Ромовый дневник

Боже, подумалось мне, я обречен. Живым мне никогда отсюда не выбраться.

Тут мне показалось, какие-то твари ползут по потолку, а голоса в проулке выкликают меня по имени. Я задрожал и буквально облился потом, а потом впал в тяжелый и путаный бред.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Той ночью склеп Салы окончательно меня добил. На следующее утро я рано встал и отправился в Кондадо искать квартиру. Мне хотелось солнца, чистых простыней и холодильника, где можно держать пиво и апельсиновый сок. Хотелось продуктов в кладовке и книг на полках, хотелось, чтобы я мог время от времени оставаться дома, хотелось ветерка в окно и мирной улицы снаружи, адреса, который звучал бы по-человечески – вместо «для передачи» или «до востребования».

Десятилетнее накопление таких блудных адресов может давить на человека как сглаз. Начинаешь казаться себе Вечным Жидом. Именно так я себя и чувствовал. После одной ночи слишком долгого сна в вонючем гроте, где мне и на минуту оставаться не хотелось, для пребывания в котором не было никакой причины, кроме того что он чужой и дешевый, я решил послать его ко всем чертям. Если там была абсолютная свобода, значит, я досыта ею наелся и отныне намерен был искать что-то менее абсолютное и куда более комфортабельное. Мало того, что я собрался заиметь адрес, я собрался заиметь еще и машину – и если мне следовало заиметь что-то вроде обширных поддерживающих связей, я готов был и их заиметь.

В газете были объявления о сдаче квартир, однако первые несколько штук оказались слишком дороги. Наконец я нашел одну над чьим-то гаражом. Это было именно то, чего мне хотелось, – масса воздуха, большое раскидистое дерево с обилием тени, бамбуковая мебель и новый холодильник.

Женщина запросила сотню, но когда я предложил семьдесят пять, быстро согласилась. На машине перед домом я увидел широкую липкую полоску, где значилось «51», и в ответ на мой вопрос хозяйка рассказала, что они с мужем борются за статус штата для Пуэрто-Рико. Они владеют кафе «Ла-Бомба» в Сан-Хуане. Знаю ли я его? Разумеется, знаю, часто там бываю – несравненная кухня и низкие цены. Я рассказал, что работаю для «Нью-Йорк Таймс» и пробуду в Сан-Хуане около года. Напишу серию статей, направленных на то, чтобы Пуэрто-Рико признали штатом. Но для этого мне потребуется абсолютное уединение.

Мы понимающе друг другу улыбнулись, и я дал ей деньги за месяц вперед. Когда хозяйка попросила еще семьдесят пять в качестве задатка, я сказал, что на следующей неделе получу зарплату и тогда непременно вручу ей требуемую сумму. Она благодарно улыбнулась, и я поспешил уйти, прежде чем она успела еще с чем-то ко мне пристать.

Сознание того, что теперь у меня есть собственный дом, наполнило меня безмерной радостью. Даже если б меня уволили, у меня было достаточно денег в банке, чтобы малость отдохнуть, а при том, что Сандерсон собирался отшелушивать мне по двадцать пять купюр в день, никаких проблем вообще не оставалось.

Я дотопал до Авенида-Эшфорд и сел на автобус до редакции. На полпути туда я вспомнил, что сегодня у меня выходной, но мне хотелось проверить почту, так что все равно приехал. Пока я шел по отделу новостей к почтовым ячейкам, меня окликнул Сала.

– Ну, приятель, – выдохнул он, – тебе бы пораньше здесь оказаться. Лоттерман узнал, что Моберг выписал чек за наш залог, – сперва попытался заколоть его ножницами, а потом гнал, как борзая, аж до самой улицы. – Он кивнул. – Коррида, да и только. Я думал, Мобергу не жить.

– Боже милостивый, – пробормотал я. – А что с чеком? Он по-прежнему в силе?

– Думаю, да, – ответил Сала. – Лоттерман потеряет лицо, если его аннулирует.

