Ромашки в октябре

– Борща в Америке нет. Делать-то мы там чего будем?

– Интересно, кто может мне помешать варить борщи в Америке? Делать что там будем? Да то же самое, что и здесь! Только без вот этого вот погружения в экзистенциальные вопросы про добро и зло, «железный занавес» и что сказал Обама о взаимоотношениях с нашей страной. Я хочу просто жить. А не выживать и бороться за жизнь.

– Ир, мне кажется, ты перебарщиваешь. Что касается новостей, я тебе давно говорил, не рви душу, не порть здоровье, не смотри, не читай всего этого потока, тебя никто не обязывает. Про все остальное… Пословицу знаешь – «Хорошо там, где нас нет»?

– Сереж, а ты не думал, что, может, в данном случае все так и есть? Там нас нет. И там хорошо. Мы здесь, и нам плохо. А? Ну, хотя бы в виде исключения?

– Ир, ты же знаешь. Решишь ехать – поехали. Нам, голым, собраться – только пояс найти.

– Ой, ну, не прибедняйся. Голый он. Сидит в огромном домине совладелец известного в регионе бизнеса и про «подпоясаться» рассуждает. Тут, даже если решим, пока все продадим, дела уладим – куча времени пройдет. А без денег ехать – кому мы там нужны.

Утром, когда мы с Сергеем уже садились в прогретую перед дорогой машину, он посмотрел на меня внимательно:

– Ир, ты точно решила?

– Ага. Помнишь мультик про Бабок Ежек, Катька маленькая любила? «Бабки! По ступам!» По ступам, Сереж!

– Тогда давай больше не обсуждать ничего и не рассусоливать. Сейчас приедем, дела разбросаем и сядем, попланируем, как и что делать будем, чтобы уехать.

Я кивнула ему, занесла ногу в машину и остановилась на минуту.

– Спасибо тебе, Сереж!

– За что?

– За преданность твою. За умение поддержать меня в любом, даже совершенно безумном, начинании. За то, что ты такая у меня стена и скала, на которую можно опереться, не раздумывая.

– Поехали. А то сейчас расплачусь. Умеешь ты сказануть.

* * *

Следующие полгода я предпочла бы не вспоминать в деталях. Если это был и не ад, то чистилище – уж точно. Сергей от всего свалившегося находился в жесточайшем стрессе, но изо всех сил старался держаться, следствием чего стали два гипертонических криза – один за другим. В этот момент я четко поняла, что мужик не тянет и, если я не хочу остаться в ближайшее время вдовой, мне нужно срочно уводить его с острия атаки, оставив заниматься лишь технической стороной тех бизнес-решений по аккуратной ликвидации нашего бизнеса, которые предлагались мною. Я крутилась как белка в колесе, пытаясь одновременно реструктурировать наш кредитный портфель, ликвидировать имущество, стараясь выручить за него как можно больше денег на переезд, одновременно пуская пыль в глаза клиентам, чтобы не дай бог им не показалось, что у нас дела плохи (хромая утка никому не нужна – только на бульон). Руслан помогал как мог, долгое время мы выносили с ним все трудности плечо к плечу, дневали и ночевали на работе. Но тут стала не выдерживать Кристина.

В какой-то момент сын пришел ко мне с разговором.

– Мам, нам бы поговорить.

– Да, давай, я тебя слушаю. Что-то случилось?

– Ну, как сказать…

– Не томи. Не та у меня нынче нервная система. Не мотай мне нервы на кулак. Что такое?

– Мам, я не могу больше уделять столько времени работе.

– Э-э… В каком смысле? Что ты имеешь в виду?

– Понимаешь… Ты только не обижайся, мам… Дома у меня сейчас очень трудно. В материальном плане мы сейчас стали жить тяжелее и хуже, ну, впрочем, как и вы с отцом, по сравнению с тем, как раньше было. Соответственно и Кристинка уже не может себе позволить жить так, как привыкла. Плюс – я же с этой ликвидацией и реструктуризацией долгов дома почти вообще бывать перестал. А когда все-таки прихожу, падаю, едва успев помыться и что-то в рот закинуть. А она все же молодая женщина, ей другое нужно. Ты еще к этому добавь мои хлопоты по оформлению отъезда в США. Она, считай, как одна сейчас, я практически не в счет.

– Погоди, Руслан. Неужели она не понимает, что все, что мы сейчас с тобой делаем, – мы делаем для семьи в целом и для нее в частности?

