Россия и мусульманский мир № 8 / 2015

Конечно, концентрация на результате при игнорировании его фундаментальных причин является неизбежной для любой прикладной науки (кичащимся достижениями фундаментальной науки нелишне вспомнить, что она до сих пор не смогла объяснить, например, причины появления электрического тока) и действительно временно повышает ее эффективность, – в этом ничего нового нет.

Новое заключается в принципиальном отказе даже от попыток фундаментального осмысления получаемых результатов, в утрате интереса к устройству мира, в не то что неспособности, а утрате понимания смысла объяснения получаемых результатов.

Это производит впечатление нового этапа развития человека, связанного с отчетливой деградацией отдельно взятой личности. В связи с этим не стоит забывать, что роботы в принципе могут быть не только компьютерными, промышленными или домашними, являющимися программами или вещами, но и социальными, включающими в свой состав человеческие личности, отнюдь не обязательно сознающие (а скорее всего, как правило, не сознающие) свою роль.

Инфантилизм и упрощение личности (давно замеченные и описанные, например, в США), превращение ее, по сути дела, в «частичную личность», «частичного члена общества» по аналогии с «частичным работником» эпохи конвейера могут быть еще и признаками включения ее в некоторый надличностный контур, который мы не можем увидеть в силу ограниченности возможностей индивидуального восприятия и наличие которого можем лишь описывать по некоторым косвенным признакам.

В этом отношении, возможно, провиденная Вернадским ноосфера (или являющееся ее частью коллективное сознание) уже наступила, – и человеческая личность, пытавшаяся осознать себя в качестве венца творения, ужалась до ее простой функциональной клеточки.

Мир без среднего класса: Под «железной пятой»?

На фоне этих фундаментальных пугающих проблем вопрос о судьбе среднего класса может показаться эгоистически мелким, а с другой стороны – вполне очевидным.

В самом деле: производительность новых, в первую очередь информационных технологий резко снижает численность людей, нужных для производства потребляемых человечеством материальных и духовных благ.

Пока главным субъектом политики было государство, оно так или иначе сдерживало технологический прогресс ради сохранения удобной для него социальной структуры. Однако с уничтожением Советского Союза и началом глобализации главным субъектом мировой политики окончательно стал глобальный бизнес (на Западе его победа была одержана с отставкой Никсона), – а логика фирмы, в отличие от логики общества, требует оптимизации издержек.

В данном случае носителем издержек является средний класс, у которого разрыв между непосредственно производимыми и непосредственно же потребляемыми благами является максимальным. (Существенно, что его элементы могут быть необходимыми, но косвенными условиями для производства современных благ – например технологий, что может привести к утрате этих благ после социальной редукции среднего класса; но для фирмы, пусть и глобальной, это слишком сложное и неопределенное умозаключение: ей нужна прибыль «здесь и сейчас».)

Поэтому средний класс истребляется глобальным бизнесом в рамках борьбы с расточительностью, – и этот процесс дошел уже и до развитых стран.

Между тем именно средний класс предъявляет критически значимую часть спроса современного мира: редукция этого спроса означает обрушение рыночной экономики в жесточайший кризис спроса и глобальную депрессию.

Что будет представлять собой современная экономика без спроса среднего класса? – Этот вопрос остается открытым.

Вероятно, рынок как средство организации общества исчерпал себя, и современный глобальный кризис является в том числе и кризисом рыночных отношений как таковых.

Знаменательно, что частная собственность сохранилась лишь на уровне малого, среднего и частично крупного национального бизнеса; на уровне глобального бизнеса, как правило, даже значимые акционеры в массе своей не могут, а главное – не хотят реализовать свои права собственников, что означает фактическую отмену частной собственности, этого фундамента рыночных отношений.

Наконец, важным изменением, свидетельствующим об исчерпанности рыночных отношений, является снижение значимости денег и рост значения технологий, которые в ряде случаев становятся принципиально неотчуждаемыми от их разработчика (продается, как это все чаще бывает в случае даже программного обеспечения, не сама технология, но лишь право пользоваться ею, т.е. технологии, как и интеллект, не продаются, но лишь передаются в аренду).

Весьма существенной представляется и трансформация демократии: ее сегодняшний кризис – ничто на фоне того, что ждет ее в случае исчезновения среднего класса, ее источника и обоснования.

Вероятно, она заменится жесткой информационной диктатурой, способной во многом оторвать людей от реальности и в значительной степени контролировать структуру их потребностей (что касается общественных потребностей, такой контроль скорее всего будет полным). Некоторое предвестие подобной информационной диктатуры (по ее эффективности и тотальности) мы наблюдаем в настоящее время на погружающейся в откровенное безумие Украине: первый блин обычно действительно выходит комом.

Вероятно, человечество возвращается к некоему новому феодализму, в котором огромные массы «лишних» людей будут жить под жестким и не осознаваемым ими информационным контролем на социальных пособиях в условиях генерируемых коллективных эмоций и поддерживаемой для обеспечения контроля искусственной напряженности. В определенных ситуациях они могут уничтожаться, хотя в целом их популяция будет поддерживаться для порождения талантов, нужных руководящей элите для обеспечения комфорта, а также участия в управлении и внешней конкуренции.

Однако положение самой элиты, в силу ее неизбежной корыстной узости и обусловленной этим неспособности поддерживать необходимый объем знаний и технологий, будет крайне неустойчивым и неопределенным.

Разумеется, перечень открытых, не имеющих очевидного решения вопросов, встающих перед человечеством в момент его качественного изменения, перехода в некое новое состояние, значительно шире: жанр журнальной статьи имеет объективные ограничения. Тем не менее даже тщательное осмысление довольно узкого круга поднятых проблем способствует, как представляется, качественному повышению степени определенности нашего развития и, соответственно, степени управляемости наших обществ.

Расширение же по сравнению с намеченным в настоящей статье кругом изучаемых проблем, связанных с нашей трансформацией и нашим не таким уж и отдаленным будущим, и вовсе, каким бы самонадеянным это ни казалось сейчас, способно привести к восстановлению общественной науки в качестве инструмента поиска истины и обеспечения позитивного прогресса человечества.

«Свободная мысль», М., 2015 г., № 1, с. 37–50.

Социальные фигуры и властно-управленческий аппарат российского общества

В. Макаренко, доктор политических наук, доктор философских наук, профессор, директор Центра политической концептологии ЮФУ (г. Ростов-на-Дону)

А. Макинтайр показал, что современное общество состоит из нескольких ключевых фигур [4, с. 258–271]. Социальная фигура – это типологическая конструкция. Она предписывает определенные правила поведения людям, выполняющим социальные роли. Фигура содержит в себе драматические и моральные мотивации. В ней сливаются роль и личность. Социальные фигуры представляют определенную культуру. Специфика культур определяется типичными свойствами выступающих в них фигур, которые обладают репрезентативностью на длительных промежутках времени. Идеи и теории могут воплощаться в жизнь только благодаря фигурам. Одновременно фигуры служат масками. Человек надевает их на себя под влиянием общественного мнения, философских, этических и политических теорий.