Ронин

— Может его того, при попытке к бегству? — глубокомысленно пробормотал «боксёр».

— Всё, я этого не слышал, и вообще, меня здесь не было! — опер Сергей сбросил руку, пытавшегося его удержать, Димона и подойдя к входной двери, осторожно выглянул в темный, по ночному времени, коридор, после чего вышел.

— Дима, а ты меня в качестве кого «при попытке к бегству» застрелить то хочешь? — обмирая в душе от широты фантазии этого «грамотея», но пытаясь изобразить ледяное спокойствие, поинтересовался я: — Серега тебя «сольёт», если ты начнешь свои бредни рассказывать, что я твоим пистолетом пытался завладеть или сбежать попытался. А это уже не десять лет, а расстрел, точно тебе говорю.

— Нога болит, спасу нет. — пожаловался оперативник: — Даже не знаю, что завтра будет.

— Ты бы носки снял, а то кровь стекает, носки свои белые потом не отстираешь…

Я дождался, когда оперативник, постанывая, стянет с себя франтоватые белые. Явно импортные, носочки, после чего продолжил:

— Мой тебе совет — напиши рапорт, что ты меня отработал и отпустил, а сам иди домой, лечится. Если не нагноится, то за несколько дней зарастет, как на собаке…

— Чего?

— Прощай, говорю… — я уже давно пришел в себя, голова почти не кружилась, поэтому, вежливо попрощавшись, я крутанулся, сунул руки за стоящее у стены кресло, откуда были извлечены две бутылки из-под водки, после чего, отжавшись, вскочил на ноги.

Мой соперник успел только вскочить и зашипеть, как змея, когда я, широко размахнувшись, расхлестал обе бутылки вдребезги, а потом каблуками раздавил «розочки», превратив их в острые осколки прозрачного стекла. Хорошо, что хозяева кабинета потребляют дешёвую «Русскую», а не мой любимый американский «МакКормик», в пластиковой бутылки, иначе фокус с острыми осколками у меня бы не получился — думал я, выбегая из кабинета и ускоряясь.

По ночному времени здание РОВД было темно и пусто, два верхних этажа бывшей «общаги» занимали районные суд и прокуратура, закрытые на ночь, мне оставалось только преодолеть половину третьего этажа, пробежать по лестнице мимо третьего, а на площадке между первым и вторым этажом я вылезу в окно, спрыгну на бетонный козырек над заколоченным входом…

Мне оставалось преодолеть всего несколько ступенек, когда наверху раздался мат спешащего вниз «боксёра», видно, боясь порезать ноги, он долго натягивал свои щегольские сапоги с узкими голенищами…

А вот у меня начались неприятности — оконный шпингалет был намертво залит густыми подтеками масляной краски и не хотел сдвигаться ни на миллиметр. Я скинул с ноги сапог и несколько раз ударил каблуком с металлической набойкой по круглой головке шпингалета. Бесполезно, а снизу, от дежурной части уже раздавались встревоженные голоса. Я вскочил на узкий подоконник и надев сапог на руку, ударил по углам стекла, после чего, выбив острые осколки второй ногой, выпрыгнул на козырек и покатился по наклонной поверхности, к самому краю, только в последний момент успев уцепиться за бетонный край, и не грохнуться вниз боком или спиной.

Поскальзываясь на обледенелой отмостке, я, под яростные крики, добежал до угла РОВД и бросился к соседнему зданию.

Я примерно знал расположение домов на этой рабочей окраине, поэтому минут за пять добежал до забора промышленного предприятия, перемахнул бетонное ограждение и вскоре затерялся среди громад замерших цехов и складов. Следов на дорожках я не оставил, значит по отпечаткам ног меня не выследят. По логике, исходя из моего опыта, сейчас в район подтянут пару-тройку экипажей вневедомственной охраны, растолкают водителей дежурок и будут в течение часа — двух кружить по прилегающим к зданию РОВД улицам, а вот огромные территории промышленных гигантов, еще не растащенных по мелким хозяйчикам, останутся вне сферы внимания моих бывших коллег, да и не пустят их ночью на заводы, частная охрана в последние годы начала слишком много о себе думать и заставить из соблюдать закон «О милиции» стоит значительных усилий.

