Роман о Лондоне

Репнину понравились эти строки, и он стал читать дальше. Оказалось, перу лорда Брука принадлежит и трагедия. Репнин не поверил своим глазам. Трагедия лорда Брука называлась «Мустафа».

Дыхание пресеклось у него в груди: разве возможно, чтобы по прошествии трех с лишним столетий это имя настигло его? Почему? Каким образом? Что это за знак? Не абсурд ли это? Какую связь имеет все это с его жизнью, с судьбой женщины, которую он любит и которая олицетворяет для него все светлое, что у него еще осталось в жизни?

ОКЕАН И КУПАЛЬЩИКИ

St. Mawgan — небольшое местечко в Корнуолле, расположенное неподалеку от последних станций железной дороги на берегу океана, на крайнем западе Британских островов. Восьмого августа того года Репнин добрался до этого местечка на каком-то допотопном такси, встретив на дороге, идущей вдоль моря, один-единственный автобус, копию лондонского. Тяжело покачиваясь, автобус, похожий на красного слона, медленно взбирался на взгорье. В окнах автобуса мелькали лица, которые Репнин никогда раньше не видел и скорее всего больше никогда не увидит.

Репнин ехал вдоль берега, слева от него вздымались скалы, изрезанные глубокими расселинами с залежами песка, казалось, принесенными ветром из Сахары. Вдали из зелени низкорослого сосняка поднималась голубая гора, а на переднем плане за деревьями вставала церковная колокольня. Все здесь ему напоминало Бретань, но что такое Корнуолл, как не та же Бретань, отделенная морем от Европы?

Наконец, миновав обширное поле аэродрома и маленькую речушку, такси свернуло в поселок и оказалось среди домов, разбросанных под деревьями, с кровлями, заросшими плющом, и стенами, увитыми ползучими розами. У въезда в местечко росла пальма.

После долгих расспросов отыскали нужный отель. Это было причудливое старое каменное строение, носившее на себе следы архитектуры ренессанса, над железной калиткой которого в обрамлении зеленой гирлянды золотыми буквами было выведено название «Крым» — «The Crimea».

Отель, очевидно когда-то бывший дворцом, весь зарос плющом и колючими розами. В него вели двери в черном обрамлении. Над дверями мраморный герб. По левую и правую стороны на входящих смотрели по три больших окна, которые открывались вверх. На втором этаже таких окон было семь. Репнин нарочно их пересчитал. Он долго ждал, пока откроют дверь. Высокие трубы слева и справа по краям крыши напоминали дымоходы сгоревшего дома. Остовы пожарища. На развалинах.

Нелепым казалось и название отеля. Англичане, включая и самых неимущих, давали своему дому название какого-то места, личности или понятия особенно дорогого хозяину. Но почему именно это название дано отелю, предназначавшемуся, по словам графини Пановой, для поправления здоровья эмигрантов — поляков и русских, — воевавших на стороне Великобритании?

Возможно, этим, подумал не без сарказма Репнин, им хотят напомнить о падении Севастополя?

Оцепенение и тишина на улицах, в садах и парках навевала мысли о глубоком и покойном сне и позднем пробуждении местных обитателей. Вот так, подумалось ему, затерянный где-то между Лондоном и океаном, он точно оборвал все связи со своей женой, своим прошлым, с Россией, покинутой им много лет назад. Что бы ни случилось с его женой в больнице, что бы ни произошло с русской эмиграцией в Лондоне, неотделимой от собственной его судьбы, что бы ни стряслось в тот день в каком-нибудь другом уголке земного шара — он все равно ничего не ощутит, ничего не будет знать. Ему предстоит провести на берегу океана четырнадцать дней безмятежного отдыха. Но ведь он, содрогнувшись внутренне от этой внезапной мысли, вдруг подумал Репнин, мог здесь родиться и умереть, как кончат свою жизнь в глуши этого заштатного местечка многие и многие из тех, кто еще не проснулся в это утро.

Наконец дверь перед ним открылась и его проводили в большую комнату первого этажа с устоявшимся запахом сырости и лавра, но безукоризненно чистую. Когда подняли жалюзи, он увидел перед своими окнами ухоженный садик, видимо, ранее бывший общинным кладбищем. Такое соседство англичанину, однако, нисколько не мешает. Англичане любят старые кладбища, где так приятно посидеть после обеда на скамье и почитать газеты. Юные парочки нередко находят приют для любовных утех между могильными холмами. Это называется в Англии «заниматься любовью». «Making love».

