Россия и мусульманский мир № 9 / 2013

Кризис либеральной демократии, обусловленный сигнатурой осязаемых границ эффективности капитализма аберрацией буржуазной инициативы в финансовую сферу, где деньги, минуя общественное производство, порождают себе подобные вымыванием ее социальной основы «среднего класса», инициирует попытку обрести импульс жизненного потенциала за счет культурно-политической и экономической экспансии в пространства ранее «неосвоенных» территорий.

Так было не раз в истории, когда стагнирующая система, стремясь к регенерации, прибегала к факторам экстенсивного роста. Россиянам, как никому другому, известно влияние расширяющегося пространства («деспотии пространства») на устойчивость политического режима.

Необходимость продвижения идей «Большого Запада» с целью роста «привлекательности главных ценностей» «для других культур» и постепенного возникновения «всеобщей демократической культуры» очевидна не только с точки зрения геополитической, но и в связи с поиском механизмов обретения внутренней устойчивости странами «золотого миллиарда». В предложенном проекте «Большого Запада» «вовлеченная демократизирующаяся Россия» должна занять место периферии западного сообщества. При этом Евразийский союз, в оценке авторов перспективы «всеобщей культуры», «является новой эксцентричной идеей Владимира Путина» 1 .

1

Бжезинский Зб. Уравновесить Восток, обновить Запад / Россия в глобальной политике. – М., 2012. – № 1. – С. 35, 37.

Будущее истории, по мнению западных аналитиков, безальтернативно связано с либерально-демократическими ценностями (кстати заметить, понимаемыми однобоко, «по-вашингтонски», так же, как в свое время социализм в иной, небольшевистской, интерпретации был неприемлем для советской партноменклатуры). Китайская или индийская системы культурных ценностей в качестве, по крайней мере, равноправных парадигм культурно-цивилизационного развития не рассматриваются. В лучшем случае им отводится место сегментарного «очага» культуры, представляющей интерес для узких территориальных или национальных локализаций. Такая позиция далеко не бесспорна.

Главное, что следует отметить, какой бы отчетливой ни была идеологическая альтернатива культурного плюрализма, она не будет признана Западом, так как цивилизационный модус, основанный на традиции, укорененной многовековой историей того же Китая или Индии, для либерального рационализма всего лишь рудимент, форматируемый в дихотомии: отсталый – прогрессивный, анахронизм – современный. Исторически сложилось так, что главным рудиментом проекта «Большого Запада» является страна, по воле судьбы не генерировавшая собственных традиционных ценностей.

Формат статьи не позволяет подробно остановиться на сюжете, раскрывающем значение традиции в планетарной цивилизации. Заметим только, что в общественное сознание человечества приходит понимание «самоценности» традиции, продолжающей развиваться в индустриальную и постиндустриальную эпохи. Находясь в состоянии интеракции с модерном, традиция создает синергетический потенциал, позволяющий обществу достигать кумулятивного эффекта развития с положительной флуктуацией результата. Именно сохранение традиции и опора на нее в модернизации позволили Японии во второй половине XX в. совершить экономическое чудо. Указание на органическую встроенность традиции в проект советской цивилизации как основной ресурс устойчивости и высокой эффективности системы содержится во многих работах современных авторов.

В указанном смысле капитализм, лишенный опоры на традицию, не является самодостаточным в морально-этическом и культурном отношении. Взяв когда-то на вооружение в качестве главного идеологического постулата сентенцию Т. Гоббса Bellum omnium contraomnim (война каждого против всех), капитализм нуждается в компенсации, доведенной до совершенства правовой системы и традиционного нравственного базиса. Однако в таком случае неразрешимое противоречие между центральной фигурой, олицетворяющей всю систему буржуазных отношений – Homo economicus, и Homo sapiens, человеком разумным, а следовательно, нравственным, лежит в основе непреодолимого препятствия на пути выхода западной цивилизации из системного кризиса.

