Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Роман с небес
Шрифт:

– Пусть в библиотеку ходят! – Анна недовольно пожала плечами.

– Ну, знаешь, мать, своя книга – это своя! Выдели-ка мне десяточку.

Анна ушла в комнату за кошельком, а Семен немного постоял на кухне, о чем-то подумал, глядя в потолок, потом, не то размышляя, не то сокрушаясь, сказал: «М-да-а…» – и пошел переодеваться.

На аллейке, именно так называлось место воскресных встреч городских коллекционеров, оживленно толпились нумизматы, филателисты, любители хорошей литературы и музыки. Это был особый сорт людей. Они отличались от остальных граждан тем, что были одеты в потрепанную одежду, но при этом глаза их светились каким-то нездоровым пронзительным светом. Их нервные пальцы поминутно

дотрагивались до своего богатства, разложенного на лавочках, окрашенных в ядовитый зеленый цвет, – богатства, с которым они готовы были расстаться только за очень большие деньги, или, в крайнем случае, обменять его на что-нибудь не менее ценное.

 Семен обошел аллейку, останавливая свой взгляд на книгах.

– Что интересует? – доброжелательно спросил его длинноволосый седой старичок.

Семен пожал плечами.

Старичок окинул Семена оценивающим взглядом и, улыбаясь, подмигнул:

– Есть библия, девятнадцатый век, в коже с золотом, раритет, смешные деньги, двести рублей всего. Интересует?

– Нет, не интересует. Я атеист.

Взгляд старичка потух, и он разочарованно проскрипел:

– Все мы атеисты, пока время помирать не пришло…

Семену отчего-то стало неловко, и он отошел к другой лавке.

Здоровенный мужчина с некрасивым грубым лицом, глядя на которое трудно было предположить, что этот человек за свою жизнь прочитал хоть одну книгу, вопросительно посмотрел на Семена:

– Что ищем, дражайший?

– Хочу детям что-нибудь интересное…

– Правильно! Книга – лучший подарок. Сколько годков детям?

– Тринадцать и десять.

– Мальчишки?

– Нет. Дочка и сын.

– Тогда все ясно. Тогда только Дюма. Лучше не придумаешь. Вот. «Три мушкетера». Будут читать – за уши не оторвете!

– Сколько?

– Нет, вы обратите внимание, какой переплет! Двенадцать!

– Дорого! Может за десять?

– Дражайший! Можно и за двадцать копеек, но только журнал «Мурзилка».

Семен достал из кошелька двенадцать рублей и протянул здоровяку.

– Очень грамотное решение. Не пожалеете. Придете ко мне еще.

Здоровяк из какого-то неказистого холщового мешка достал газету «Гудок» и ловко завернул в нее книгу.

– Пользуйтесь и имейте удовольствие!

Семен улыбнулся, взял книгу и, сказав «спасибо», отошел от лавки.

Собственно, больше на аллейке ему делать было нечего, да и денег уже не было, к тому же время подходило к обеду, и Семен, уже без особого интереса, подошел к соседней лавочке, бросил беглый взгляд на пластинки и развернулся уходить домой.

– Семен, это вы?

Семен обернулся. Мужчина, окликнувший его, стоял за лавкой, на которой были разложены пластинки, и широко улыбался. Он показался Семену совершенно незнакомым, но Семен улыбнулся в ответ:

– Простите?

– Вы меня не помните? Мы с вами вместе отдыхали в Гаграх. Я Миша. Вы у меня еще все время в шахматы выигрывали на пляже. Три года назад.

– А-а! Вот это да! Точно! А я и не знал, что мы с вами живем в одном городе.

– Я в прошлом году сюда переехал, а до этого – жил в Херсоне. Там развелся, здесь женился.

– Ясно. Ну, что скажешь? Жизнь…

– Это точно.

– Так вы не только шахматист, а еще и меломан! – улыбнулся Семен.

