«Роман-газета». Век великой литературы

– Ладно, каких ты осетров поймал!

Старик в ответ прошамкал:

– Куды деваешься, не прежняя пора…

– Н-да… Прежде на эких-то и не глядели… – вмешался в разговор Никита. – Бывало, кинешь тонь – пол-лодки язей да стерлядей… И невод-от плели такой, что экуя-то мелюзга вся скрозь слободно просевалась.

Никита был еще суров и говорил с оттенком какого-то укора, но в сторону побитого киргиза не глядел.

V

Паром отчалил, и медленно стали кружиться три лошади, ворочая колеса-греби… Они поскрипывали, паромщик помахивал бичом, погоняя лошадей… Все всадники на время смолкли, затаив невольный страх перед бурной и черной глубиною Иртыша.

Никита неторопливо закурил трубку, и в степенной тишине раздался его суровый бас:

– Про Кирпина слыхал кто, али нет, ребята? – спросил он, глядя на всех и ни к кому не обращаясь. – В Пьяных Ярах был казак бога-а-тый… Ну, дак вот, он удрал однова штуку… Мне тогда было годов семнадцать… Провозили великого князя Володимера Александровича… Молодой он тогда был еще, голоусиком проезжал через Сибирь-то… Ну, действительно, готовились аккуратно… Недели за две чередили коней… Улицы все вымели, у окон березок рубленых натыкали… Время было страдное, а никто робить не хотел. Все ждали – антиресно! – Никита сплюнул в воду, помолчал, взглянул на остающийся на берегу поселок. – Кирпин в ту пор на берегу пять юрт бе-е-лых выставил для встречи… Вся суседняя орда у него, можно сказать, – он твердо сжал и показал свой кулак, – вот тут была… Везде аванпосты расставил… Слышим, великий князь из Семипалатинска выбежал… Все просто так и трясутся… Што есть ребятенки, ночь не спали. Утром солнышко этак вот, обошлось уж, – слышим – подбегает… Тарантасов восемнадцать, все тройки да пятерки… Народишко наш просто ровно дождь, так и сыплет к юртам… Смотрим, первая карета юртам, вторая, третья… Все… Кирпин на колени!.. «Так и так, ваше царское сиятельство, не вели казнить, вели миловать… хлеба-соли отведать!» Ну, действительно, великий князь – господин оказался обходительный… «Встань, – говорит, – старичок… С удовольствием!..» В юрту прошел, сам молодой такой, высокий, за ним все аниральство, седые все, в орденах… Кирпин опять на колени: «Дозвольте, ваше сиятельство, на счастье ваше тоню неводом в Иртыш закинуть?» Володимер заинтересовался: «Изволь, братец. Мы полюбуемся». Ну, действительно, живо артель удалых молодцов в лодки, киргизишки к тетиве на лямки… Володимеру и свите стульчики поднесли… Сели они на гальках… Посмеиваются… Верховые народ топчут, чтобы не напирали… Ребятишки лезут – охота поближе на князя поглядеть… Тут же, как сейчас вижу, – девчушка кривенькая одним глазком на него заглядывает. Он заметил ее и говорит милостиво: «На-тко, вставь глазок-от себе». – Рубль ей серебряный кинул. И вот стали пританивать… Слышно, тетива натянулась, дрожит… Кирпин кричит: «На берег, живо!» Вытянули, а в неводе-то среди нельм, язей да стерлядей – огромнейший осетр заворочался… Князь великий так и прыгнул со стула от антиресу, а Кирпин опять же на колени: «Велико, ваше царское сиятельство, счастье твое!» Володимер подошел к рыбине, потрогал шпагой, а она как плесом-то хряснет его по руке, он ничего, – только попятился… Ну, действительно, дневку сделали, уху варить начали… При князе повара были петербургские, кухня на шести подводах ехала…

Яков Старков, недоверчиво слушавший Никиту, вдруг ехидно перебил его:

– Дык в чем же штука-то Кирпина? Че к чему рассказано?

Никита вскинул глаза на Якова, пососал трубку, сердито дернул за повод Буланку, который не стоял на месте, и сердито бросил:

– А погоди в торг с капустником!.. – и, обращаясь ко всем, продолжал: – Ну, действительно, уехал князь, и зимою же Кирпину награда вышла: почетный кафтан и чин какой-то… И уж в долге как-то он под пьяную руку гостям своим и прохвастался: «Рыбина-то, дескать, у меня добыта была дня за два, да на поводке у берега и ходила… Я в невод-то ее тут же, дескать, на глазах у князя запустил…» Вот был какой – не побоялся оплутовать саму царску фамилию… Ну, действительно, рыбы в ту пор в Иртыше невпроворот было… А теперь на поживу чебака добыть с молитвой надо…

Паром подходил к берегу. Казаки сели на коней, заговорили бойчее. Никита крикнул Джауке:

– А ты, собачья голова, оглобли поворачивай! Сейчас же ступай к атаману и дожидайся: вечером приеду, я сочтусь с тобой.

