Россия и ислам. Том 2

302 Там же. С. 9. (Курсив мой. – М.Б.).

303 Там же. С. 10.

304 Там же.

305 Интересно будет по этому поводу вспомнить о следующем. Принятие русским великим князем Иваном Грозным царского титула связано с падением Византийской империи, которое повлекло за собой осмысление образа Москвы как нового Константинополя или Третьего Рима. Существенно, что завоевание турками Византии приблизительно совпадает по времени со свержением русскими татарского ига. Тем самым, если в Византии ислам торжествует над православием, то в России наоборот: православие взяло верх над «басурманством» (см.: Каптерев Н.Ф. Характер отношений России к православному Востоку в XVI и XVII столетиях. Изд. 2-е. М., 1914; Приселков М.Д. Некролог Н.Ф. Каптерева // Русский исторический журнал. Кн. 5. Петроград, 1918. С. 315; Лотман Ю.М., Успенский Б.А. Роль дуальных моделей… С. 8). Византия и Русь «как бы меняются местами», в результате чего Русь оказывается в центре православного (а тем самым и христианского) мира: Москва становится новым Константинополем (Успенский Б.А. Царь и самозванец: самозванчество в России как культурно-исторический феномен // Художественный язык средневековья. С. 223). При этом в свое время титул царя объединял императора (базилевса) Византии, которому Русь была подчинена в конфессионально-культурном отношении (русская церковь входила в юрисдикцию константинопольского патриарха), и хана Золотой Орды, которому русские земли были подчинены реально: и тот и другой правитель именовался на Руси «царем». В период татарского владычества русская церковь молилась за татарского «царя», т. е. он поминался за богослужением (см.: Прохоров Г.М. Повесть о Митяе: Русь и Византия в эпоху Куликовской битвы. Л., 1978. С. 53, 84). Можно предположить, что молитве за «царя» татарского предшествовала до татаро-монгольского завоевания молитва за «царя» греческого, т. е. императора Византии (Успенский Б.А. Царь и самозванец. С. 223). После крушения Византийской империи и падения Золотой Орды (с последующим завоеванием татарских земель) московский великий князь оказывается единственным православным правителем (если не считать Грузии, находящейся на далекой периферии), т. е. единственным независимым правителем православной ойкумены; предполагалось вообще, что есть один только царь в православном мире, это место, которое ранее занимал византийский император, занимает теперь русский великий князь. С другой стороны, ему же принадлежит теперь та территория, на которой ранее владычествовала Золотая Орда. Таким образом, русский царь объединяет в себе царя (императора) Византии и царя (хана) Золотой Орды: семиотически он оказывается преемником греческого императора, а территориально – татарского хана (Там же.). И далее, углубляясь в историю, напомним, что еще в X в. (и даже в XI в.) великий князь киевский носил восточный титул хакан (каган), равнозначный западноевропейскому императору (см.: Новосельцев А.П. Киевская Русь и страны Востока // Вопросы истории. 1983, № 5. С. 17).

306 Там же. С. 12.

307 Там же. С. 17.

308 Там же. (Курсив мой. – М.Б.)

309 Там же. С. 45. (Курсив мой. – М.Б.)

310 Там же.

311 Там же. С. 23.

312 Там же. (Курсив мой. – М.Б.)

313 Там же. С. 45.

314 См. там же. С. 23.

315 Там же. С. 43.

316 И уж наверняка России надобно быть предельно осторожной с Китаем. Хотя его и можно, как уверял знаменитый русский путешественник Николай Михайлович Пржевальский, покорить с горстью солдат, тем не менее: «…параллельно страшит самая мысль глубоко врезаться в тину жизненного строя желтой расы, где сравнительную молодость и энергию, идеалы и творчество России, быть может, ждет медленная смерть» (Там же. С. 47). И потому Ухтомский сочувственно относится (см.: Там же. С. 54) к такого рода утверждениям: Китай – «набальзамированная мумия, изукрашенная письменами и укутанная в шелк» (И. Гердер); китайцы – «слабоумно-варварский народ» (А. Токвиль). «Надобно удивляться, как народы Дальнего Востока, перебирающие в течение тысячелетий все одно и то же, не умерли от монотонности» (крупнейший русский синолог В.П. Васильев) и т. п.

317 Там же. С. 45. (Курсив мой. – М.Б.)

