Ромовый дневник
Шрифт:
Через пару часов меня разбудил стук в дверь.
– Сеньор, – послышался голос. – Вы обедаете с сеньором Царь-рыбой, нет?
– Я не голоден, – сказал я. – Я только-только ленч съел.
– Си, – отозвался голос, и я услышал быстрые шаги вниз по лестнице. Было еще светло, и я никак не мог снова заснуть, так что вышел из номера в надежде раздобыть бутылку рома и немного льда. В одном здании с отелем располагалось что-то вроде продуктового склада, полного алкоголя. Ухмыляющийся пуэрториканец продал мне бутылку рома за доллар и упаковку льда за два доллара. Я заплатил и поднялся обратно в номер.
Смешав себе выпивку, я вышел посидеть на балконе. Городок по-прежнему казался заброшенным. Далеко на горизонте виднелся соседний остров Кулебра, и откуда-то с той стороны
Я уже минут двадцать просидел на балконе, когда внизу по улице прошел негр с маленькой серой лошадкой. Цокот копыт разносился по городку будто пистолетные выстрелы. Я наблюдал, как парочка гремит себе дальше по улице и исчезает за гребнем небольшого холма. Цокот доносился еще долгое время после того, как они скрылись из вида.
Затем я услышал другой звук – приглушенный ритм шумового оркестра. Уже темнело, и я не мог понять, с какой стороны доносится музыка. Звук был негромкий, притягательный, и я сидел полупьяный на балконе и слушал его, чувствуя себя в ладу с миром и с самим собой, пока холмы у меня за спиной переливались алым и золотым в последних, косых лучах солнца.
Затем наступила ночь. В городке зажглись немногие огни. Музыка доносилась с длинными перерывами, словно между припевами кто-то что-то объяснял музыкантам, а затем они начинали снова. Внизу на улице раздавались голоса, и время от времени я слышал цокот копыт еще одной лошадки. Изабель-Сегунда казался активнее ночью, нежели на протяжении долгого, жаркого дня.
Пребывание в таком городке заставляет человека чувствовать себя Хамфри Богартом: ты прибываешь на прыгучем самолетике и невесть почему получаешь отдельный номер с балконом, выходящим на городок и бухту; дальше ты сидишь там и пьешь, пока что-нибудь не случается. Я чувствовал чудовищную дистанцию между собой и всем, что реально. Вот он я на острове Вьекес, местечке столь ничтожном, что я даже не подозревал о его существовании, пока мне не сказали сюда явиться, – сижу, доставленный сюда одним психом, и ожидаю, чтобы другой псих меня отсюда увез.
Был самый конец апреля. Я знал, что в Нью-Йорке сейчас теплеет, что в Лондоне влажно, что в Риме жарко, – а я торчал на Вьекесе, где всегда было жарко и где Нью-Йорк, Лондон и Рим оставались всего лишь названиями на карте.
Тут я подумал про морских пехотинцев – «в этом месяце – никаких маневров» – и вспомнил, зачем я здесь. Зимбургеру нужна брошюра… ориентирована на инвесторов… твоя задача – продать это место… не опоздай, иначе он…
Мне платили двадцать пять долларов в день за то, чтобы я разрушил то самое место, где я впервые за десять лет почувствовал себя дома. Платили за то, чтобы я, так сказать, нагадил в собственную постель. И я оказался здесь только потому, что напился, был арестован и таким образом сделался пешкой в какой-то ответственной дребедени по спасению престижа.
Я долго сидел на балконе и думал про множество всякой всячины. И прежде всего в эту всячину затесалось подозрение, что мои странные и неуправляемые инстинкты могут со мной сотворить, прежде чем я получу шанс стать богатым. Независимо от того, как мне хотелось всех тех вещей, на покупку которых требовались деньги, какой-то дьявольский поток нес меня в противоположном направлении – к анархии, бедности и безумию. Таким образом рассеивалась дурманящая иллюзия, что человек может прожить достойную жизнь, не сдавая себя в наем в качестве Иуды.
