Роман с небес

Поняв, что нужно сопротивляться, иначе раздавят, как таракана, Евгения Соломоновна активно заработала локтями и, наступая на чьи-то ботинки и края вечерних нарядов, со всей энергией нестарой и выносливой женщины ринулась к выходу. После долгих минут суровой борьбы она оказалась в шаге от заветной цели. И когда ее глаза, как ей казалось, уже видели дневной свет в открытом проеме двери, она почувствовала, что кто-то пытается отобрать у нее батон. Сама, не зная почему, Евгения Соломоновна, не желая расставаться со своим так еще недавно раздражавшим ее батоном, судорожно вцепилась в него. Но претендент на чужое добро оказался наглым и проворным. Он с силой дернул батон, и в руках у Евгении Соломоновны осталась только хрустящая горбушка.

– Черт! – громко с досадой сказала Евгения Соломоновна, и народ, только что нещадно теснивший ее, расступился. Воспользовавшись неожиданной свободой, Евгения Соломоновна выскользнула в узкую дверь.

Выход оказался с небольшим порожком, о который Евгения Соломоновна споткнулась, так что в итоге она не вышла из зала, а вывалилась из него, едва удержавшись на ногах. Из темноты концертного зала она попала в фойе, ярко освещенное лампами дневного света. Фойе было абсолютно пустым.

– Интересно, а куда же все подевались?

Евгения Соломонова сделала несколько шагов по сверкающему, почти зеркальному полу. Казалось бы, по такому полу нужно ходить крайне осторожно, чтобы не поскользнуться и не упасть, но нет! На самом деле, оказалось, что подошвы туфель прилипают, как будто на этот пол разлили очень сладкий чай.

«Дурь какая-то», – подумала Евгения Соломоновна, с интересом рассматривая пол. Она потопталась на месте, с трудом отрывая прилипающие подошвы. Но тут ее внимание привлекли картины в металлических рамах, развешанные на стенах. Евгения Соломоновна не была ни знатоком, ни тонким ценителем живописи. Ее познания в этой области были позорно малы, хотя она положительно относилась к репродукциям работ известных художников.

Но эта живопись совсем не была похожа на те зеленые и синие картинки в толстых деревянных рамах, покрытых позолотой, которые висели на каждой стене в музыкальной школе. Это было что-то другое, потрясающее. Хотя Евгения Соломоновна и не читала библию, но она поняла, что это картины на библейские сюжеты. Как зачарованная, она стала рассматривать полотна, всматриваясь в глаза и полуулыбки людей с крыльями и нимбами. Когда она хотела перейти к другой стене фойе, она поняла, что не может этого сделать, так как ее туфли намертво приклеились к полу. Подергав ногами и поняв, что уйти невозможно, Евгения Соломоновна растерялась.

Она осмотрелась по сторонам.

Дверь, в которую она только что вышла, была распахнута настежь, и в зале, похоже, не было никого.

Других дверей в фойе она не увидела. Наверно потому, что их не было.

Евгения Соломоновна не понимала, что с ней происходит и где она находится, но теперь она знала точно: нужно срочно выбираться из этого гиблого места.

«Сцена! – мелькнула у нее мысль, – за сценой должен быть служебный выход!»

Евгения Соломоновна выскользнула из туфель и, не обращая внимания на все более и более липнущий пол, который тут же превратил ее тонкие чулки в нитяные ошметки, побежала в зал.

В зрительном зале, действительно, было пусто и темно, и только на сцене горели два неярких боковых прожектора. Евгения Соломоновна быстро прошла через зал, успев заметить, что в креслах все же сидит несколько человек. Но они не обратили на нее ровным счетом никакого внимания.

Поднявшись по деревянным ступенькам, Евгения Соломоновна стала судорожно искать край занавеса, чтобы попасть туда, где, по ее мнению, должен был находиться служебный выход. Наконец ей это удалось. Проскользнув на сцену, Евгения Соломоновна оказалась в полной темноте. Интуиция подсказывала, что останавливаться нельзя. Вытянув руки вперед, она медленно пошла направо и буквально через три шага наткнулась на стену. Перебирая руками по холодной шершавой стене, она пошла в сторону, противоположную залу.

Ей показалось, что где-то впереди появилась полоска света. Широко открыв глаза, она прошептала: «Господи, помоги!». Свет стал ярче, и Евгения Соломоновна различила неплотно запертую дверь. Оказавшись у двери, Евгения Соломоновна отчего-то по православному перекрестилась, в испуге подумав: «А той ли рукой?». Она легонько толкнула дверь, которая распахнулась с такой силой, как будто в нее стукнули тяжелой кувалдой.

Это был выход во двор.

«Скорей отсюда! – подумала Евгения Соломоновна и остановилась. – Я же босая! Нет, ничего страшного! Добегу как-нибудь!»

– Дамочка! – окликнул ее чей-то хриплый голос. У стены сидел нищий. Перед ним лежала шляпа, а рядом стоял видавший виды аккордеон с потертыми ремнями. Лицо нищего показалось Евгении Соломоновне знакомым: всклоченные волосы, тяжелый подбородок, суровый взгляд…

– Дамочка, подайте что-нибудь глухому музыканту! Нищий взял аккордеон и надел ремни на одно плечо.

Евгения Соломоновна остановилась и судорожно пыталась вспомнить, откуда она знает этого человека, может, он ей поможет понять, что с ней происходит.

– Простите… – начала она.

– Я ничего не слышу! Подайте что-нибудь! – громко потребовал нищий.

Евгения Соломоновна положила в шляпу помятую горбушку батона, которую все еще держала в руке.

Нищий улыбнулся.

– Там вам это зачтется, – он поднял палец вверх, а потом с силой растянул мехи аккордеона и заиграл «Полюшко-поле».

Евгению Соломоновну, как молния, поразила догадка: «Это же Бетховен!»

Она непроизвольно подняла глаза вверх и почувствовала, что теряет сознание: над головой не было неба!

Евгения Соломоновна пришла в себя. Она поняла, что лежит в кровати.

– Женечка, ты меня слышишь? – это был голос Игоря. Сердце Евгении Соломоновны встрепенулось. Она попыталась открыть глаза, но веки были тяжелыми, как будто на них повесили стопудовые гири.

– Мотря, посмотри, она моргнула!

– Боже мой, она приходит в себя! Не могу поверить! Зови врача! – это был голос первого мужа Евгении Соломоновны – Матвея Федосовича.

Евгения Соломоновна опять попыталась открыть глаза, и опять у нее это не получилось.

– Женечка! Если ты меня слышишь, милая, моргни еще раз! – попросил голос Игоря Олеговича.

Евгения Соломоновна моргнула.

– Доктор, доктор! Она слышит! – возбужденно зашептал голос Матвея Федосовича.

– Очень хорошо! – спокойно произнес незнакомый голос.

Кто-то взял ее руку и подержал на весу.

– Пульс нормальный. Так, дорогие мои хорошие! Давайте на сегодня оставим больную в покое. Сейчас мы ей прокапаем стимулирующее с витаминчиками, поддержим сердечко, как говорится, закрепим успех. А вы приходите завтра.