Я с сомнением кивнул. Это ломало мой план обзавестись машиной. Я собирался занять у Лоттермана денег, а потом отдавать по десять-пятнадцать долларов в неделю из моего жалованья. Стоя у темной комнаты, я лихорадочно искал какие-то альтернативы, когда Лоттерман вдруг выскочил из кабинета и позвал меня к себе.

– Хочу тебя лицезреть, – рявкнул он. – И тебя, Сала, тоже – нечего там прятаться.

Нарочито его проигнорировав, Сала зашел в темную комнату. Несколько секунд спустя он появился с пачкой сигарет.

– Прятаться, черт возьми! – прохрипел он достаточно громко, чтобы его слышал Лоттерман и все прочие. – В тот день, когда мне придется от такого мудака прятаться, я выброшу полотенце.

Лоттерман сделал вид, что не расслышал. Никогда я не видел его в таком состоянии. Он пытался поддерживать гневный тон, но казался еще более смущенным, чем все остальные, и после нескольких секунд его речуги мне показалось, что он находится на грани чего-то вроде апоплексического удара.

Начал он с восклицаний на предмет того, каким свинством со стороны «чертова психа Йемона» было вовлекать нас в беду.

– И еще Моберг, – простонал он. – Этот псих, этот никчемный алканавт – ведь он у меня ворует. – Лоттерман треснул кулаком по столу. – Это пьяное ничтожество, таракан, а не человек – идет и так запросто кидает меня на двадцать три сотни долларов! – Он уставился на нас. – Можете вы, парни, понять, на что из-за этого сходит мой банковский баланс? Знаете, на что? Есть у вас представление, сколько стоит, чтобы эта газета выходила? – Он снова осел в кресле. – Боже милостивый, ведь я вложил в дело свои сбережения по той простой причине, что верю в журналистику. И вот этот позорный, гнойный таракан идет и пытается одним ударом меня свалить. – Тут Лоттерман приложил руку ко лбу.

– И Йемон! – вдруг завопил он. – Я все про него понял в ту самую минуту, как его увидел! Я сказал себе: Эд, избавься от этого парня – он ходячая неприятность! – Он погрозил нам пальцем. – Я хочу, чтобы вы держались от него подальше, понимаете? Какого черта он тут вообще делает? Почему не вернется туда, откуда прибыл? На что он живет?

Мы с Салой пожали плечами.

– Кажется, у него есть доверительная собственность, – сказал я. – Он как-то говорил о том, чтобы инвестировать немного денег в кегельбаны.

– Боже всемогущий! – воскликнул Лоттерман. – На хрен, на хрен таких инвесторов. – Он покачал головой. – И у этого типа хватило духу врать мне, что он на мели… занял сотню долларов и выбросил ее на мотоциклет! Можете вы это понять?

Я, разумеется, этого понять не смог, и Сала тоже.

– А теперь он преследует меня в судебном порядке и хочет еще денег, – продолжил Лоттерман. – Видит Бог, мы еще посмотрим, что он на самом деле получит. – Он откинулся на спинку кресла. – Такая жуть, что просто не верится, – пробормотал он. – Я только что заплатил тысячу долларов, чтобы вызволить его из тюрьмы. Этого опасного психа, который обещал открутить мне голову. Ведь он обещал мне голову открутить. И Моберг, – вспомнил он. – Откуда он вообще взялся? – Лоттерман покачал головой и махнул нам на выход. – Идите, – сказал он. – И передайте Мобергу, что я непременно его посажу.

Только мы пошли к двери, как Лоттерман еще кое-что припомнил.

– Погодите минутку, – позвал он нас. – Не хочу, парни, чтобы вы думали, будто я не вызволил бы вас из тюрьмы. Конечно, я бы вас вызволил. Ведь вы сами это знаете, правда?

Мы заверили его, что знаем, а потом оставили бубнить себе под нос за столом. Я прошел в библиотеку и сел подумать. Машину я все равно собирался раздобыть – независимо от тех усилий, которые бы на это ушли. Я уже приметил «фольксваген» с открывающимся верхом за пять сотен, и он казался в чертовски хорошем состоянии. Принимая во внимание фантастические цены на машины в Сан-Хуане, сделку можно было бы считать очень успешной, купи я его за четыре сотни. Я позвонил Сандерсону.