Наконец я окончательно напился и отправился в постель. Утром Мартин меня разбудил, и мы позавтракали в аптеке-закусочной, прежде чем отбыть к Сент-Томасу. Денек был яркий и голубой – переправа получилась знатная. К тому времени, как мы вошли в бухту Шарлотты-Амалии, я забыл и про Вьекес, и про Зимбургера, и про все остальное.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Мы все еще были в открытых водах, когда я услышал шум. Остров нависал над нами как огромный
травянистый холм посреди океана и оттуда доносился мелодичный перестук стальных барабанов, непрерывный рев моторов и множество выкриков. Шум сделался громче, когда мы вошли в бухту, и между нами и городком оставалось еще полмили голубой воды, когда я услышал первый взрыв. Затем еще несколько – один за другим, быстро-быстро. Я слышал крики людей, вой труб и постоянный ритм барабанов. В бухте стояло тридцать-сорок яхт; аккуратно проведя между ними катер, Мартин нашел свободное место у пирса. Я схватил саквояж и выпрыгнул на твердую землю, крикнув Мартину, что тороплюсь кое с кем встретиться. Он кивнул и сказал, что тоже спешит; ему якобы требовалось подойти к Сент-Джону и повидаться с одним человеком по поводу катера.Я был рад от него отделаться. Такие люди, как Мартин, могут отправиться в Нью-Йорк и быть там «обаяшками», но здесь, в своем собственном мире, он был всего лишь дешевым функционером, причем далеко не самым ярким.
Пока я шел к центру городка, шум постепенно делался оглушительным. Улица буквально содрогалась от рева моторов, и я пробивался вперед, желая увидеть, что все это значит. Когда я добрался до угла, толпа стала такой плотной, что я еле-еле сквозь нее проталкивался. Дальше прямо по центру улицы располагался бар в три с лишним квартала длиной – ряд деревянных киосков, полных рома и виски. В каждом из них лихорадочно трудились несколько барменов, обеспечивая толпу выпивкой. Я остановился у одного из киосков, где висела табличка «Ром – 25 центов». Ром разливали в бумажные стаканчики – кусок льда и отчаянная доза алкоголя в каждом.
Пройдя дальше по улице, я оказался в средоточии толпы. Я продолжал протискиваться, пока не очутился на открытом месте, окруженном тысячами людей. Оказалось, там проходили гонки картов – маленькие моторчики были водружены на деревянные шасси, а управляли нелепыми машинками пьяницы с дикими глазами, которые, бешено вереща, скользили по трассе, проложенной, как мне показалось, по главной площади городка.
Вблизи шум был просто невыносим. Люди толкали меня из стороны в сторону, выпивка лилась на рубашку, но тут я ничего поделать не мог. Толпа в основном состояла из негров, но то и дело попадались потные белые физиономии американских туристов. Почти все они были в карнавальных шляпах.
По ту сторону площади располагалось большое здание с балконом, откуда отлично видна была гонка. Я решил туда пойти. Хотя здание было всего в сотне ярдов, мне потребовалось тридцать минут, чтобы пробиться к нему сквозь толпу, – к тому времени, как я сел на балконе, я совсем выдохся и вымок от пота.
Бумажный стаканчик выбили у меня из рук где-то внизу, так что я зашел в бар. За пятьдесят центов я получил порцию изрядно разбавленного рома, зато он был в бокале, с нормальными кубиками льда, и я приобрел уверенность, что смогу спокойно его выпить. Так я оказался в «Гранд-Отеле», древнем сероватом строении с белыми колоннами, вентиляторами под потолками и балконом по всему фасаду.
Я понятия не имел, как мне найти Йемона. Мы договорились встретиться в полдень у полицейского участка, однако я уже опоздал на час с лишним, а полицейский участок был закрыт. По идее я мог увидеть его с балкона, и посему решил оставаться здесь, пока его не засеку, а уж тогда попытаться как-то привлечь его внимание. Тем временем я мог пить, отдыхать и размышлять над смыслом этого столпотворения.
Гонки картов уже закончились, и толпа обратилась за увеселением к оркестру. Появился еще оркестр, а затем еще и еще в разных углах площади – за каждым тянулась цепочка танцоров. Четыре шумовых оркестра, играющие один и тот же дикий мотив, сошлись в центре площади. Гам стоял просто невероятный – люди пели, топали и вопили. Я видел тщетно пытавшихся выбраться оттуда туристов – толпа несла их с собой. Соединившись, оркестры направились по главной улице. Позади них шла толпа по тридцать человек в ряд. Толпа эта перегораживала мостовую и оба тротуара, пока все, кто туда попал, распевали, ритмично дергались и продвигались вперед.