Роман с Пельменем

– Познакомься, Рено, это Джокер, мой муж. Джокер, это мой жених Рено.

– Здравствуй, Женя. Вот ты, значит, куда стремился... Но все равно, Татьяна Дмитриевна, утром он должен быть на перроне, мы договаривались. Вы его уж, пожалуйста, отпустите вовремя.
– Начала было Наташа из укрытия, приняв Валика, как водится, за Пельменя. Джокер ей что-то шепнул, и она замолчала.

– Это Марина, моя сестра.
– Продолжала Таня с угрожающими нотками в голосе.
– Это Наташа, моя ученица. Любовница моего мужа. Дочь Раздобурдина.

– Ага. Очень приятно.
– Маричка попыталась разглядеть, что там за глазки сверкают на фоне Джокера, но в темноте ее зрение вело себя паршиво.

– Это Валик. Брат Пельменникова. Жених Марины.
– Валик сделал зверское лицо.
– Наташа, а как же вы не с Женей, он же ваш парень, кажется? Вполне могли бы встретить Новый год и втроем. Было бы весело.

– И раз уж мы собрались такой теплой компанией, - перебил ее Джокер, предлагаю открыть шампанское. Пока не поздно.

Рено хмуро отдал шампанское и сказал примерно следующее:

– Я лучше бы встретил праздник в обществе значительно более приличных людей!

Но никто не нашел времени обидеться на него. "Фаллос" (так Джокер называл многофункциональное сооружение, венчающее Майдан Нэзалэжности) стал громко отбивать удары, из бутылки брызнула пенистая струя и все стали пить из горла, по очереди и без очереди. А потом Наташа с Егором поехали, а остальные пошли...

До рассвета у Валика увлеченно резались в дурака пара на пару. Затем на первом поезде метро Рено доставил Татьяну прямо под дверь ее квартиры и на прощание нежно поцеловал. Татьяна, усталая, бросилась было на кровать, но, пошарив, обнаружила спящего Пельменя. Мерзавец откуда-то взял дубликат ключа, Таня давно уж его подозревала в подобных махинациях. Мгновенно пробудившись, юноша безо всяких предисловий исполнил обязанность Джокера, а потом свою обязанность и обязанность Рено, как он их понимал. А уж после, посмотрев на часы, подскочил и с криком:

– Боже мой, мы же с ней договорились на платформе!
– оделся и убежал. Одно поняла Татьяна - Женя был очень недоволен тем, что она всю ночь шаталась неизвестно где. Наверное, он жутко ревновал. И убежал так внезапно. Но если поимел, значит, простил, да?

* * *

Со времен Средневековья обезьяны заметно поумнели. В случае опасности, они плюют на обоих детенышей. В результате средняя продолжительность обезьяньей жизни значительно возросла. И рождаемость возросла тоже.

1 глава без номера. СВАДЬБА С ДРАКОЙ

Раздобурдин оказался высоким белокожим и беловолосым человеком в больших темных очках, узком полосатом костюме и при красном галстуке. Отец Пельменя, наоборот, был бородат, темноволос и развязен. Костюм его был непристойно белым, а на галстуке среди рябых квадратов и сине-золотых узоров виднелся круглый циферблат нарисованных часов. Оба расхаживали по загсу, словно два петуха в боевых перьях, изредка хищно зыркая друг на друга. Мама Пельменя, тетя Лена, которую Татьяна знала по фотографии, оделась с вызывающей бедностью, невольно соблюдая птичий стиль, заданный своими мужчинами.

Валик надел фрак, а Женя предпочел остаться в своем неизменном сером костюме. Свидетельница Наташа была стилизована под куклу барби с педантичностью, достойной лучшего применения. Она широко улыбалась и заметно кокетничала с отцом жениха. Маричкино белое платье с кружевным стоячим воротником и длинным шлейфом сверкало золотыми искрами. Свидетеля Таня видела впервые. Это был лохматый тип по имени Паша, на котором приличная одежда сидела, как на корове - седло. Зато Джокер оделся так, что вопреки всем законам логики, где бы он ни стоял, сразу было видно, что он Танин супруг. В искусстве одеваться (а равно и в искусстве раздевать) в этом городе соперников у него не было. Еще на церемонии присутствовали две Маричкины подружки из Василькова, один (не считая свидетеля) друг Валика, взявший этих подружек под покровительство, и, конечно, родители, которые пока что вели себя тихо. Мамаша временами тихонько поскуливала и пускала слезу, а папаша на нее шикал. Таня подозревала, что за столом они станут вспоминать различные сельские ритуалы, которые доведут вспыльчивую Маричку до истерики.