За стеной слышались обрывки разговора, тихий смех, женский голос. Не слишком ли тонкие стены в этом старом дворце?

Спустя четверть часа к нему с визитом явилась хозяйка.

Mrs. Fowey. Произносится «Фои», сразу же пояснила она. Это была подвижная, не слишком красивая, но приятная блондинка, не выпускавшая изо рта или из пальцев сигарету. У нее были желтые, веселые, маленькие глазки, точно у котенка. Ее предупредили из Лондона о его приезде. Единственно, графиня Панова и Лига совершенно упустили из виду — комнаты на лето резервируются еще в январе. Им еле-еле удалось найти место. Ему уступила одну комнату из своих апартаментов его соседка, отдыхавшая здесь с дочерью, так что у них теперь общая прихожая и ванная. Как он желает обедать: один или в компании? Не вегетарианец ли он? И что пожелал бы заказать к обеду из напитков? В частных отелях не разрешено подавать пиво, но у нее для гостей найдется виски, есть французские вина и шампанское. Напротив отеля пивная. Там все собираются к вечеру. Сидят на траве, и всем бывает очень весело. У нее общество собирается внизу, в баре. В котором часу он предпочитает иметь первый утренний чай?

Стоя перед ней с кислым и покорным видом, точно перед клеткой с говорливым попугаем, Репнин переждал весь этот шквал вопросов вперемешку со смехом и сказал, что для него Корнуолл, и Сантмаугн, и этот отель настоящая сказка. Он мечтает только об одном. Купаться в океане. Провести в тишине две недели отпуска, а все остальное для него не имеет значения. Он жаждет покоя. Последнее время он страшно замотался в Лондоне.

О госпоже Фои Репнину было известно немногое — дочь английского генерала в отставке, она была медсестрой, муж ее, по его сведениям, русский, но кто он такой и чем занимается, Репнин не знал. Ему не терпится, признался он хозяйке, побыстрее окунуться в море.

До моря здесь недалеко, море никуда от него не убежит, успокоила его хозяйка, пройти туда очень просто. Идете, никуда не отклоняясь, вдоль речки, она впадает в море. Там пляж. Называется он Bedrutan Steps. Похож на гигантскую лестницу. Дорогу ему туда укажет всякий. В ее отеле у всех есть машины, так что его всегда кто-нибудь подвезет, но можно и пешком дойти. Это близко. Она даст ему свой велосипед.

Репнин, усмехнувшись, сознался: уже семнадцать лет он не садился на велосипед. То-то будет потеха! Он ей очень благодарен.

Тут госпожа Фои, понизив голос, стала рассказывать Репнину о его соседке, той самой даме, уступившей ему одну из своих комнат, — во время войны она проявила отчаянную храбрость и однажды, выбросившись с парашютом над территорией Франции, обезобразила себе лицо. Надо постараться сохранить невозмутимость при виде ее обгоревшего, некогда столь красивого лица. Именно ей Репнин обязан своим размещением в отеле. Дама отдала ему комнату из своих апартаментов, но теперь он будет делить с ней и ее юной дочерью ванную и прихожую. Необычайно приятная и утонченная, эта дама, конечно, постарается его не тревожить и не будить, но ожидает той же деликатности и от него.

А еще госпожа Фои советует ему принять участие в коллективных поездках. Ну, например, в Тинтенджел, во дворец короля Артура, прибежище грешной любви Тристана и Изольды. Ее хихиканье, сопровождавшее последние слова, снова напомнило Репнину скрипучий голос попугая. За экскурсии взимается особая плата, но гости обычно в восторге от них.

Затем госпожа Фои, с сестринской заботливостью взяв его под руку, предостерегла Репнина, чтобы он не вздумал купаться под скалами в устье реки. Там очень опасные течения. В прошлом году унесло в море двоих купальщиков. Обед в отеле подается с часу до двух. Пусть не опаздывает. Отдыхающие с континента имеют обыкновение опаздывать, но ведь это неучтиво, не правда ли?