Речку Оружейку я преодолел вброд, в который раз перемахнул через забор садоводческого товарищества и по узкой, заметенной снегом, дорожке добежал до своего домика, скинул с промокшие сапоги, быстро переоделся из «колхозного рванья», в котором я собирался под арест, в более или менее приличные джинсы, кроссовки и куртку, после чего, заперев двери, через дачное общество дошел до границы малоэтажной застройки, бегом преодолел несколько жилых кварталов, по дороге найдя работающий телефон –автомат и позвонив родителям.

— Папа, у меня неприятности, на меня бандиты, которые хотели «отжать» мое имущество, хотят повесить пару убийств, к которым я не имею отношения. Я поехал в Москву, в Генеральную прокуратуру, как решу все вопросы — сразу вернусь. Дома приберите, сегодня, вероятно, к вам с обыском придут. Всё, целую и не волнуйтесь, всё будет нормально. Звонить я не буду, пока не решу все проблемы.

Трубка, повисшая на рычаге телефона –автомата, как будто, отрезала меня от прошлой, вполне нормальной жизни.

В метро я не сунулся, постовые милиционеры из роты охраны метрополитена встают к турникетам с шести часов утра. Хотя я и одет иначе, человек с разбитой физиономией и без головного убора в феврале вызывает определенное внимание, а моя вязанная шапка осталась в мусорной корзинке кабинета в Сельском РОВД. Господи, как давно это было. Первый троллейбус, идущий на Правый берег приветливо распахнул передо мной свои двери- «гармошки», и я нырнул в пустой салон.

Съемная квартира на улице Зарезанного наркома.

— Привет. — я шагнул за порог, и Ира молча повисла на мне, тыкаясь куда-то в шею, мокрым от слез лицом: — Спасибо тебе, ты меня очень-очень выручила. Давай, пока есть немного времени я кофе выпью и побегу…

— Куда ты побежишь? — девушка на мгновенье ослабила объятия и ее оттеснил, вставший на задние лапы, скулящий как щенок и вылизывающий мне лицо своим шершавым языком, Демон.

— Всё, всё, мой хороший! — я сбросил с себя лапы здоровенного кобеля и начал чесать Демону холку, так, что он от удовольствия задергал задней ногой, задев при этом, сунувшуюся в гущу событий, уже округлившуюся Грету.

Наконец, через несколько минут мне удалось отбиться от, соскучившегося в разлуке, пса и я осмелился поднять глаза на, молча стоящую, в ожидании ответа, Ирину.

— Ира, ничего не кончилось. Из сельского РОВД меня перевезли в Миронычевский, вызвали какого-то придурка из убойного отдела, а тот, не сказав не «здрасьте», не «до свидания», просто начал меня колотить, и я понял, что до утра он меня просто в калеку превратит. В общем, у него пистолет самопроизвольно в ногу выстрелил, и пока он со своей раной возился, я через окошко убежал. Уверен, я в розыске, сегодня на телевидение моё фото привезут и вечером в новостях, в криминальной хронике, покажут. А ты знаешь, как у нас народ любит смотреть про кровь и поножовщину, значит, почти сто процентов, сегодня вечером или завтра утром, во время повтора кто-то из агентства недвижимости, через которое я квартиру эту снял, позвонит на указанный под фотографией с надписью «Розыск» телефонный номерок и сюда приедут в течение часа. Вот такой расклад.

Ира всхлипнула, сделала шаг и крепко поцеловала меня в губы.

— Это за что?

— За самопроизвольный выстрел. У нас деньги есть?

— Есть, в крайнем случае. Я тебе объясню…

— Время до обеда у нас есть?

— Ну, я не думаю, что ради меня кто-то будет организовывать специальный выпуск новостей…

— Тогда я тебя сейчас покормлю, выведу собак и уйду ненадолго, а ты, если в силах, собери все наши вещи. Если не можешь, то ложись, отдыхай, я приду, всё сама соберу.