– Мам, ты Кристину знаешь. Ну, не Софья Ковалевская она ни разу. Она чувствует всю эту нервозность, которую я домой приношу, – а куда мне ее еще приносить? Меня целыми днями нет дома, подчас включая и выходные. Я ночевать домой прихожу, и хорошо если вообще прихожу – если у нас с тобой выезды в область, то и не прихожу. Ей плохо, одиноко, она депрессует. У нас очень испортились отношения. К тому же это все усугубляется тем, что я выехать могу только один, потом будем думать, как ее вывезти. У нас дома скандал за скандалом. Я сначала злюсь, а потом мне ее жалко становится.

– Ей плохо? Руслан, ты вообще в себе?!

– Мам, не начинай. Да, я в курсе, что она тебе не нравится и ты против Кристины настроена – была и есть сейчас. И я понимаю, что все, что я тебе сейчас рассказываю, симпатию твою к ней не увеличит. Но я ее люблю. Именно ее, со всеми ее недостатками. И я не могу ее потерять. Особенно сейчас.

– Рус, я все смотрю и отгадать пытаюсь: что именно и на каком этапе мы недодали тебе, что тебя потянуло к ней, замкнуло так на кукле этой? Ну, ладно. Красотка, молодая, фигура. Но не круглые же сутки ты с ней в койке кувыркаешься. Вы же куда-то с ней ходите, общаетесь. Она же пробка, Рус! И, как теперь выясняется, эгоистичная пробка. Как ты ее друзьям-то показываешь, тебе не стыдно? Она ведь тебя бросит, как только сложности на пути у вас появятся.

– Ну, с частью друзей мне из-за этого пришлось расстаться: они не поняли и не приняли Кристину. Но, значит, это и не дружба была, раз люди не уважают мой выбор. Ты не понимаешь, как и они: она добрая, светлая, наивная. И в отсутствии у нее образованности, интеллекта глубокого есть свои положительные стороны: она простая очень. Не такая, как многие девушки моего круга – с понтами, заморочками, интригами и комплексами. Мне с ней легко, удобно, приятно. Она умеет меня любить и любит. Все, мне достаточно.

Можешь считать меня нетребовательным и непритязательным. Но вот какой есть. И давай заканчивать этот разговор. Я не хочу конфликтовать с тобой, ссориться. Тебе и так сейчас тяжело, я понимаю. Давай разговоры про Кристину оставим на потом, когда мы оба будем спокойнее. Я просто хотел предупредить тебя, что при всем уважении к вашему с отцом бизнесу я не готов его спасать ценой своей личной жизни. Прошу меня понять и простить. Реальная моя жизнь мне важнее. Можешь за это меня выкинуть из завещания.

Спасибо тебе и папе, я не пропаду, даже если от этого агентства камня на камне не останется, – без работы не останусь, вы мне правильный старт в жизни дали. Помогать тебе буду, конечно. Но в этой вот безумной гонке последних двух месяцев я больше не участвую. Я и занимался этим агентством просто так, потому что дела другого не было, а без дела мне скучно. Я пойду, мам. Сегодня Кристине нужно к врачу, я пообещал пойти с ней и ее поддержать.

Дверь хлопнула, я осталась одна.

Вот это поворот. Муж не может тянуть наш день сегодняшний, сын – не хочет. Я одна с этой телегой посреди дороги. И не бросишь уже, и не сбежишь. Придется одной. Как же голова-то болит… Римма, врач мой любимый, говорит, что эти головные боли – от напряжения и что от них не таблетки надо жрать, а высыпаться и не нервничать так. Звучит как пожелание взлететь или спеть пару арий вместо Монтсеррат Кабалье, пока у нее елки. Плюнуть на все тоже не вариант – других финансовых источников у нас нет. Поэтому будем изображать гертруду, – героиню труда, пока хватит сил.

Мальчики мои, мальчики, как же так-то…

* * *

То, что Кристину придется оставить в России – по крайней мере, пока, – Руслан понял еще в самом начале нашей эпопеи с эмиграцией. Они не были женаты, и начинать жениться прямо сейчас было бы уже подозрительно, как нам подтвердили все те консультанты, которых мы смогли найти, помогая ему подготовиться к собеседованию в посольстве. Да и Кристина, плотно оставаясь в образе отечественной Барби, категорически отказывалась выходить замуж «на скорую руку» – без лимузинов, фейерверков, фаты и платья в стразах. Меня она иногда злила, иногда смешила, иногда даже подбадривала: если человек говорит «поженимся потом, попозже, когда хотя бы тыщ сто баксов сможем на это потратить», то он, этот человек, верит, что вскоре эти времена настанут, правильно ведь? Мне самой этой веры местами очень не хватало. А тут такая нечаянная поддержка.