Там же. С. 49. (Курсив мой. – М.Б.)

319 Там же. С. 85.

320 Там же. С. 83.

321 Там же. С. 82.

322 Хотя Запад успел очень многое урвать на Востоке, тогда как Россия, негодует Ухтомский, запоздала: «мы остались дома с традиционной беспечностью и могучей ленью» (Там же. С. 45).

323 Там же. С. 76.

324 См. там же. С. 82.

325 Там же. С. 85. (Курсив мой. – М.Б.)

326 Ухтомский Э. Перед грозным будущим. К русско-японскому столкновению. СПб., 1904. С. 5

327 Особенно С.Н. Сыромятникова (псевдоним «Сигма») из журнала «Новое время».

328 Ему лично претят «традиционные условия сонливои китаищины, игнорирующей идеальное на земле…» (Там же. С. 16. Курсив мой. – М.Б.).

329 Итак, все-таки на первом плане у «протоевразийца» Ухтомского – христианство. И конечно, на знаменитый вопрос Владимира Соловьева:

О, Русь! в предвиденья высоком Ты мыслью гордой занята… Каким же хочешь быть Востоком — Востоком Ксеркса иль Христа?

Ухтомский ответил бы, что он желает прежде всего «Востока Христа», а вместо Ксеркса – своего боготворимого «белого царя».

330 Ухтомский Э. Перед грозным будущим. С. 6–7. (Курсив мой. – М.Б.)

331 Там же. С. 7. (Курсив мой. – М.Б.) Лучше всего «бескровно» завоевать «желтый мир», где «миролюбие издавна насаждается не одним буддизмом, где в душе почтенно-трудолюбивых народных масс вполне созрели социальные идеалы высшего порядка (т. е. адекватные русским. – М.Б.), неосуществимые еще на Западе» (Там же. С. 12).

332 Там же. С. 9. (Курсив мой. – М.Б.)

333 Там же. С. 12.

334 Там же. С. 10. (Курсив мой. – М.Б.)

335 Там же. (Курсив мой. – М.Б.)

336 Там же. С. 11.

337 См.: Бадмаев ПЛ. Россия и Китай. С. 11–12.

338 Там же. С. 22.

339 Там же. С. 38.

340 Подробно об этом понятии см.: Орлов В.В. Психофизиологическая проблема. Философский очерк. Пермь, 1966.

341 Со временем, очевидно, можно будет дать более детализированную, нежели ныне, картину многоуровневой и иерархически организованной структуры явных и имманентных уровней содержания «имперской идеологии». Если воспользоваться эвристическим арсеналом школы нарративного семиотика A.-J. Greimas (высокоинформативный анализ ее см.: Everart-DesmedtN. S'emiotique du r'ecit: Methode et applications. Louvain, 1981), – в частности идеей семиотического квадрата в его парадигмической перспективе (объединяющей в себе «отношения», «актинты» и «аксиологические ценности» (Everart-Desmedt N. Opit. cit. P. 84), то удастся основательно показать, какие из иноверческих феноменов находились по отношению к друг другу и к господствующему, православно-русскому субстрату в позициях либо контрарности (противоположности), либо контрадикции (противоречивости), либо, наконец, импликации. По закону того же семиотического квадрата (являющегося выражением ахронической парадигматической структуры) удается выстроить и структуру отношений агентов действия – «актантов» и «аксиологических ценностей», специфических для данной социокультурной сферы в конкретный исторический момент, – в частности, стереотипы оценки способностей, качеств и недостатков Чужих, определяющие некоторые их действия, их «тематические роли», которые могут быть профессиональными, психопрофессиональными, семейными и т. д. (Натоп Ph. Pour un status s'e-miologique du personnage // Po'etique du r'ecit. Paris, 1977. P. 140).

342 Впрочем, как заметил Д. Мережковский, и Ницше «делает глазки не только Бисмарку, но и русскому самодержцу, как величайшим проявлениям «воли к могуществу» (Мережковский Д.С. Полное собрание сочинений. T. XIV. М., 1914. С. 24).

