Россия и мусульманский мир № 12 / 2013

В качестве еще одного острого периода российской истории, в отношении которого развивается научный плюрализм, назову эпоху правления Николая II. На монопольную позицию здесь претендует апологетическая школа, кумиром которой остается Солженицын. Но это в основном публицисты, чурающиеся методик и приемов профессиональной историографии. Из крупных профессиональных историков к этой школе можно, на мой взгляд, отнести только Б. Миронова. Признавая его научные заслуги, не могу вместе с тем не отметить, что на концепции Миронова лежит отчетливая идеологическая печать (сам Миронов называет свою мировоззренческую концепцию «клиотерапией», призванной внушить людям исторический оптимизм, дать им духовное исцеление). Другие ведущие профессионалы раскрывали неспособность николаевской империи, даже притом, что ее премьером в период с 1906 по 1911 г. был П. Столыпин, устранить фундаментальные причины общественно-политического кризиса и предотвратить крах монархии и революцию.

Историографические дискуссии особенно остры применительно к революциям 1917 г., как Февральской, так и Октябрьской. Опять-таки отмечу, что среди тех, кто считает их «искусственными» и «рукотворными», явно преобладают публицисты и политтехнологи. Конечно, на их стороне великий Солженицын. Замечу, однако, что не менее великий Н. Бердяев при не меньшей, чем у Солженицына, нелюбви к Ленину и большевикам, утверждал, что «революция октябрьская и есть настоящая народная революция в ее полном прояснении». Фундаментальную причину революции Бердяев определял так: «Мир господствующих привилегированных классов, преимущественно дворянства, их культура, их нравы, их внешний облик, даже их язык, был совершенно чужд народу – крестьянству, воспринимавшему, как мир другой расы, иностранцев». Народ, а не мифические «иностранные агенты» в лице кадетов или большевиков сокрушил этих истинных, в его глазах, «иностранцев».

Позицию, созвучную концепции объективных причин краха николаевской России, высказал один из участников газетной дискуссии о Февральской революции: «История, как известно, не терпит сослагательного наклонения. “Случайно” три революции и две проигранные войны – Русско-японская и Первая мировая… не происходят. Попытка объяснить Февральскую революцию в 1917 г. случайностью, мягко говоря, несостоятельна… Не доводите народ до крайностей – не будет революций!» («Российская газета», 30.03.2007). Плюрализм в рамках научной исторической субкультуры означает, что монополия на историческую истину в условиях академической свободы исключена по определению. Но это не означает, что консенсус по вопросу исторической истины вообще недостижим. Опыт зарубежных историографий, например американской, свидетельствует, что оппонирующие школы приходят к согласию по целому ряду значимых исторических проблем. Важным условием такого согласия является выработка определенной культуры научной дискуссии. Ее основа – не противоборство, а спор в форме диалога. Противоборство означает стремление к научной монополии, к дискредитации и устранению оппонента – соперника, а диалог предполагает взаимообмен научными результатами и дискуссию в целях совместного приближения к научной истине, что невозможно без восприятия у оппонента рациональных аргументов, выводов, достоверных фактов. Противоборство – «игра с нулевой суммой», а диалог – научное обогащение каждой стороны за счет убедительных аргументов и неопровержимых фактов оппонента, это приращение общего знания в интересах исторической науки в целом.

Необходимо признать, что культура диалога в российской историографии еще далеко не сформирована, у многих историков она отсутствует, но в ее развитии в постсоветский период достигнуты позитивные результаты. На мой взгляд, это проявилось в изменении взаимоотношений с зарубежной исторической наукой. В советский период такие взаимоотношения включали в качестве основополагающей составляющей борьбу с буржуазной историографией. Возможность творческого восприятия тех или иных положений зарубежной историографии практически касалась только тех школ, которые были близки к марксизму, а в отношении выводов, подходов, концепций иных школ предполагалась оппозиционная, зачастую непримиримая позиция. В постсоветский период данная установка утрачивала значение, борьба с буржуазными школами уступала место диалогу и дискуссии со всеми без исключения направлениями и течениями мировой исторической науки, а главным критерием отношения к выводам и концепциям той или иной школы становится их соответствие исторической реальности, а не ценностно-мировоззренческие предпочтения представителей данной школы.

Перманентный мысленный диалог со всеми исследовательскими историческими школами, в том числе – и даже особенно – с оппонентами, означает восприятие суждений оппонентов как вызова, который в качестве ответа предполагает учет всего рационального, что заключено в позиции оппонирующей школы. Проиллюстрирую это на примере отношения к постмодернизму, который, возможно, заключает главный вызов современной исторической науке.

О постмодернизме написано достаточном много. Он вызвал развернутую критику со стороны практически всех российских историков по той очевидной причине, что в своих крайних выражениях означал отрицание объективных оснований исторического познания, как и самой не зависящей от исследователя прошлого исторической действительности. Это неприемлемо и для меня, но, на мой взгляд, нельзя не признать наличия в позиции постмодернистов рационального начала. Мэтр постмодернизма X. Уайт доказывал, что у истории, в отличие от естественных наук, нет единого «языкового протокола», т.е. общепринятого научного языка. Труды историков, даже самые авторитетные, по сути – репрезентации определенных языковых модусов (тропов) обыденной речи. Зададимся вопросом: разве в этой критике нет рационального упрека? При ознакомлении с работами современных российских историков (это же касается и зарубежных авторов) нетрудно обнаружить, что в них зачастую присутствует произвол в использовании многих понятий, терминов, ключевых слов, не говоря уже об обыденном языке. При чтении многих работ отечественных историков создается впечатление, что за языком изложения они вообще не следят. Для них это вообще не проблема. Среди историков нет единства в понимании наиболее часто используемых и модных сегодня понятий, например таких, как парадигма, дискурс, концепт, архетип, цивилизация, империя, нация и т.д. Каждый историк вкладывает в них тот смысл, который удобен ему самому.

