Ромашки в октябре

В конце концов пришли к следующему плану. Мы уезжаем (Руслан, видимо, раньше, мы с Сергеем – несколько позже), Кристина переезжает в наш дом, присматривая за ним. Я суеверно побоялась продавать его сразу, хотя знакомая риелторша предлагала неплохого покупателя на нашу недвижимость прямо сейчас. Договорились, что вернемся к этой теме через полгода – срок этот обозначился постепенно, в ходе ликвидации всех наших бизнес-активов, раньше никак не получалось. Определенная сумма – маленькая для жизни всей семьи в Штатах, но очень приличная по российским меркам – была уже на руках. Соответственно, теперь осталось дождаться только документов, подтверждающих наше право въехать в Штаты.

Когда все остальные сделки будут подведены к финалу, Кристина – под чутким руководством нашего главбуха Тамары, одновременно ее матери, – подписывает все необходимые документы, и деньги переводятся нам. Далее начинаем думать, как перевезти к себе и Кристину. Сергей, правда, очень сильно протестовал против идеи оставить нашим «деловым представителем» Кристину, предлагая задержаться в России еще, на период, необходимый для самостоятельной ликвидации всех дел. Но меня этот план совсем не устраивал. Во-первых, у меня были основания ожидать, что наши документы на выезд будут готовы гораздо раньше и просрочить их – опасно. Во-вторых, никаких других действий, кроме как поставить подпись, от нее никто не ждет. Мы будем рулить всем онлайн из Штатов, плюс в России нас будет подстраховывать Тамара, кандидатура которой казалась мне совершенно надежной – родственница же практически. План казался мне вполне стройным и жизнеспособным. Тамара, которая рука об руку отстояла с нами весь этот сложный период, вообще сказала, что я поразила ее своим финансовым и стратегическим менеджментом. Она, дескать, была уверена, что ничего из этой затеи не получится и дай бог, чтобы из долгов выпутались, а не то что заработать на ликвидации и увезти что-то с собой в Штаты. Было, конечно, приятно, но я ее подозревала все-таки в лести и женской солидарности.

Оставить в России пришлось и нашего пса Грицая. Сначала я и слышать ничего об этом не хотела и настаивала на том, что мы обязательно должны забрать его с собой. Полезла в Интернет, нашла тематические группы по перевозке собак из одной страны в другую.

Довольно быстро стало понятно, что задумала я трудноисполнимое дело. Авиакомпания-перевозчик и таможенное ветеринарное законодательство страны назначения предъявляли столько требований к перевозке собак, особенно взрослых и крупных, и за такие бешеные деньги, что идея о перевозке в США Грицая меня отпустила. К тому же, пока все вырисовывалось так, что жить нам первое время предстояло у Кати с Виктором, и сваливаться к ним на голову мало того что самим, так еще и с огромной собакой, как-то совсем не годилось.

Логичным образом на повестке дня встал следующий вопрос: а куда же его тогда девать? Я посуетилась немного, напряглась сама и напрягла знакомых. Постепенно вырисовались два варианта – заводчик, женщина у которой мы покупали Грицая щенком, и вневедомственная охрана. Мне предстояло сделать довольно трудный, но, по возможности, оптимальный выбор.

Конечно, куда лучше было бы вернуть Грицая заводчику. Но в этом варианте оказалось слишком много «но». Во-первых, было очень трудно сложить этот вариант технически. Когда мы брали Грицая, то использовали удобную подвернувшуюся возможность: заводчица, Анна Григорьевна, женщина сильно пожилая, ехала в Новосибирск на выставку со своими собаками, заодно прихватив для нас и маленького Грицая. А теперь мне предстояло придумать, как отправить почти семидесятикилограммовую собаку в Уяр, небольшой городок Красноярского края, примерно за тысячу километров от нас.

Альтернативой передать Грицая заводчику было продать его во вневедомственную охрану на железнодорожном транспорте, здесь же, в Новосибирске. Этот вариант как-то совсем не грел мне душу, хотя и, в отличие от варианта с заводчиком, предполагал бесхлопотное получение даже некоторых денег за собаку. Не нравилось мне то, что нашего холеного пса, живущего в персональном теплом вольере и употребляющего в пищу либо корм супер-премиум-класса, либо отличное парное мясо от знакомого фермера, должны были поселить в будке, кормить каким-то хрючевом (иначе назвать еду, где мясом служили обрезки куриной кожи, а все остальное – самые дешевые виды круп, типа сечки и «артека», я не могла).

