Россия и мусульманский мир № 8 / 2016

Российская мусульманская культура интегрирует ряд ойкумен (северокавказскую, поволжскую, крымскую и др.), обладающих значительным своеобразием. Хотелось бы проиллюстрировать этот тезис о специфике российского мусульманства на примере татарской практики ислама.

Татары смогли пронести через историю особую гибкость и интегральность ханафитского мазхаба. Эта гибкость обеспечивается наличием понятия «урф» (татар. – «гареф»), которое предполагает, что одним из источников шариата является народный обычай. Иначе говоря, ислам учитывает обычаи местных народов, вбирает их в себя, в результате чего национальные обычаи не являются чем-то внешним по отношению к исламу. Гибкость ханафитского мазхаба позволяет непротиворечиво сочетать этнические особенности и принципы исламского вероучения. Удачный пример подобного синтеза дает как раз татарская мусульманская культура.

Известно, что в ханафитском мазхабе доминирует двух-составное определение веры, которое требует признавать достойным каждого человека, кто имеет внутреннее убеждение и кто осуществил словесное признание. В отличие от трехсоставного определения веры, к которому апеллировали идеологические оппоненты Абу Ханифы, двухсоставное понимание закрывает доступ к обвинению в неверии на основе деяний, а значит, препятствует чисто субъективным суждениям о неправедности, которые лежат в основе всех религиозных войн. Абу Ханифа предложил оставить вердикт о внутреннем мире человека на суд Аллаха, что обозначает отказ от всех религиозных разногласий. Эта плюралистическая идея на протяжении многих столетий определяла ментальность мусульман Урала и Поволжья и господствующий у них тип религиозной культуры, что позволяло им мирно уживаться с иноверцами.

Можно выделить следующие типологические особенности татарской практики ислама:

– послание Пророка (мир ему!) принято татарами добровольно, что отражает их стремление к Истине;

– отсутствие отступлений и значительных ересей, тяготение к умеренности;

– более высокий социальный статус женщины;

– стремление к общей грамотности;

– выборность мусульманского духовенства, традиции коллективного самоуправления, демократизм;

– толерантность, способность к мирному сосуществованию с представителями других религий;

– особая развитость акыды и калама, что обусловлено этноментальным своеобразием татар, которых характеризует высокая степень приверженности рационализму;

– популярность накшбандийского тариката, который, благодаря распространенности практики тихого зикра, лучше всего соответствует эмоциональной устойчивости и сдержанности татар;

– ключевое значение сердца как органа богопознания, сердечное личное восприятие божественного.

К этому хотелось бы добавить еще несколько соображений. Первое из них касается особой спаянности в российском мусульманстве этнических и вероучительных компонентов. Исследователи отмечают, что уже в ранний период развития татарские формы практики ислама, находившиеся под сильным влиянием нескольких мусульманских регионов, особенно Средней Азии, обладали рядом специфических черт: отправление молитв и других ритуалов на родном языке, своеобразие зикра, манера одеваться, участие женщин в общих радениях и пр. Иногда говорят даже о «тюркском колорите» в системе ритуалов суфийской практики 22 . Известно об особой близости ислама у тюрков к жизни простого народа, так сказать, о его народности, которая зачастую поддерживалась популярностью ясевизма в форме тюркоязычных хикматов. Не случайно «Диване хикмет» Ясеви написан, вопреки арабо- и персоязычной традиции того времени, на тюркском языке. В общем, взаимопроникновение тюркских этнических черт (в форме народных обычаев, поэзии, языка и пр.) и принципов исламского вероучения отмечается уже очень давно. Данная тенденция с веками только усиливалась.

22

Эта идея получила подробное обоснование в обобщающем коллективном труде. См.: Ислам в Среднем Поволжье: История и современность / Под ред. Р. Мухаметшина. – Казань: Мастер Лайн, 2001.

Спецификой обладает и суфийская практика мусульман Урало-Поволжья. Прежде всего, нужно отметить сильное влияние ясевизма, которое отчетливо прослеживается в нашкбандийском тарикате. «Диване хикмет», «Ахырзаман китабы», «Марьям Ана хикаяты», «Бакырган китабы» вплоть до 1917 г. были настольными книгами в татарских мектебах и медресе. Ясеви и Бакыргани оказали огромное влияние на татарских суфийских поэтов Сайфа Сараи, Мавля Кулы, Идриса Хафиза и др. Широкое распространение в татарском суфизме получило почитание Пророка (мир ему!). Особой популярностью у татар пользовались маулиды – поэтические произведения о рождении Пророка (мир ему!); судя по всему, первыми авторами маулидов были именно тюркские поэты. Другой популярный жанр, связанный с почитанием Пророка (мир ему!), – это мираджнаме, которое стало образцом для мистиков-суфиев. В его основе лежит мирадж – путешествие Пророка Мухаммада (мир ему!) в Иерусалим и его вознесение к Аллаху. Среди татарских мусульман получило широкое распространение почитание святых, которые рассматривались как носители благословения и силы, излитых на них Аллахом. В связи с этим на татарском языке были созданы многочисленные произведения жанра марсийа, посвященные восхвалению духовных учителей, шейхов, ишанов, мулл и др.; достаточно упомянуть обобщающие работы Шигабутдина Марджани и Ризы Фахретдина на эту тему. Суммируя, можно сказать, что татарская суфийская литература, впитавшая в себя многие течения и влияния, является настоящим сокровищем ислама и духовной культур. 23

23

Подробнее об особенностях татарской суфийской литературы см.: Сибгату ллина А Религиозно-суфийские мотивы в татарской литературе // Ислам в Среднем Поволжье: История и современность / Под ред. Р. Мухаметшина. – Казань: Мастер Лайн, 2001. – С. 497–15.