Критика и вызов постмодернизма рациональны. Ответ со стороны тех, кто отстаивает право истории быть объективной и научной, заключается в упорядочении используемых понятий, терминов, категорий, достижении единства в определении их смысла, как и, конечно, в оттачивании научного и литературного языка. Подобная рациональная реакция необходима и во взаимоотношениях со всеми иными оппонирующими школами. Ответ им должен заключаться не только в оспаривании положений, противоречащих истине, но и в учете рациональных суждений в целях совершенствования и развития исторического знания. В этом случае у истории возрастают шансы становиться более объективной и научной.

«ОНС: Общественные науки и современность», М., 2013 г., № 3, с. 91–105.

Место и роль ислама в регионах Российской Федерации, Закавказья и Центральной Азии

Государственная политика России по борьбе с исламским экстремизмом на территории Поволжья в конце XX – начале XXI в

Андрей Сызранов, кандидат исторических наук (Астраханский государственный университет)

В конце XX – начале XXI в., в связи с притоком в Поволжье представителей различных этнических групп из Центральной Азии и Северного Кавказа, в регион начали проникать идеи, не характерные для российского «традиционного» ислама. Вслед за идеями появились экстремистские группы (из числа как приезжих, так и местных, новообращенных жителей), борьбу с которыми начали вести правоохранительные органы.

Особо активную деятельность на территории Поволжья развернули члены экстремистской религиозной организации «Хизб ут-Тахрир» («Партия исламского освобождения»; XT). Для деятельности партии в России характерно массовое тиражирование пропагандистской литературы на русском языке, создание русскоязычного сайта партии. Особое место в пропаганде идей XT занимают листовки, издаваемые на русском языке и распространяемые в мечетях России. «Партия освобождения ислама» была внесена в список организаций экстремистского толка, чья деятельность была запрещена на территории Российской Федерации решением Верховного суда РФ от 14 февраля 2003 г. В течение 2004 г. в различных регионах РФ правоохранительными органами были задержаны члены данного движения. Так, в августе 2005 г. Верховный суд Башкортостана приговорил нескольких членов ячеек XT, задержанных на территории республики, к 4–9 годам лишения свободы. Начались задержания «хизбутовцев» и в других регионах Поволжья (Юнусова А. «Ислам в Башкортостане», М., 1997).

В Нижегородской области, несмотря на то что активная деятельность сторонников радикального ислама особо не отмечается, их небольшие группы все же присутствуют. В октябре 2004 г. правоохранительными органами был произведен арест 12 членов местной ячейки партии «Хизб ут-Тахрир», которые были обвинены в совершении преступлений террористического характера (Хайретдинов Д.З. «Ислам в Нижегородской области», М., 2007). ДУМ Нижегородской области обратило внимание общественности на то, что среди задержанных не было «ни одного татарина, ни одного коренного нижегородца» (www.islamNN.ru).

Работа по противодействию национальному и религиозному экстремизму является одним из важных направлений деятельности органов власти на территории Ульяновской области. Здесь также отмечалась некоторая активизация сторонников радикального ислама. Ситуация осложняется фактическим расколом в местной мусульманской общине («умме») – в области два конкурирующих духовных управления мусульман – Ульяновское региональное духовное управление мусульман и ДУМ Ульяновской области. Данной ситуацией стремятся воспользоваться мусульманские миссионеры из стран Центральной Азии, Северо-Кавказского региона, посещающие Ульяновскую область с целью распространения среди местных мусульман идеологии радикального ислама. В регионе имеются последователи такого вида религиозной пропаганды. Так, в конце 2003 г. в Ульяновске были арестованы члены экстремистской организации «Джамаат», подозреваемые в подготовке террористических атак, разбоях и грабежах. Общая численность этой группировки достигала 80 человек, преимущественно русских и чувашей (Силантьев. «Ислам в современной России», М., 2008). В сентябре 2005 г. Ульяновским областным судом задержанные были осуждены.

В Оренбургской области также была неоднократно отмечена деятельность сторонников радикального ислама. Их центром стало медресе «Аль-Фуркан» г. Бугуруслан, выпускники и студенты которого оказались замешаны в целом ряде террористических актов, включая захват школы в Беслане. В сентябре 2004 г. на территории медресе были обнаружены взрывчатые вещества, после чего его работа приостановилась. 25 июля 2005 г. по факту использования преподавателями медресе в процессе обучения литературы экстремистского толка было возбуждено уголовное дело. Началось следствие по отношению к «Аль-Фуркан», шесть выпускников которого принимали участие в подготовке терактов в России и за рубежом. В 2006 г. начался судебный процесс по факту распространения в медресе «Аль-Фуркан» экстремистской литературы и деятельности местной ячейки организации «Хизб ут-Тахрир». В итоге десять предполагаемых участников «Хизб ут-Тахрир», проходивших по делу о распространении листовок, были депортированы на родину – в Узбекистан, в отношении шестерых преподавателей медресе, которые обвинялись в использовании на занятиях экстремистской литературы, уголовное преследование было прекращено по истечении срока давности, а двое – помощник ректора медресе Р. Гизитдинов и местный житель Б. Саломов – были осуждены за создание экстремистской организации. Медресе «Аль-Фуркан» было закрыто в марте 2006 г.