Роман с героиней

– - Ты маме звонила?

Оксана всхлипнула и вытащила из сумочки платок.

– - Нет.
– - Она медленно и печально помотала головой.
– - С твоей женой разговаривала... Я же думала, это ты звонишь... Какая я дура!..
– - Она стала вытирать слезы.
– - Звонит телефон. Я снимаю трубку: "Сережа?" Смотрю, там тишина такая задумчивая. Я алекнула два раза. Вдруг женский голос: "Будьте любезны, Сергея Михайловича". Мне бы, дуре, сказать, что не туда попали, а я сказала, что ты скоро подойдешь. Она и говорит: "Я жена Сергея Михайловича, а с кем я разговариваю?" Я и призналась, что сестра, мы, дескать, случайно познакомились. "А что вы в его номере делаете?" -- спрашивает. "Жду его, он на кухню за чаем пошел. Мы тут архивы разбираем, фотографии смотрим..." -"Ну что же, -- говорит, -- желаю вам добрых родственных отношений. Спокойной ночи". Господи, какая я дура... Представляю, что она сейчас там думает...

Медведев прошелся по комнате, сел в кресло и несколько раз быстро провел рукой по волосам, взъерошивая ежик.

– - Ну ничего, ничего.. Что-нибудь придумаем... Это я виноват. Ты же правду сказала.

Он быстро представил себе Настю, ее хмурое лицо, представил, как она ходит по квартире, воображая бог знает что, вот она заперлась в своей комнате, достала из заначки сигарету, курит, возмущенно крутит головой: "Нормально! Поехал роман писать!"; рядом, понуро опустив голову и прижав уши, сидит Альма, сын собирается идти провожать приятелей, ткнулся в запертую дверь: "Ма, я пошел!" -- "Только не поздно! Слышишь?" -- "Слышу!", кончик сигареты подрагивает, Настя невидящими глазами смотрит в телевизор... Но тут же воображение услужливо подсказало другую картину -- Настя ходит по квартире и злорадно думает: "Да он, оказывается, блядун!.. Правильно я ему рога наставила, и еще наставлю, нечего мне, как дуре, дома сидеть". И она торжествует: "Посмотрим, что ты будешь лепетать со своей сестричкой. Я-то все по-умному сделала -- свидетелей нет..." Но вот она закуривает, смотрит в окно и ревниво думает: "А ведь сколько лет я ему верила, дура..."

– - Она сказала, что желает нам добрых родственных отношений, -продолжала травить себя воспоминаниями Оксана.
– - О, господи! На пустом месте!..

– - Не горюй.
– - Сергей подсел к Оксане и погладил ее по спине.
– Сейчас маме твоей позвоним, все выясним. Все образуется. Вытирай слезы и звони...

– - А ты Насте позвонить не хочешь?
– - Оксана хлюпнула носом и тревожно посмотрела на него.
– - Я пока выйду, прогуляюсь...

– - Нет, пока не буду.
– - Медведев помотал головой. Он сидел, сцепив ладони. Разговор с Настей грозил принять совсем иной оборот, нежели он выстраивал недавно в своем воображении. Не больно-то теперь позадаешь вопросы -- где была и почему не предупредила. Спрос будет с него, если с ним вообще захотят разговаривать... Какой он дурак, ведь Джордж предупреждал, что звенел телефон! Неужели не мог просчитать эту ситуацию! Медведев поднялся и вернул телефон на холодильник.

– - Сережа, давай, я билет поменяю и с тобой в Петербург полечу, все ей объясню по-женски. Она мне поверит!.. Я серьезно!

– - Давай-ка маменьке твоей позвоним.
– - Медведев поднес к глазам буклет Центра, выискивая среди муравьиных абзацев греческих букв английский текст -- порядок выхода в международную телефонную сеть.

– - А тут что, бесплатно?

– - Потом узнаем. Ага, нашел! Набирай: сначала девятка -- гудок...

– - Подожди, я в порядок себя приведу.
– - Оксана зажгла свет в ванной.
– - Мамусик почувствует, что я не в форме.

Медведев подошел к открытому окну, глубоко вздохнул несколько раз и принял решение: с Настей он будет говорить только после звонка на кладбище! Пусть эта заноза живет до утра, утром все выяснится. Точка. И не думать больше об этом.

...Мамусик, мамочка, Тамара Николаевна была на связи и говорила взволнованно -- Медведев по настоянию Оксаны слушал ее голос из неплотно прижатой трубки: "...Доченька, а он не аферист какой-нибудь? Зачем ему твой прадедушка? Будь осторожна, доченька..."

– - Хорошо, хорошо, не волнуйся.
– - Глаза Оксаны излучали мед, солнце, радость.
– - Так как звали прадедушку?

– - Вот, "Выпись из метрической книги" называется. Мы же когда сюда переезжали, я все бабушкины документы забрала, -- дребезжал в трубке голос.
– - Читаю: "Крещен младенец в православной вере... Восприемники..."

Оксана кивала: "Ага, ага", Медведев, склонив голову к трубке, замер...

– -- Сейчас, сейчас... Вот оно... "У Фомы Медведичовского и его законной жены Анны родился сын, наречен Павлом..."

Что за чушь! Павел Фомич Медведичовский! Откуда такой?

– - "Отец -- из потомственных дворян Могилевской губернии... мать -мещанка".

– - Из дворян? Так это правда?

– - А я тебе говорила.
– - торжествующе напомнил голос.
– - Что-нибудь еще прочитать?