И Джаука, не съезжая с парома, повернул на нем свою заезженную клячу.

VI

По зеленому берегу среди высоких трав и густого тальника то группами и в одиночку, то длинной вереницей скакали быстро казаки вниз по течению.

Никита Столяров, сгорбившись в седле, бежал галопом и строго-настрого наказывал своей родне не разбиваться на куски, ехать вместе и вместе же брать участок… Особенно подбадривал он молодежь:

– Нечего робеть, ребята. А в случае чего – прямо их нагайкой по рылу… Нас много, бить небось не кинутся.

Яков Старков ехал в одиночку, но как-то держался недалеко и будто норовил заговорить.

Уже пошли тучные, красивые луга, слегка колышущиеся под легким ветерком, и высокие созревшие цветы рябили в глазах яркой пестротой. Солнце ликовало в небе, и возбужденные им кузнечики неистово наплясывали под собственную музыку в тенистых травах…

Кое-где кучки казаков остановились, указывали руками на грани луга, махали нагайками и начинали спорить.

Никита со своим отрядом бежал все глубже на самые жирные места… За ним поскакивал и Яков Старков, как будто подслушивая или выслеживая что-то. Никита наконец заметил это и, отстав, сказал:

– Ты чего по пятам-то гонишься? Ровно теленок за хвостом коровы…

Яков промолчал. Никита не стерпел и крикнул громче:

– Чего, вяжешься?!

– А вот хочу поглядеть, как Никита Столяров начнет хватать пайки из горла у других.

Никита крикнул вдогонку своим:

– Эй, ребята, стойте!

Столяровы оглянулись, сдерживая коней.

Яков поехал шагом, затем повернул назад и, повысив голос, прокричал Никите:

– Горлохват! Куда ты хватаешь: ведь скоро сдохнешь.

Никита, стегнув коня, погнал его изо всех сил на Якова.

Тот пустился убегать, но так, чтобы Никита был недалеко.

Старик Никита прохрипел:

– Держи его, ребята! – и погнался за обидчиком.

Несколько внучат пришпорили коней. Яков бежал прямо через травы на кучку ехавших по лугу казаков.

Вдруг лошадь его прыгнула, и он увидел за собой глубокую канаву. Смотрит: старый буланка Никиты Столярова не мог перескочить канаву и вместе с седоком упал в нее и больше не вставал.

Вытащили старика еле живым.

Он был раздавлен лошадью и чуть слышно прохрипел:

– Держи его, ребята!..

И умер тут же, на лугу.

Роман-газета 1939–1949

Марина Раскова Записки штурмана Фрагмент

Чертежница становится штурманом

Я попала в совершенно новый мир. Аэронавигационная лаборатория своим устройством и оборудованием ничем не напоминала химическую лабораторию на заводе, где я впервые работала. Там были банки с реактивами, колбы, реторты, тигли, сушилки, вытяжные шкафы, газовые горелки, мензурки. Воздух в заводской лаборатории был насыщен тяжелыми запахами сероводорода и другими сернистыми и хлористыми запахами красок и реактивами. Люди ходили там в спецодежде – в халатах, с перекинутыми через плечо полотенцами.

Совершенно иначе выглядела аэронавигационная лаборатория. Это была большая комната, сплошь уставленная шкафами во всю стену. В шкафах хранились приборы. Посредине комнаты – несколько чертежных столов. На стенах – таблицы, плакаты и диаграммы. Придя в лабораторию, я уже по одному ее виду поняла, что работа здесь совсем иная, нежели в заводской химической лаборатории.

Первое время названия множества приборов, окружавших меня, ничего мне не говорили: тахометр, манометр, аэротермометр, аэропланшет, секстант, визир, ветрочет, указатель поворота и много, много других. Для меня это были еще мертвые слова.

Помню, вначале немалых трудов стоило отличить один прибор от другого. С первых же дней в мои обязанности, кроме черчения, входило присутствовать на лекциях, помогать лекторам – приносить из лаборатории приборы, показывать их слушателям, демонстрировать чертежи. Вначале все старания сводились лишь к тому, чтобы не перепутать, где какой прибор лежит, быстро достать нужный прибор, а после занятий положить его на место.

Постепенно стала присматриваться к приборам и довольно скоро поняла, что к чему. Первым из преподавателей, с которым я столкнулась в Академии, был Николай Константинович Кривоносов. Он был прекрасным математиком и очень вдумчивым педагогом. Все, что Кривоносов преподавал, он заранее глубоко продумывал и всегда мог математически обосновать. Он обладал живым и гибким умом, говорил тихо и спокойно, но очень авторитетно. К нему прислушивались. Кривоносов всегда очень охотно делился своими знаниями. Бывший морской летчик-наблюдатель, Николай Константинович хорошо знал морское штурманское дело, а в аэронавигации используются многие методы морского кораблевождения. Так получилось, что, работая с Кривоносовым, я волей-неволей изучала штурманское дело, так сказать, по его истокам.