Россия и мусульманский мир № 10 / 2013
Шрифт:
Анализ межэтнических конфликтов в этнокультурном пограничье (2000–2010) показал, что религиозная составляющая, по крайней мере открыто заявленная, в них отсутствовала. Гораздо большее значение имеет значительная социокультурная дистанция между мигрантами и старожильческим населением, усиленная утратой общей идеологии и идентичности. Спусковым механизмом конфликтов становится нарушение мигрантами норм поведения, принятых у старожильческого сообщества. Мобилизация сторон конфликта происходит в основном по земляческому принципу, реже – по этническому («местные – представители Северного Кавказа»). Например, отношение к мигрантам четко фиксировалось в призывах к выселению выходцев с Северного Кавказа, но о мусульманах речь не шла (Сальск, 2006; Ставрополь, 2007), равно как и местные жители объединялись по признаку землячества (например, русские и калмыки в Яндыках, Астраханская область,
По большому счету речь идет об усиливающейся цивилизационной дистанции между равнинными и горскими народами. Религия является мощным фактором идентичности, при этом она не обязательно проявляется в отправлении обрядов, подпитывает стихийное этнокультурное размежевание, хотя и редко проявляется в межэтнических конфликтах.
Сегодня мы имеем два уровня в этноконфессиональных отношениях: на верхнем идет конструктивный диалог между представителями религиозных конфессий, между религиозными лидерами и властью; на нижнем имеют место усиление влияния религии и этноконфессиональное размежевание. Конфессиональные конфликты чаще всего разворачиваются как внутриконфессиональные, а также между традиционными конфессиями и новыми религиозными движениями. Внутриконфессиональные конфликты на Юге России в основном разворачиваются в мусульманской среде. Противоречия здесь многочисленны и трудноразрешимы: между приверженцами разных мазхабов, шейхами, этническими лидерами, радикалами и законопослушными гражданами. Рост числа конфликтов стимулирует социально-политическое напряжение в обществе.
Не приуменьшая роль исламской составляющей идентичности на Северном Кавказе, необходимо отметить, что для большинства населения она уступает по своей значимости идентичности этнической. Развитие религиозных институтов ислама в регионе происходит в основном в рамках границ различных этнических групп. Эта тенденция не абсолютна, но она усиливает собственно религиозные различия. В многонациональном Дагестане представителей титульных народов (кумыки, лакцы, даргинцы, лезгины, ногайцы) не устраивает то, что большинство ключевых постов в Духовном управлении мусульман Дагестана занимают представители одного этноса (аварцы). Ярким примером могут послужить трения между чеченской и даргинской диаспорами в Калмыкии по вопросу руководства религиозной жизнью мусульман. В целом, «традиционные» религии не смогли послужить основой идентичности большинства населения. Конфессиональная идентичность лишь дополняет, оттеняет этническую идентичность.
Вместе с тем в макрорегионе конструируется и активно распространяется неоисламская идентичность (неоваххабизм). Она предлагает свой вариант внятных ответов на ключевые вопросы социально-политической жизни, обладает мощным консолидирующим потенциалом, основанным на идеях «неоваххабитского интернационализма». Идеология радикального ислама распространяется с помощью современных социальных технологий, созвучна настроениям и запросам части северокавказской молодежи, основана на противостоянии образам и идеям современной глобальной молодежной масскультуры, с ее культом насилия, тотального отрицания авторитета старшего поколения. Это радикальный социальный протест в условиях отсутствия реальных политических альтернатив. Молодежь, исповедующая радикальные идеи, противопоставляет себя в первую очередь представителям «традиционного» ислама. Носителей этих идей все чаще можно встретить среди студентов «русских» городов Юга России. Но в отношении с местной молодежью эта конфликтная религиозная идентичность пока особенно себя не проявляла. В конфликтах среди городской молодежи (Ставрополь, 2007; Ростов, 2010) тема религии не звучала.