Визит в эту часть оставил у меня совершенно тягостные впечатления. Работа нашего Грицая в этой части должна была заключаться в том, что по двенадцать часов каждый день, в любую погоду и время года, он должен был быть привязан на цепи на определенном блокпосте и охранять вверенное ему имущество. Я прошлась по территории, и у меня сердце сжалось от вида работающих там собак, грязных, с сорванными голосами, с обезумевшими глазами – от злобы и жесткой фиксации на одном месте.

К сожалению, с заводчиком так ничего и не получилось. Сама Анна Григорьевна приехать за Грицаем не могла: не позволяли ни возраст, ни состояние здоровья. Оказии в те места мне найти не удалось. Возможности же самой потратить на поездку около полутора суток (если с отдыхом) не было – не до собаки было с таким плотным расписанием в тот момент.

Я пыталась обсудить проблему с семьей, но разговор этот сразу пошел наперекосяк. Изначально, конечно, я сама виновата в этом, но и домашние мои могли быть ко мне поснисходительнее. Вернее, не вообще все домашние, а сын, Руслан, – Сергей на тот момент был в Москве, улаживал ряд вопросов с агентством.

В тот день я с утра еще маялась с головой, хоть и приняла таблетку, но ватное, разобранное какое-то состояние меня так и не оставляло. С сыном я завела этот разговор уже вечером, в офисе, когда практически все ушли по домам, кроме нас с ним и Тамары Никитичны.

– Руслан, я с тобой посоветоваться хотела. Нам Грицая тоже придется оставить здесь, и этот вопрос надо как-то правильно решить. Вот, хотела посоветоваться с тобой.

– Я про «тоже» не понял, – изумленно вскинул на меня взгляд Руслан. – Ты что имеешь в виду?

– Ну, Кристину мы пока здесь оставляем, не берем с собой, – попыталась объяснить сыну свою речевую конструкцию я.

Руслан мгновенно вспыхнул, как спичка:

– Мам, ну ты хоть бы скрывала как-то свое отношение к Кристине. Ставишь ее на один уровень с собакой!

Мне стало неловко:

– Не обижайся. Я не хотела. Как-то оно само так неловко сказалось, помимо моей воли.

– Ладно, мам. Это тот случай, когда оговорка очень показательна, – продолжил обижаться Руслан. – Я пойду, мне пора. С Грицаем реши, пожалуйста, как-нибудь без меня!

Он так быстро ушел, что я не успела ничего ему сказать. Я вышла из кабинета за ним, за дверями в коридоре увидела Тамару. Интересно, слышала она наш разговор или нет?

– Что-то случилось, Ирина Владимировна?

Лицо у нее было достаточно безмятежное, тон ровный, никакой обиды в голосе. Значит, не слышала.

– Да нет, Тамара Никитична, ничего. Не успела ничего сказать Руслану, так он быстро вышел. Наберу его по телефону.

Расставание с Грицаем получилось очень тягостным. Утром назначенного дня за ним приехали кинологи из части, на зеленом старом «уазике»-«буханке». Увидев чужаков, Грицай стал исправно отрабатывать свою функцию охранника. Я предложила помочь кинологам с тем, чтобы поймать и погрузить Грицая в машину. Но старший из них, худющий сутулый мужик без двух передних зубов и с неприятным, злобным выражением лица, от моей помощи отказался.

– Нет, хозяйка, мы должны все сделать сами, чтоб кобель твой сразу понял, кто тут хозяин и какой у него номер. Отойдите, не мешайте.

Я было вздернулась спорить, но осадила себя. И правда ведь, имущество уже не мое: деньги за Грицая получены, договор подписан.

Картина отлова Грицая оказалась очень тяжелой. Три мужика какими-то специальными рогатинами сначала загнали его в угол, между забором и вольером, а затем накинули ему на шею металлическую петлю на длинной ручке. Грицай ревел и бился, как пойманный лев, пытаясь освободиться и раскидать, наказать своих обидчиков. Но у них опыта в таких делах было явно больше.