В ресторан "Абсолют" поехали на трех машинах. Свидетелю очень понравилась свидетельница, и он не отходил от нее, что окончательно испортило настроение и без того злому Пельменю. Чтобы не ходить один, он жался к маме и Раздобурдину, которые держались парой. Папаша-Пельмень внимательно смотрел то на Раздобурдина, то на Пельменя, и результаты его наблюдений были малоутешительны: Пельмень был весьма похож на Раздобурдина. Значительно больше, чем на законного отца. "С другой стороны, - Утешал себя Николай Николаевич, - Раздобурдин должен знать, от кого родились эти двойнята. И если он хочет женить на Жене свою дочь, значит, уверен, что она - не его сестра. Уверен-то уверен, но надо знать характер Лены. Она, конечно, не допустит, чтобы ее сын женился на своей сестре, но ведь они еще не женились. Все может раскрыться в последний момент. Да что ж у него, глаз нет, что ли? Что он, не видит сходства? А если они не брат и сестра, то, черт возьми, ее Евгений обскачет моего Валика, который в 18 лет женится на васильковской жлобишке. Лена хочет уесть меня, поэтому и тянет до последнего, обманывает Раздобурдина. А потом просто выложит ему правду-матку, и Раздобурдин отправит Евгения учиться куда-нибудь за границу. И опять она будет молодец, а я - дурак и козел". И он старательно отвечал на кокетства Наташи Раздобурдиной.

День развода с Джокером был уже назначен, и может быть, именно поэтому он так вдохновенно весь вечер ухлестывал за своей женой. Ему было совершенно и упоительно наплевать на Наташины чувства и ее неуклюжие попытки привлечь к себе внимание. И Таню его стратегия устраивала, да и любила она, когда за ней элегантно ухлестывают. Только рассевшись за столом, все моментально напились. Мамаша стала говорить длинный-длинный-длинный тост, исполненный пьяного лиризма и конкретики, называя почему-то жениха сыночком Егором. Но ее, кроме Джокера и Татьяны, никто не слушал. Джокер тоже сказал тост.

ФИРМЕННЫЙ ТОСТ ДЖОКЕРА

Все помнят, что такое отдел НИИ во времена застоя. Представьте себе праздник, например, Великой Октябрьской Социалистической революции. Женщины уже разбежались по семьям, а мужчины остались пьянствовать и доедать остатки салатов. И вот подвыпившие сотрудники того отдела, о котором речь, вломились в кабинет своей начальницы. А там на подоконнике рос старый кряжистый кактус - ровесник той самой революции. Кактус был здоровенный, толстый, нелепый. Нахальный такой кактус. Паутиной весь оброс. В общем, ребята решили его побрить. Принесли электробритву, включили. Не берет, зараза! Тогда попытались обжечь заскорузлые колючки спичками и зажигалкой. Прожгли в кактусе здоровенную дырищу. Схватили шприц и давай в эту дыру закачивать соляную кислоту! В общем, надругались над бедным растением, насколько хватило пьяной фантазии пяти аспирантов, десяти кандидатов и двух докторов наук. А потом испугались содеянного, тихонько заперли дверь кабинета и разошлись по домам отсыпаться.

Прошли праздники. В понедельник утром из своего кабинета высовывается изумленная начальница и говорит затаившимся сотрудникам:

– Мальчики, идите-ка посмотрите на мой кактус. Что вы с ним сделали? Он зацвел!!!

Никто из нас не знает, откуда ему счастье привалит. Так выпьем же за то, чтобы всем нам привалило большое счастье с совершенно неожиданной стороны! Пусть у каждого из нас зацветет в душе самый заскорузлый и старый кактус!

Все вежливо похлопали и нетерпеливо зашевелились. Важно сидевший прямо напротив жениха Раздобурдин честно станцевал пару танцев, а потом пошел, видимо, в коридор, видимо, перекурить. Через полминуты в том же направлении исчез отец-Пельмень. Он был, казалось, весь во власти одной неподвижной мысли. Только эта мысль и позволяла ему сохранять при ходьбе равновесие. Вслед за ним из-за соседнего столика поднялись два амбала с затертыми ушами, но медленно, лениво и как-то между прочим. Мало ли что могло понадобиться двум амбалам в туалете, может быть, они любили друг друга. Вот с этими амбалами папа-Пельмень ухитрился поссориться. Они и правда почувствовали некие сомнения в приличности своих намерений, потому, что один из них спросил папу-Пельменя: "Ты чего на нас так смотришь?", а другой сразу дал по морде. Выйдя из кабинки, Раздобурдин как раз увидел начало драки. Он обратился к охране, потом приехала милиция, но амбалов в этой потасовке и след простыл. Так как папа-Пельмень пострадал не сильно: ему выбили три зуба (и то не своих), немножко порвали рот и навесили пару больших синяков, видимо, они не очень на него обиделись. Единственно, что расстроило беднягу: он так и не успел поговорить с Раздобурдиным о своих тяжких родительских сомнениях. Зато Джокер расстроился очень сильно. Он вышел из зала, Таня побежала за ним.

– Я опять проиграл битву духа, - сокрушался Джокер.
– Я должен был внимательнее наблюдать за обстановкой. Я должен был сопоставить факты: сначала Раздобурдин, потом этот Николай Николаевич, или как его там, затем сразу эти два йети. Все прошло как бы мимо меня, и я не смог в этом поучаствовать, я позволил двум сильным людям избить одного слабого. Тем более, двум людям из тусовки Раздобурдина, то есть из собственной тусовки, избить человека, который к бизнесу не имеет никакого отношения, а, можно сказать, пострадал за любовь. Им, видимо, было дано распоряжение следить, чтобы он не напал на Раздобурдина. А пусть бы напал, он же еле на ногах держался.