Оксана тревожно вскинула глаза на Медведева, он помотал головой: "Может быть, потом..."

– - Нет, мамусик, все. Целую...

Они не были троюродными братом и сестрой... Неведомый Медведеву Павел Фомич появился на генеалогическом горизонте, лишил его понятного родства с Оксаной, осложнил оправдательную базу и загадал кучу загадок...

Медведев, скрестив на груди руки, задумчиво стоял перед схемой -откуда взялась ветвь Фомы Медведичовского и куда ее прилепить? Оксана, теребя пальчиком губы, осторожно оглядывала клеточку за клеточкой, в которых замерли ее возможные двоюродные прабабушки и прадедушки, и касалась рукой плеча несостоявшегося брата: "А может, просто однофамильцы?.." -- "Нет, -упрямо мотал головой Медведев, -- мы найдем твоему пращуру место. Из дворян Могилевской губернии! Это не просто тепло, это горячо! Он наш! И ты наша! Я уверен! Вернусь и посмотрю в архиве книгу сопричислений по Могилевской губернии!" Он вытаскивал из папки чистый лист бумаги и рисовал восходящую от Оксаны и ее детей ветвь родового древа -- мать, отец, дед, бабка, прадед, прабабка... "Найдем! Вернешься -- вышлешь мне копии всех метрик, и разберемся. Может быть, ты окажешься моей семиюродной тетей или племянницей?" -- "Ох ты, дядюшка какой выискался.
– - Оксана прижалась к нему боком и обхватила за шею.
– - Надеюсь, жена к племяннице ревновать не будет?" -- Она чмокнула его в ухо, в щеку, и еще раз в ухо, пока Медведев не поймал ее губы...

На этот раз строгие судьи штата Мэриленд были бы единодушны: "Виновны!"

Они вошли в холл и сразу повернули в музыкальный салон -- бежевый палас плавно разбежался к мраморным стенам. На диванах из бледно-кофейной кожи замерли люди с бокалами в руках. И среди кремовых штор, тускло блестящих поручней, шоколадной стойки бара, золотых конусов света, бронзовых вензелей на дверях ресторана -- среди этого соединения роскоши и мраморно-пушистого уюта жила и двигалась музыка -- бодрая, чуть печальная, пронзительная и стремительная, в ней слышались голоса птиц, шум вскипающего моря, шелест деревьев, измена любимой, грусть расставания, виделся черный бархат южного неба, выпавший снег на старом кладбище, музыка звала куда-то и останавливала, приглашала забыться, не спешить, все придет в свое время, обещала музыка...
– - то бегал сотнями пальцев по клавишам пианист в брусничном пиджаке -- его смуглое лицо в венке из длинных волос отражалось в черной крышке рояля.

На них оборачивались. Оксана взяла его за руку и крадучись, как идут к своим местам опоздавшие зрители в театре, подвела к мягко светящейся стойке бара. Бармен, родной брат Челентано, одарил Оксану скользкой улыбкой, кивнул, откупорил шампанское и налил в три фужера "...немного солнца в холодной воде, черт, что я несу, нет, пить не буду, хоть расстреливай..."

Рояль затих -- так затихает гром в степи, над которой уже выглянуло солнце. Зааплодировали, поднялись, зашуршали одеждами, к Оксане быстро шел упитанный юноша, тревожно хлопая ресницами, но, заметив Медведева, замедлил шаг и изменил траекторию, маэстро в брусничном пиджаке и черной рубашке стоял, склонив голову перед аплодирующей публикой. Оксана подхватила два фужера, указала глазами на третий, стоящий на стойке: "Бери, пойдем поблагодарим".
– - "Я пить не буду!" -- "Хотя бы пригуби, бери же..." -- и они подошли к исполнителю, он ждал их. "Что ты стоишь, будто кол проглотил, русского мужика не видел? Мы тебя не бить, а поздравлять идем". Оксана протянула ему фужер, он поцеловал ей мизинец, она что-то сказала негромко и дождалась, пока Сергей Михайлович проберется через публику. "Это было прекрасно!
– - кивнул Медведев, вставая рядом с Оксаной и ощущая устремленные на них со всех сторон взгляды.
– - Слушая вашу музыку, я словно прочитал целый роман. Ваше здоровье! Успехов!" -- "Вы музыкант?" -- "Нет, он русский писатель, -- ответила, смеясь, Оксана и положила руку Медведеву на плечо, прильнула к нему боком.
– - Он живет здесь в писательском Центре ЮНЕСКО..." -- "Угу, угу, -- неохотно покивал маэстро и пригубил шампанское.
– - Я знаю это место. Президент Центра Костас Скандалидис -- мой друг. Вы его знаете?" Медведев тоже пригубил колючую жидкость и кивнул: "Да, мы знакомы".
– "О'кей!" -- как бы подводя черту случайному знакомству, бодро произнес музыкант и перевел взгляд на Оксану. Его взгляд не оставлял сомнений, что видит он только ее, обращается только к ней и остальных его слова не касаются.

"Когда вы сможете послушать пьесу, которую я посвятил вам? Может быть, завтра, у меня на вилле? У меня прекрасный итальянский рояль. Я повезу вас на своем новом "порше", мы доедем быстро. Потом мы пообедаем и вернемся в отель".
– - "Спасибо, -- безмятежно рассмеялась Оксана и подняла лицо к Сергею.
– - Но завтра мы с Сергеем едем на экскурсию в Линдос, а потом будет писательский ужин в рыбном ресторане".

"Линдос не завтра, а послезавтра, но все правильно".