Тихонов усмехнулся:

– Вот видите, никому теперь это не нужно.

– Нужно! – Дайнека сказала это чуть громче, чем следовало.

– Тише… – напомнил хозяин. – Там – съемка.

– Нужно, – убежденно повторила она. – Хорошие книги всем нужны.

– А вы считаете, что «Земная правда» хорошая книга?

– Хорошая, только…

– Только что?

– Немного приглаженная. Там у вас председатель такой правильный. Колхозники слишком сознательные.

– Ну, положим, не все.

– В основном, – пояснила Дайнека.

– Время было такое, – вздохнул Тихонов. – Если бы я описал все, как было на самом деле, рукопись осталась бы в этом кабинете.

– Вот и мой папа так же сказал.

– Про рукопись? – удивился Тихонов.

– Про роман. Он сказал, что время было другое, тогда только так и надо было писать.

– Ну, как надо – об этом никто не знал. Писали как умели. – Тихонов поднял голову. – Ваш отец читал мою книгу?

– Проходил ее в школе.

– Ах да… Люди его возраста ее проходили. – Слово «проходили» он произнес с сардонической интонацией.

Дайнека сообщила не слишком уверенно:

– Папа сказал, она ему очень понравилась.

– Никому это не нужно.

В прихожей крикнули:

– Снято!

В дверь заглянул Сергей:

– Вот ты где! – Заметив Тихонова, он спросил: – Вы еще здесь?