В контексте современных западных ценностей любое социальное агрегирование, в том числе формирование государственной культурной, этнической идентичности, должно основываться на принципах рационально устроенных сетей, выполняющих функции коммуникатора взаимовыгодного обмена информационными, материальными, политическими (если это касается государственных образований) ресурсами. Любые другие мотивы интеграционных процессов выходят за рамки целесообразности, диктуемой западным образом мироустройства. Доказательством сказанного являются события, происходящие в Европейском союзе. В связи с кризисом в дилемме укрепления национальных интересов или прагматических соображений при определении мер его преодоления верх всегда берут последние.

Не выдержала испытания общественной практикой идеология мультикультурализма, направленная на формирование «особого вида толерантности», в связи с притоком жителей мировой периферии в крупные европейские города. При этом «обратная глобализация» (именно так определяют это явление) стала следствием «подавления культурной уникальности через экономическую модернизацию», активно насаждаемую Западом начиная с 60-х годов в странах третьего мира.

Безусловно, рекомендации использовать накопленный в Европе процессуальный опыт и технологии адаптации эмигрантов при реализации программ интеграции в российский социум приезжающих на работу в Россию представителей ближнего зарубежья могут быть реализованы только в плане заимствования технических наработок организации комплементарных условий для гастарбайтеров, но только не по существу, разделившемуся по смысловым ориентирам: мультикультурализм как средство ассимиляции «культурного модерна» или мультикультурализм как основа «общежития».

Принципы рационализма, положенные в основу российской политики в отношении бывших союзных республик, не принесли релевантного интеграционного эффекта. Мало того, по мере утверждения на постсоветском пространстве западных культурных ценностей постепенно убывает социальная основа центростремительных тенденций. Чтобы проиллюстрировать это утверждение, надо обратиться к данным, характеризующим динамику деструктивного отношения населения Казахстана и Белоруссии к интеграции с Россией в региональные структуры, что характеризуется замерами общественного мнения, опубликованными главным научным сотрудником Казахстанского института стратегических исследований М. Лаумулиным и белорусским журналистом Ю. Дракохрустом. Мнение населения Казахстана относительно Таможенного союза (Белоруссии, Казахстана и России) разделилось: 52% опрошенных поддерживают этот интеграционный проект, 48% высказались «против» или не определились в своем отношении. В апреле-мае 2012 г. Институт стран СНГ (г. Москва) провел дополнительный опрос казахстанских респондентов, когда выявлялась принадлежность к социальным категориям тех, кто отрицательно относится к объединению в интеграционные структуры. Результаты дополнительного опроса показали, что 78,7% считающих нецелесообразной постсоветскую интеграцию являются представителями крупного и среднего бизнеса, менеджерами финансовых учреждений, работниками силовых структур и правоохранительных организаций и государственными служащими.

В случае с Белоруссией картина выглядит совершенно иначе. Социальный спектр отрицательно ответивших на вопрос: «Если бы сегодня проходил референдум об объединении Белоруссии и России, как бы Вы проголосовали?» – репрезентативно отражает все категории населения. Однако мотивом негативного отношения к интеграции является боязнь либерализации уклада жизни по российскому образцу. Удельный вес тех, кто положительно высказался за объединение с Россией, с 2003 по 2011 г. сократился с 58 до 32%. При выборочном опросе белорусских граждан, отрицательно оценивающих перспективу объединения с Россией, 64,2% указали в качестве главной причины своего выбора боязнь утраты социальных гарантий, обеспечиваемых гражданам Белоруссии.

Таким образом, результаты дополнительных исследований, предпринятых Институтом стран СНГ, хотя и в противоположных контекстах, показали, что «либеральные ценности» 2 , активно внедряемые в социально-экономический строй новых независимых государств, работают в направлении, противоположном региональному интеграционному вектору.

С прагматической точки зрения такое положение дел вполне объяснимо. Если руководствоваться исключительно соображениями выгоды, то ориентация на западные центры мировой силы выглядит значительно более привлекательной, чем объединение с Россией, которая пока не обрела устойчивой тенденции экономического роста. Однако в основе евразийской интеграции лежит нечто большее, чем голый прагматизм, – культурно-цивилизационная общность, формировавшаяся веками в интеграции многоэтнических традиций, генерировавших некую идентичность, постичь которую рациональным сознанием невозможно.

2

Мы намеренно взяли этот термин в кавычки, чтобы указать на разницу в представлении между подлинными либеральными и современными либеральными ценностями.