Итоги исламского возрождения на Северном Кавказе. Религиозное возрождение протекает неоднородно на Юге России, в результате чего макрорегион превратился в мозаичное полотно религиозности и светскости. Наиболее активно религиозное возрождение протекает на Северо-Восточном Кавказе. Этот вывод основывается на множестве показателей, в частности – числе заведений исламского культа на душу населения. Здесь Дагестан, Чечня и Ингушетия уже обогнали свои собственные дореволюционные показатели. Если бы речь шла о досовременных обществах, то огромное количество религиозных заведений можно было бы объяснить потребностями населения, но для обществ современного типа, отличающихся всеобщей грамотностью и широким распространением городской культуры, такую ситуацию вряд ли можно считать естественной. Кроме того, не стоит забывать, что Северный Кавказ – дотационный макрорегион, а средства, затрачиваемые на строительство культовых зданий, просто огромны.
Пример 1. Республика
Дагестан с 2500 мечетями при населении в 2,9 млн. человек резко контрастирует с Ростовской областью, в которой примерно 4 млн. человек исповедует православие, но при этом действует чуть больше 260 православных церквей. Это означает, что в Дагестане одна мечеть приходится примерно на 1 тыс. жителей, в то время как в «русской» территории на Юге одна православная церковь приходится на 10–15 тыс. жителей.Пример 2. В дагестанском селе Дылым построена мечеть на 5 тыс. человек, тогда как в самом селе проживает 7,5 тыс. человек. Самое интересное заключается в том, что это уже десятая действующая в селе мечеть! Некоторые горные районы Дагестана в разы опережают по числу мечетей на душу населения равнинные районы этой же республики.
Пример 3. Республика Дагестан выбирает 2/3 квоты РФ по хаджу, оставив далеко позади вместе взятые Татарстан, Башкирию и другие регионы России, в которых титульное население исповедует ислам. Узбекистан, будучи независимым государством с титульным исламским населением, в 10 раз большим, чем население Дагестана, отправляет в хадж ежегодно в два раза меньше паломников.
Таким образом, мы имеем неоднородно протекающие процессы религиозного возрождения, в том числе в республиках Северного Кавказа с титульным исламским населением. На Северном Кавказе сформировался новый социокультурный разлом – между обществами, в которых ислам играет системообразующую роль, и обществами, сохраняющими светские основы жизни. Это формирует серьезный конфликтный потенциал в этноконфессиональной сфере. Неблагоприятное развитие ситуации в области религии на Северном Кавказе также было обусловлено системными причинами – действием взаимоусиливающих факторов (см. табл.).
Таблица 1
Факторы и механизмы стихийного религиозного возрождения в Дагестане
В отличие от РПЦ, ориентированной на высшую иерархию государства и церкви, северокавказский ислам не имеет единого центра притяжения и политически зависим от региональных лидеров. Поэтому имеет большое значение то, какую политику в отношении ислама проводят административные элиты субъектов Российской Федерации. Фактически с самого начала постсоветского периода политическая элита северокавказских республик и лидеры «традиционного» ислама установили тесные взаимовыгодные отношения. «Традиционность» тех или иных мусульманских духовных лидеров определялась зачастую их принадлежностью к официальным исламским структурам, а также наличием поддержки со стороны властей.
Значительную роль в развитии событий на Северном Кавказе по неблагоприятному сценарию сыграли действия самой федеральной власти, сделавшей ставку на поддержку традиционного ислама в качестве противовеса исламу радикальному. Результатом этой политики стало широкое распространение исламских ценностей, исламского образа жизни на Северном Кавказе. В итоге население (и в первую очередь молодежь) стало более восприимчивым к пропаганде радикальных идей (см. рис. 1).
Рис. 1. Тактические победы и стратегические просчеты политики в области религии
На протяжении последнего десятилетия представители власти и научного сообщества в качестве одной из главных причин бурного религиозного возрождения указывают неблагополучную социально-экономическую ситуацию, которую, в свою очередь, принято замыкать на безработице. Связь между социально-экономическим положением населения и уровнем религиозности, безусловно, есть. Но она связана не столько с безработицей, сколько с неконкурентоспособностью значительной части трудоспособного населения, особенно это касается молодежи.
Снижение качества трудовых ресурсов – проблема общероссийская. Но на Северном Кавказе в постсоветский период этот процесс достиг критических показателей даже по сравнению с общероссийскими мерками. Подобное столкновение с объективными социальными проблемами, отсутствие внятных перспектив для северокавказской молодежи вылились в специфическую интеллектуальную и психологическую реакцию: на основе ислама формируется молодежная контркультура. Характерные для нее радикальные идеи плохо сочетаются с актуальной социальной повесткой. Эти настроения используют идеологи радикального ислама.