343 Для Достоевского, как верно подчеркнул Мережковский, христианство – истина не вселенская, а «истина одного народа, избранного, русского народа-богоносца, нового Израиля» (Там же. С. 208). На мой взгляд, не следует преувеличивать и значимость слов М.Ю. Лермонтова, сказанных им А.А. Краевскому: «Я многому научился у азиатов, и мне бы хотелось проникнуть в таинство азиатского миросозерцания, зачатки которого и для самих азиатов и для нас еще мало понятны. Но, поверь мне, там, на Востоке, – тайник богатых откровений» (Лермонтов М.Ю. Полное собрание сочинений. Т. 2. М.-Л., 1936. С. 250). И конечно, ни в коем случае не должно придавать принципиальной роли спорадическим интересам А.С. Пушкина к Китаю (см.: Белкин Д.И. Пушкин и китайская культура. Из истории русско-китайских литературных связей // Ученые записки Горьковского государственного университета им. Н.И. Лобачевского. Серия философская. Вып. X, XIII. 1958). В том же плане надо толковать и известные строчки Тютчева, для которого (во всяком случае, в этом стихотворении) Восток – это всецело христианский Восток:

Молчит сомнительно Восток, Повсюду – чуткое молчанье. Что это?.. Сон иль ожиданье? И близок день или далек?

344 «Позитивизм европейского типа – это «религия Китая» (Лао-Дзина, Конфуция)… «религия без Бога», «религия земная, безнебесная», как выразился Герцен о европейском научном реализме. Никаких тайн, никаких углублений и порываний к «мирам иным». Все просто, все плоско, несокрушимо здравый смысл, несокрушимая положительность…» (Мережковский Д.Т. T. XIV. С. 8). Как известно, точно такими же характеристиками наделяли (например, R. Dozy) и ислам.

345 Хотя главная «желтая опасность» – не извне, а внутри; не в том, что Китай идет в Европу, а в том, что Европа идет в Китай; лица у нас еще белые; но под белою кожею уже течет не прежняя густая, алая, арийская, а все более жидкая, «желтая» кровь, похожая на монгольскую сукровицу; разрез наших глаз прямой, но взор начинает косить, суживаться» (Там же. С. 10).

346 Там же. С. 9.

347 У китайцев нет «того творческого самозабвения, той вдохновленной народной фантазии, того священного Прометеева огня, которым так щедро одарила природа более молодые арийские и семитские племена. Без этого огня никакая культура, никакое развитие внешнего благосостояния, государства, быта и комфорта нейдут впрок Человечеству» (Там же. С. 41). Им, китайцам, «недоступен тот бесполезный, бесцельный восторг знания, который… величайший и чистейший представитель арийского миросозерцания – Гете назвал священным изумлением» (Там же. С. 59. Курсив мой. – М.Б.) и т. п.

348 Там же. С. 59.

349 Там же. С. 157. (Курсив мой. – М.Б.)

350 Так, Максим Горький в «Моих университетах», описывая тяжкий казанский период своей жизни (1884–1888), вспоминал: «… хотелось уйти в Татарскую слободу, где живут какой-то особенной, чистоплотной жизнью добродушные, ласковые люди; они говорили смешно искаженным русским языком; по вечерам с высоких минаретов их зовут в мечети странные голоса муэдзинов, – мне думалось, что у татар вся жизнь построена иначе, незнакомо мне, не похожа на то, что я знаю, и что не радует меня» (Горький М. Собрание сочинений в 30 томах. Т. 13. М., 1951. С. 525). Известный русский писатель Александр Куприн был татарского происхождения, о чем не раз открыто и с гордостью любил напоминать. Герою одного из его рассказов – «Последние рыцари» – татарскому князю (из Касимова), полковнику Тулубееву (чей дед «перешел из магометанства в христианство и женился на русской), один из крупных русских военачальников в годы Первой мировой войны говорит: «Отличный народ – татары; все они честны, верны слову, опрятны, смелы, прекрасные, прирожденные всадники и первоклассные воины. А до чего проста магометанская вера. Как она удобна, практична, не обременительна, и как возвышает человека. Эх, дал маху великий князь Владимир Красное Солнышко, когда из всех религий не остановился на магометанской! Сделай он так – и мы бы теперь…» (Куприн А.И. Избранное. Минск, 1981. С. 283). Гордится тем, что в жилах его матери «текут капли крови Тамерлана, хромого Теймура… голубой крови» и герой другого купринского произведения – романа «Колесо времени» (см.: Там же. С. 233).