Ромашка на баобабе

Чрезвычайно злой на себя и на весь мир дошёл до машины, бросил покупки в багажник, сел за руль и решил сделать пару кругов по кварталу. На втором круге увидел всю троицу, которая топала по тротуару, неся в руках майки, которыми они торговали, и весело что-то обсуждая. Я резко прижал их своей машиной, выскочил, схватил у двоих товар, бросил его на переднее сиденье, захлопнул дверь, нажал на замок и выпалил «А теперь мы зовём полицию!» На всё ушли считанные секунды. Ребятки просто остолбенели от неожиданности. После минутного замешательства они осоловело воззрились на меня, узнали и испугались.

– Друзья мои, вы меня сильно расстроили, – проникновенно начал я.

– Месьё, как вы нас нашли? – вылупились на меня мои обидчики.

– Неужели вы полагали, что я не отличу вас от других?

– Мы думали, что вы – типичный «месье Дакар», и мы все для вас на одно лицо, – немного помявшись, честно и откровенно признались ребята.

– Вы ошиблись, я такой же сенегалец, как и вы. Ну, зовём полицию?

За сценой заинтересованно наблюдала вся улица, начала собираться толпа в предвкушении знатного спектакля в виде разборки тубаба с воришками. Узнавший меня по дипломатическим номерам на автомобиле охранник расположенного поблизости ресторана «Ля Фуршет» уже порывался вызвать правоохранителей. На потеху зрителям карманники были посрамлены, молча достали и отдали деньги. Ровно украденную у меня сумму, но другими купюрами. В ответ я вернул им весь их товар, ещё разок отчитал, и они медленно побрели восвояси. Видать, я сильно их удивил, сломав шаблон о лёгкой наживе в виде белого.

Будучи человеком злопамятным, не забыл «оттоптаться» и на охраннике дипмага, который посмел смеяться над российским дипломатом. Я не поленился вернуться туда, зайти к хозяину и высказать своё негодование тем, что его сотрудник не только не защитил их клиента на пороге заведения, но ещё и имел наглость насмехаться над ситуацией. Больше я того человека не видел. С тубабами шутки плохи.

МЕДИЦИНА

Медицина в Африке довольно специфична. Государственная неподготовленного белого человека точно убьёт, поэтому там лучше не болеть, а если угораздило обращаться за медпомощью, то делать это исключительно в частные или военные клиники. В этом плане Дакар не был исключением из общего правила: лучшие медкабинеты и клиники принадлежали ливанцам, а если совсем худо, то на этот случай посольство всегда дружило с французской военной базой, где были европейские военные врачи. Увы, к их помощи приходилось обращаться с завидным постоянством. Меня на правах младшего дипломата с хорошим языком снаряжали сопровождать всех наших посольских болеющих. На что я только не насмотрелся: и на «тропикоз», когда едет «кукуха», и на операции, и на укусы насекомых, и к гинекологу с чужими жёнами приходилось таскаться, а потом оправдываться перед не в меру ревнивыми и недоверчивыми мужьями, что «ничего такого не было».

Сам же я, как ни странно, за три с лишним года командировки ни разу ничем серьёзно не болел. Есть, правда, теория, что иммунитета здорового белого человека хватает где-то на три года сопротивления различным африканским вирусам, инфекциям и болячкам. По прошествии этого срока организм начинает стремительно «сыпаться». Якобы именно по этой причине западники стараются ротировать своих сотрудников каждые два-три года. Но это может быть справедливо лишь в отношении тех хворей, которые атакуют тело в фоновом режиме. От серьёзных вещей в виде, например, малярии одним иммунитетом прикры-ваться сложно.

Сенегал не является сильно малярийной страной. Соответствующие комарики обитали не во всех частях столицы и даже не во всех регионах. Другое дело – Гамбия, в которую приходилось регулярно ездить по долгу службы. Там малярия цвела буйным цветом. Посольский доктор из лучших побуждений перед каждой поездкой заставлял в порядке профилактики пропивать какие-то лекарства, которые сами по себе били по печени. В итоге раз на третий я начал чётко ощущать, где в моём молодом теле находится этот орган. Данное чувство мне совершенно не понравилось, поэтому я взмолился и попросил придумать какой-то иной способ остаться в живых. Тогда наш эскулап выдал мне несколько каких-то «волшебных» таблеток, которые действовали по принципу «американского солдата»: при малейших признаках недомогания глотаешь ударную дозу этой гадости, которая мгновенно напрочь убивает в тебе малярку вкупе с флорой кишечника и массой всего остального полезного, зато ты вскакиваешь с постели, в течение пары суток «на автомате» выполняешь свои рабочие функции, а затем падаешь замертво. Описанное действие препарата и живо рисуемая воображением перспектива возможных последствий его приёма были, откровенно говоря, не самыми обнадёживающими, однако пришлось согласиться на такой вариант. Наш хохмач-завхоз предложил вшивать чудо-таблетку дипломатам в воротничок, как ампулы с цианистым калием у разведчиков. Шутку не оценили, но таблетки с собой каждый раз исправно таскали.

