Романы катастроф

— Ну, так что же мы будем делать? — спросил Иш. — Как бы вам не казалось смешным, что я сказал, это, тем не менее, правда.

Он выжидающе молчал. Затем Джек, старший сын Иша, поднялся с пола. Он был выше и мощнее Иша. Он уже сам был отцом.

— Прости, отец, — сказал он. — Но мне нужно идти.

— В чем дело? Куда? — рявкнул Иш вслед ему, немного раздраженный.

— Ничего особенного, но мне нужно кое-что сделать сегодня.

— И это не может ждать?

Джек уже был у двери.

— Вероятно, может, — сказал он, положив руку на ручку двери. — Но я думаю, что мне лучше уйти.

Воцарилась тишина, в которой был слышен только звук открывшейся и закрывшейся двери. Иш чрезвычайно рассердился. Лицо его вспыхнуло гневом.

— Говори дальше, Иш, — услышал он чей-то голос и понял, что это голос Эзры. — Мы хотим знать, что, по твоему мнению, мы должны делать. Да, это говорил Эзра. Он, как всегда, старался разрядить обстановку, успокоить всех. Он успокоил даже Иша.

И Иш расслабился. Почему он должен сердиться на Джека за его независимость? Наоборот, он должен радоваться. Джек уже взрослый человек, а не просто его сын. Краска схлынула с его лица, но он ощущал глубокое беспокойство. Однако нужно было говорить, а этот случай дал ему тему.

— Я как раз и хочу поговорить о том, как ведет себя Джек. Мы живем все эти долгие годы и не делаем ничего, чтобы вернуть цивилизацию. Но цивилизация — это не просто материальные блага, хотя это и очень важно, но это и социальная организация общества, это свод правил, законов, регулирующих отношения между людьми и группами людей. Семья — вот все, что мы оставили себе от этой организации. Это естественно, но этого недостаточно, особенно когда появится большое количество людей. Если ребенок делает что-то неправильное, отец и мать поправят его, накажут, если надо. Но когда ребенок вырастает, кончается родительская власть над ним. У нас нет законов. У нас нет правления: ни монархии, ни демократии… Если кто-нибудь, например, Джек, решил, что ему нужно идти по делу, которое ему кажется важным, никто не может остановить его. Даже если мы решим запретить ему, он не послушает, и у нас нет способа заставить его подчиниться. Разве что осуждение — но это и все.

Иш просто закончил свою речь, не сделав никакого конкретного вывода. Двигали им, конечно, эмоции, раздражение, вызванное непослушанием Джека. Он не был оратором, и к тому же у него не было практики.

И все же, посмотрев на слушателей, он понял, что слова его произвели впечатление. Первым заговорил Эзра.

— Да, ты прав, — сказал он. — Неужели вы не помните те чудесные времена? Я бы многое отдал за возможность включить старый приемник и снова услышать Чарли Мак Карти. Неужели вы не помните его?

Он вынул из кармана старый пенни, который служил ему талисманом и начал перекидывать из ладони в ладонь, как бы оживляя в себе приятные воспоминания.

Эзра достал сигарету и спички и чиркнул спичкой о коробок. Спички не портились со временем, если они лежали в сухом месте. Но если их вдруг не будет, то это катастрофа: никто не знал, как их делать. У Иша возникло странное ощущение, что Эзра думает о цивилизации только как о месте, где показывают кино несмотря на то, что он пользуется спичками и курит сигареты, пользуется продуктами цивилизации.

Следующим заговорил Джордж.

— Если у меня будет пара помощников, то я быстро установлю холодильник и приведу его в действие.

Джордж замолчал и Иш решил, что он кончил, ведь Джордж говорил крайне мало. Но Джордж заговорил снова:

— Теперь насчет тех законов, о которых ты говорил. Я рад, что мы живем там, где нет законов. Теперь мы делаем, что хотим. Можно остановить автомобиль там, где хочется, и никто не потребует штрафа.

Иш собирался что-то сказать, но вновь заговорил Эзра.

— Я предлагаю выпить, — сказал он. — За закон и порядок! — Старшие рассмеялись, услышав эту давно забытую фразу, а для молодых она не означала ничего.

Они выпили.

Иш подумал, что, может быть, не нужно больше давить на них. Все, что он сказал сегодня, даст плоды в будущем. Но он сомневался. Эти люди живут по старой пословице: к чему ремонтировать крышу, если не идет дождь. Они будут ждать, пока не случится что-нибудь, что заставит их действовать, что-то очень серьезное, может, даже угрожающее.

Но он выпил вместе со всеми, едва прислушиваясь к разговору. Но сам он был погружен в собственные мысли. Сегодня был последний день года двадцать первого, начался год двадцать второй. Год предыдущий был назван по имени его сына, и Иш задумался о способностях Джо.

Он снова посмотрел на сына и поймал его быстрый взгляд, в котором светилось восхищение отцом. Да, может быть, он единственный, кто может полностью понять Иша.

Иш укладывался спать, и вдруг резкий звук выстрела заставил его вскочить, насторожиться. Затем еще и еще.

Он почувствовал, как затряслась постель. Эм тихо смеялась. Иш расслабился.

— Старые шуточки, — сказал он.

— На этот раз ты испугался. Они одурачили тебя.

— Я слишком много думал о будущем и немного перенервничал.

Выстрелы все еще продолжались, но он лег и постарался успокоиться. Теперь он понимал, что там происходит. Когда все разошлись, кто-то из мальчиков притащил коробку с патронами и бросил их в пепел. Как только они накалились, началась стрельба. В этом, конечно, был элемент риска, но в это время года пожар не мог бы возникнуть. К тому же все знали об этом и наверняка отошли подальше, чтобы не получить случайную рану.

Ну что же, им удалось одурачить его. Иш почувствовал раздражение, но по гораздо более серьезной причине, чем из-за того, что попался на удочку шутников.

— Ну вот, — сказал он Эм. — Они снова уничтожают патроны, хотя их и так осталось мало. Но никто из них понятия не имеет, как делать патроны. Мы живем в стране, где много горных львов и диких быков. Патроны нужны нам, чтобы обороняться от них и добывать себе пищу.

— Не беспокойся, дорогой, — услышал он голос Эм. — Пора спать.

Он устроился возле нее, положив голову ей на грудь, как бы черпая от нее силу и уверенность.

— Я не очень беспокоюсь, — сказал он. — Может быть я тоже бы наслаждался всем этим, если бы чувствовал уверенность в будущем.

Он лежал, ожидая ее ответа, но его не было, и тогда он снова погрузился в свои мысли, произнося их вслух.

— Ты помнишь, как я однажды сказал, что мы должны производить сами что-нибудь, а не жить остатками. Ведь это очень плохо, даже чисто психологически. Я говорил это не раз и не два. Я говорю об этом постоянно.