Если не разбирать подробно отдельные стороны татарской мусульманской практики (обширный материал по этой теме имеется в специализированных научных исследованиях, и каждый при желании может обратиться к ним самостоятельно 24 , внимание стоит сконцентрировать на следующем тезисе: не вызывает сомнения, что татарская мусульманская культура формировалась веками и обладает рядом специфических черт; эти черты не следует рассматривать как нечто чуждое исламу – ислам интегрирует их. Сейчас необходима обстоятельная рефлексия собственной традиции, чтобы предотвратить размывание исторически присущей российской умме формы мусульманской практики. Несомненно, российское мусульманство в широком смысле включает в себя и северо-кавказскую, и башкирскую, и крымско-татарскую ойкумену, каждая из которых нуждается в отдельном изучении и осмыслении. Это позволит найти точки соприкосновения и определить тесные внутриевразийские цивилизационные связи – залог формирования целостного образа российского мусульманства.

24

В статье Д.В. Мухетдинова можно также найти развернутый анализ, включающей обсуждение мнений предшественников. См.: Мухетдинов Д.В. Российское мусульманство: Призыв к осмыслению и контекстуализации // Минарет. – 2014. – № 37–38.

Выводы

Российское мусульманство как особая социокультурная реальность требует дальнейшего изучения и осмысления. Выдвинутый Гаспринским тезис о российском мусульманстве актуален и в наше время. В пользу необходимости такой рефлексии говорит тот факт, что с точки зрения ислама этничность и культурная специфика должны приниматься в расчет. Фактически ислам никогда не существовал в отрыве от конкретных социальных условий и, попадая на новую почву, давал оригинальные ростки, формируя локальные мусульманские культуры. Человек, родившись внутри определенной традиции, должен проявлять сознательное отношение к своей идентичности, иначе он не будет способен углубиться в нее. Духовное развитие обозначает не отказ от идентичности – в этом мире от нее в принципе нельзя отказаться, – но совершенствование внутри тех границ, тех рамок, которые ставит родная культура (разумеется, если речь идет о мусульманской культуре). Таким образом, перед российскими мусульманами стоит масштабная задача осмысления собственного бытия. И это не только интеллектуальная, но и духовная задача. Сейчас в этом направлении предпринимаются лишь первые шаги.

Литература

1. Аль-Аттас С. Введение в метафизику ислама. – М.: Куала Лумпур, 2001. – 411 с.

2. Бигиев М. Избранные труды. – Казань: Татарское книжное изд-во, 2005. – Т. 1. – 336 с.

3. Гаспринский И.Б. Русское мусульманство (суть джадидизма) // Русское мусульманство. Мысли, заметки, наблюдения. – Симферополь, 1881.

4. Ибрагим Т. Коранический гуманизм. – М., 2015.

5. Ислам в Среднем Поволжье: История и современность / Под ред. Р. Мухаметшина. – Казань: Мастер Лайн, 2001. – 530 с.

6. Мухетдинов Д.В. Российское мусульманство: призыв к осмыслению и контекстуализации // Минарет. – 2014. – № 37–8.

7. Мухетдинов Д В. Российское мусульманство. – М., 2015.

8. Сибгатуллина А. Религиозно-суфийские мотивы в татарской литературе // Ислам в Среднем Поволжье: История и современность / Под ред. Р. Мухаметшина. – Казань: Мастер Лайн, 2001.

«Ислам в современном мире», М., 2015 г., Т. 11, № 4, с. 82–90.

Место и роль ислама в регионах Российской Федерации, Закавказья и Центральной Азии

Проблемы социализации исламских общин на юге России

Ю. Джабраилов, кандидат политических наук; Региональный центр этнополитических исследований, Дагестанский научный центр Российской академии наук (Махачкала)

В нашей стране процесс оформления устойчивой модели государственно-конфессиональных отношений не приобрел завершенный характер. В 2001 г. были отвергнуты два проекта Концепции государственно-конфессиональных отношений в Российской Федерации. Полемика вокруг этих документов постепенно утихла, но принципиальные вопросы остались нерешенными.

Возможно, это сопряжено с неоднозначностью мнений научного сообщества о методах и механизмах взаимоотношений государства и религиозных объединений. В научных работах значительное внимание акцентируется на необходимости совместных усилий государства и религиозных организаций в деле преодоления проблем социальной реальности, предлагается разработать набор четких критериев, позволяющих конфессии обрести статус государственно-признанной. Такой статус будет нести с собой весь комплекс обязанностей и привилегий для конфессий и даст возможность беспрепятственно осуществлять им свою деятельность. В то же время существует позиция, отрицающая модель государственно-конфессиональных отношений, которая оформляется как политика консолидации государственных и религиозных интересов 25 .

25

См.: Буттаева А.М. Гармонизация государственно-конфессиональных отношений как фактор укрепления общедагестанского единства / Доклад на республиканской научно-практической конференции «Общедагестанское единство как фактор стабильности и безопасности: истоки и перспективы» 12 сентября 2014 г.; Яхьяев М.Я. Государственно-конфессиональная политика новой России: Состояние и тенденции: сб. статей / Под общ. ред. акад. М.К. Горшкова и проф. А.-Н.З. Дибирова. – М.; Махачкала, 2012. – С. 128.