Надо сказать, что я никаким особо богатырским здоровьем не отличался: у меня с детства стоял диагноз «поствакцинальная аллергия». Лет в пять угораздило заполучить отёк Квинке в качестве реакции на очередное вакцинирование. С тех пор на всех моих медкартах аршинными буквами было написано про невозможность что-либо мне колоть. Данное обстоятельство абсолютно не смутило мидовских медиков, которые, не моргнув глазом, отправили меня вакцинироваться от жёлтой лихорадки, т.к. без этого ехать на континент запрещалось. Укол я пережил благополучно и получил соответствующий сертификат, действительный ближай-шее десятилетие, который я гордо продемонстрировал посольскому врачу. Тот грустно изучил предъявленные медицинские документы, поднял на меня полные тоски глаза и с трагедией в голосе поинтересовался, что ему со мной делать. Доктор был в ужасе от вновь прибывшего сотрудника, у которого не было даже прививки от столбняка и который, в его понимании, с учётом местной антисанитарии рисковал окочуриться чуть ли не от первой царапины. В итоге на фоне супрастина в первые месяцы моей дакарской жизни он повкалывал мне всё, что мог. Так опытным путём выяснилось, что моя аллергия чудесным образом рассосалась. Так что Африка не всегда калечит, но иногда и лечит. Поневоле.

ЗАПАХИ

Жизнь в Африке – в любом случае испытание. Даже если на твою долю выпадает цивилизованная её часть, всё равно это нечто непривычное. Что уж говорить про молодую семью, которая только учится жить. Мы с супругой привыкали друг к другу в Сенегале в не самых благоприятных условиях жары, дикой влажности, пыльных бурь, криков с окружавших минаретов, специфических запахов.

Относительно запахов нужно сказать отдельно, ибо это то, чего пока не научились передавать фото- или видеокадры. Африка – континент «душистый». С этим соприкасаешься уже при посадке на любой африканский рейс. А затем соответствующий сложносочинённый «букет» сопровождает тебя всюду. Приезжая в отпуск в Москву, всегда бывало ощущение, что просто не можешь вдоволь надышаться нашей пьянящей свежестью. Не зря считается, что на африканском континенте европейцы испытывают определенное кислородное голодание. Не такое, как в высокогорье, но дышится действительно по-другому. Говорят, что в американском Госдепе людей, которые провели больше трёх лет подряд в Африке, после этого на протяжении пяти лет не назначают на руководящие посты. Считается, что по причине недостатка кислорода в голове замедляются мыслительные процессы, проще говоря, люди тупят. А может серые клеточки от тоски начинают медленно умирать?

В сахеле в воздухе постоянный привкус пыли и песка, эдакие «сахaрские специи». Нельзя сказать, что он неприятен, просто неотвратим и повсеместен, чрезвычайно въедлив и сложноискореним. Им пропитываются волосы и одежда, пыль проникает в нос и бесцеремонно, по-варварски вгрызается в слизистую.

В Сенегале почему-то практически не пахнет океан. То есть от него, конечно, иногда несёт вонью гниющих водорослей или тухлой рыбы, но «классической», ожидаемой океанской свежести и хотя бы банального запаха соли нет и в помине. Наш дом находился буквально в паре сотен метров от берега, но в воздухе на это не было ни малейшего намёка.

Полной противоположностью были сенегальские реки. Все водоёмы этого типа, попадавшиеся на пути, представляли собой клоаки, полные самого невообразимого мусора и источавшие дичайшее, удушающее зловоние. Таковыми моему взору предстали водные глади в Сан-Луи, Тиесе, Каолаке. Апофеозом и самой большой иронией на эту тему стала речка в дакарском пригороде Рюфиск. Дело в том, что название данного населенного пункта, основанного португальцами, произошло от португальского «рио фришко», т.е. «свежая, чистая река». Видели бы первые колонизаторы, что произошло за эти годы с их источником живительной влаги и свежести…

Аромат самих африканцев, втираемых ими в кожу масел, пота, нестиранной одежды, дешёвой еды, которую жарят на улицах на некачественном масле, калёных орешков арахиса, гниющей на жаре помойки, плохого бензина и смрадных выхлопов старых грузовиков – всё это составляет коктейль, который не отпускает и душит тебя в городах. В столице мы жили на оживленной улице, поэтому в открытое окно неизбежно врывался этот ароматический вихрь, мало способствуя ощущению чистоты в доме. Нас довольно регулярно донимал и тошнотворный запах рыбной костной муки с местного завода. От него тошнило и выворачивало, но скрыться было категорически невозможно.

Запах сенегальской деревни по сравнению с вышеописанными вариантами отличается приятной естественностью. Фактически «натуральный продукт», включавший в себя аромат костра, всенепременной булькающей на огне похлебки, риса со специями в больших жестяных мисках, соломенных крыш, домашних животных, навоза, птичьего помёта. Иногда прорывались горькие нотки каких-то трав вроде полыни или же сладкий намёк на какое-то цветение. Но это были лишь всполохи чего-то далёкого и эфемерного, призванные подчеркивать их уникальность и несвойственность этим местам.