– Ой, какой я шахматист! Вы ж помните! Только один раз получилось с вами вничью сыграть! Хотя страсть как люблю играть! Вот другие в карты там, в домино, а я нет – в шахматы. Может, как-нибудь встретимся, сыграем партию-другую. Был бы сильно рад. Если вдруг соберетесь, так я тут каждую субботу стою, найти меня легко. А меломан? Да, люблю хорошую музыку, особенно когда женщины красивым голосом поют. Так, чтоб громко, чтоб за душу взяло. Но таких певиц мало, можно сказать – единицы. А все остальное – так себе. Слушать можно. Успокаивает, если тихо. Вот, кстати, моя любимая пластинка. Можно слушать и слушать, и не надоедает. Жена моя, как в первый раз

услыхала, так, поверите, даже заплакала, такая сила в музыке. Как говорится, магия голоса…

Миша вытянул из пачки поставленных на ребро пластинок одну «сорокапятку» и зачем-то протянул Семену.

А Семен зачем-то взял.

– Семен, это лучшее, что у меня есть. Возьмите это себе в подарок, в знак, так сказать, глубочайшего к вам уважения и в память, опять же, про наш отдых в Гаграх.

Семен смутился.

– Ой, Миша, к чему ж это вы? Зачем же лучшее отдавать? Вижу, вещь импортная, дорогая, должно быть.

– Миша дешевых подарков не дорит, – и Миша сделал важное, значительное лицо. – Миша не бедный человек. Вы бы знали, сколько я должен! Бедный человек себе таких долгов позволить не может. Так что это подарок от всего сердца

– Спасибо, Миша, честное слово! Да только у меня-то и проигрывателя нет!

– Вот, будет повод приобресть! Берите, берите, не обижайте.

– Еще раз, спасибо. Ну, я пойду?

– Всего доброго. Появляйтесь. Я буду ждать.

– До свиданья, – и Семен поспешил уйти.

– Я здесь каждую субботу! – крикнул вдогонку Миша.

Отойдя на приличное расстояние от разговорчивого знакомого, Семен рассмотрел подарок. Это была пластинка известной французской певицы Эдит Пиаф.

«Чудной этот Миша…» – подумал Семен.

Весеннее солнце припекало по-летнему. Семен взял книгу и пластинку под мышку и полез в левый карман плаща за носовым платком. Платка в кармане не оказалось, но там почему-то был сложенный вчетверо листок, вырванный из школьной тетради по рисованию. Семен развернул листок. Это был рисунок сына Ромы.

Как он оказался в кармане плаща? Наверное, дети пошутили.

Голубой акварельной краской был нарисован смешной человечек с крылышками, под которым неровными детскими буквами написано имя «Анжела».

13

Евгения Соломоновна была довольна. Ее ученики хорошо подготовлены к академическому концерту. Больше всех ее порадовала Анжела Вульф. Если ей удастся побороть волнение и сыграть Баха так, как она играла сейчас на уроке, то комиссии не к чему будет придраться.

А успех ученика – это успех преподавателя. Конечно, Анжела девочка своенравная, но, как оказалось, очень способная к музыке.

– Ты молодец, Анжела, порадовала. Я тобою довольна. Складывай ноты. В четверг – академический. Дома повторяй произведения, но в медленном темпе, не заигрывай! И потренируйся перед зеркалом улыбаться, нельзя на сцене играть с таким отрешенным лицом, а тем более закатывать глаза, как ты это любишь делать. Слушатель должен видеть, что ты переживаешь, ты должна показать тем, кто на тебя смотрит, что ты не просто играешь, а живешь этой музыкой, твои глаза должны светиться, а не закатываться, как вечернее солнце за горизонт! Это очень важно! Это не менее важно, чем техника игры! Ты меня поняла, девочка?

– Да, Евгения Соломоновна, – улыбнулась Анжела.

– Вот! Когда ты улыбаешься, совсем другой ребенок! Ангел просто!

– Нхоаэ.

– Что? – Евгения Соломоновна подняла бровь.

– Ничего… – Анжела бросила невинный взгляд.

– Ох, Анжела, Анжела! Когда ты станешь серьезней? В четверг у тебя очень важный день! Будут преподаватели из консерватории. Возможно, тебе там придется учиться в будущем. Если они тебя заметят, ты сможешь попасть в список одаренных детей и тебя возьмут в школу при консерватории. А это уже совсем другое дело. Это уже гарантия того, что тебе будет зеленый свет при поступлении. Это, знаешь ли, большое счастье. Слава богу, в музыке можно спокойно быть евреем. Тут талант нужно иметь, мозги, между прочим, и трудолюбие… А у кого это есть? У них есть? – Евгения Соломоновна многозначительно подняла палец вверх. – О! Ладно, давай поторапливайся, складывай ноты.

Поделиться с друзьями: