Россия и современный мир №1 / 2017
Шрифт:
Это, кстати, вполне подтвердили и последующие события в мире, после которых тупиковость многих «революций» и бесперспективность участия в них в ряде конкретных ситуаций стала еще более ясной. Зачем людям рисковать «выйти на площадь», если видно, как после Тахрира происходит лишь реконфигурация власти военных, а после майданных шабашей лишь смена у власти криминальных группировок. Если эти или подобные аргументы используют апологеты режима, вызывающего не лучшие чувства, то это не значит, что с этими аргументами не стоит считаться или отбрасывать их по соображениям «партийной» солидарности. Группам, претендующим на звание «оппозиции», это, конечно, нравиться не может, но тем хуже для такой «оппозиции». Тем более если говорить о значительной части «оппозиции» в Российской Федерации, бесконечно демонстрирующей неумеренное «низкопоклонство перед Западом», с зашкаливающим градусом русофобии и презрения к «этой стране».
И, однако, замечание В. Соловья о субъективном, личностном факторе в политической борьбе само по себе не вызывает сомнений: «Воля к борьбе, включая готовность умирать за свои взгляды и идеалы, – абсолютно необходимое условие революции. И обратите внимание: это относится к человеческой экзистенции, а не к социологическим абстракциям.
7
О какой революции можно говорить при отсутствии революционеров. В социально-политической теории такой авторитетный автор, как Ч. Тилли, связывает революционную ситуацию с появлением серьезного претендента на государственную власть, когда, например, сами эти «претенденты возникают и завоевывают поддержку, когда действующий режим предъявляет своим подданным новые требования (чаще всего требования новых налогов), но при этом у правителя недостаточно сил для того, чтобы обеспечить их выполнение» [14, с. 73]. В теории всё выглядит логичным, но даже крайне непопулярный режим остается на месте, если ему не находится альтернативы.
Кстати, здесь уместными будут суждения Гегеля, извлеченные из его размышлений о диалектике господина и раба, в «Феноменологии духа»: «Только риском жизнью подтверждается свобода… Индивид, который не рисковал жизнью, может быть, конечно, признан личностью, но истины этой признанности как некоторого самостоятельного самосознания он не достиг» [5, с. 102]. С этим в принципе согласен и современный автор: «В наши дни почти не нашлось людей, готовых жертвовать жизнями за свои убеждения и заблуждения. Нынешняя российская – легкоуправляемая – многопартийность превращается в средство имитации демократии» [3, с. 38].
Согласимся, что действительно мучительно тяжело осознавать пределы выбора в невыносимой ситуации, тем более что со времен немецкого классика трагический опыт бытия обогатился новыми гранями 8 .
В общем старый лозунг партии социал-революционеров (к которой, кстати, вначале принадлежал, а потом, разочаровавшись в политической борьбе, ее ряды покинул Питирим Сорокин) – лозунг: «В борьбе обретешь ты право свое!» – остается предельно актуальным. Но это всегда риск.
8
Изучение опыта борьбы с невыносимым давлением чужого и попытками выживания и сохранения достоинства под этим прессом не оставляет особого выбора. Это подтверждает, в частности, духовный опыт таких противоречивых мыслителей, как К. Шмитт, Э. Юнгер (на написание этого пассажа автора вдохновило чтение шмиттовской «Теории партизана» и юнгеровского эссе «Уход в лес». – В. К.), век жизни которых был опытом подлинных личностей. Выбор однако очень суров: «Как жить, если ты встретился взглядом с ликом Медузы Горгоны, если твое бытие соприкоснулось с Ничто или враждебным Иным, если душа дрожит от страха перед безжалостным врагом. Зеркальным щитом, отражающим горгоний взгляд ужаса, для героя может стать истинное понимание ситуации и духовная смелость видеть вещи такими, какие они есть, даже если истина предстает в ужасном обличии. Нация, которая не имеет своих “персеев”, со щитом ума и понимания, обречена на гибель под гнетом парализующего ее страха и / или даже непонимания приближающегося конца. Духовное сопротивление в почти полностью безнадежной ситуации – это пример, вдохновляющий как избранных мыслителей, так и тысяч анонимных бойцов против наступающего зла. В условиях торжества современной глобальной цивилизации, становящейся все более античеловеческой, под финансовой и информационной властью Чужих, жестоко репрессируемых локальными полицаями, скоро уже “просто жить”, даже очень скромно и тихо, станет практически невозможным делом. В этой перспективе МЫ ВСЕ – ЛИБО РАБЫ, ЛИБО ПАРТИЗАНЫ» [9, с. 154].
Для того чтобы быть готовым к «борьбе» и поставить свою жизнь на кон, нужно выйти за рамки обычной, «нормальной» жизни. Далеко не все готовы к этому. Рискующие вожди, как правило, далеко выходят за рамки принятой человеческой морали и тем самым часто представляют для массы людей немалую опасность. Потому, более приемлемым для осторожного обывателя выглядит – оставить «бодливых коров» в положении политических маргиналов и не дать им обрести «рога» (по народной пословице).
Было бы странно, если бы господствующий режим оставлял без внимания происходящее в лагере своих противников и не заботился об укреплении своих позиций ценой огромных пропагандистских усилий: «Угроза гражданской войны в России используется властью как пропагандистский миф для борьбы с оппозиционными настроениями. Посредством немудреных пропагандистских операций выстраивается так называемая “пугающая альтернатива”, обществу направляется послание: поддержите Кремль или вы получите революционный хаос; даже плохой порядок лучше хорошего беспорядка. Подогреваемый властью дискурс гражданской войны в России спекулятивен и безоснователен, он служит ключевым моментом классической пропагандистской тактики “торговли страхом”. Людей элементарно запугивают, чтобы добиться их политической лояльности» (курсив мой. – В. К.) [18, с. 129].
Полагаем, что всё не так просто. Дело не только в том, что по телевизору врут, как дышат (повторим, что ждать иного в существующей ситуации было бы странно), но «обычный человек» просто не может справиться со своими опасениями: он не понимает, зачем ему бороться, если в итоге он будет жить еще хуже. Рационально или не рационально, но простой обыватель, даже если отвлечься
от влияния интенсивной проправительственной пропаганды, видит и понимает, что какая-нибудь «цветная революция», даже в случае успеха, мало что может ему дать, но зато многое может отнять. Ну и, наконец, нельзя не отметить, что при отсутствии достаточного революционного потенциала внутри страны, очень много зависит от внешнего фактора.Отпор иностранному вмешательству и мобилизация режимом патриотических настроений
Феномен внешнего, иностранного вмешательства – явление, известное с древности. Оно встречается еще у Фукидида на примере событий на острове Керкира, связанных с войной между Афинами и Спартой [7, с. 47]. А уж если обратиться к опыту русских Смут…
Впрочем, посмотрим на то, что гораздо ближе. Разве усилия противника России в Первой мировой войне и подлость союзников не повлияли на события 1917 г. в России и судьбу последнего российского царя? «Закономерность» великой революции и наличие серьезных предпосылок для нее отрицать глупо, ввиду произошедшего революционного взрыва огромной разрушительной силы. Но при этом начало и ход революций, что прошлых, что современных, что будущих – без субъективного фактора и злонамеренного внешнего вмешательства представить невозможно. Трагическую гибель исторической России можно, конечно, объяснять множеством противоречий ее исторической траектории: от политики последнего царя до «неправильной» отмены крепостного права, а также безумствами Петра, церковным расколом, монгольским игом, выбором веры князем Владимиром и т.д. и т.п. Но это не отменяет того простого факта, что историческая Россия не потерпела решающего поражения в Мировой войне, а была убита при одобрении или равнодушии как политизированного и образованного меньшинства, так и большинства малограмотного и инертного населения, не ведавшего, что оно творит. Бессмысленно отрицать, что в стране к Семнадцатому году накопилось очень много «революционной взрывчатки» («рвануло во всемирно-историческом масштабе»!), но почему указание на деятельность, например, какого-нибудь Парвуса (блестяще описанного А.И. Солженицыным в соответствующих «узлах» «Красного колеса») должно считаться махровой конспиралогией? А ведь подобных фактов и фигур было множество.
А уже если вернуться совсем в наши дни, то речь пойдет об ином развороте темы.
Итак, если режим консолидирован, видимая альтернатива ему отсутствует, а массы не горят желанием круто изменить свою жизнь, то остается внешний фактор разжигания революции. Действие его многообразно. Можно говорить и о «геополитическом напряжении» государства, и о том, что тот или иной авторитарный режим сам резко ухудшит свое положение, ввязавшись во внешнеполитическую авантюру типа «маленькой победоносной войны», и о вмешательстве внешних акторов на стороне (контр)революции или же о чужом положительном (или отрицательном) примере. В ходе (или после) революции отношение к этому вмешательству может кардинально меняться; яркий пример политического цинизма продемонстрировали большевики, перейдя от пожеланий поражения своего правительства в мировой войне к лозунгам типа «Социалистическое отечество в опасности!». Все логично: чужого не жалко, а свою власть не отдадим.
Но часто бывают ситуации, когда правящий режим мобилизует патриотические настроения с целью консолидации против внешнего врага. Укрепить существующий порядок превентивно, показав как альтернативу существующие внешние угрозы – это сильный политический козырь. Разумеется, здесь не обходится без интенсивной пропаганды и тенденциозных передержек.
Сейчас в Российской Федерации стремятся заменить обсуждение внутренних напряжений указанием на внешнее вмешательство и «иностранных агентов». Якобы только субъекты, «шакалящие у посольств», призывают в Россию «майдан». Нужна особая выдержка, чтобы пройти между этими «партийными» крайностями. Здоровый социально-политический организм «агенты» не разложат, но довольно глупо надеяться на международную помощь после очередной «геополитической катастрофы». Гуманитарную помощь, быть может, и предоставят, но обглодают страну основательно – неужели история великого разграбления России в начале и, подчеркнем, в конце ХХ в. ничему не учит. И неужели внешняя помощь в «свержении диктаторов» в Сирии, Ираке, Ливии и ее видимые последствия – это только результат авторитарной пропаганды? Неудивительно, что такая угроза (пусть и поданная специфическими пропагандистскими методами) оказывается очень сильным аргументом против антиправительственных выступлений и блокирует ныне многие протестные порывы.
Таким образом, пока власть в РФ весьма удачно использует «внешнюю угрозу цветных революций» для собственного укрепления. Трудно сказать, будет ли такой подход иметь успех и дальше. По контрасту, можно предположить, что именно внешние факторы будут иметь решающее значение в сохранении или падении существующего режима.
Предсказывать революцию в России (равно как и в других странах) дело не только неблагодарное, но, по сути, и невозможное. Вряд ли о революции где-либо можно со всей определенностью говорить: «Она произойдет» в силу того, что невозможно и по субъективным, и по объективным причинам оценивать степень вызревания предпосылок революции на ее предварительной стадии, невозможно также измерить постоянно меняющуюся (не)готовность людей к преодолению критических порогов, резко отделяющих одно состояние общества от другого. Невозможно указать конкретный момент, когда участвующие в событиях люди в массе своей сделают решающий выбор, чтобы оказаться на стороне победителей: сторонников старого или нового порядка. Современная наука практически не располагает средствами для таких выводов. Это возможно констатировать только в прошедшем времени: «революция в данной стране произошла» (и, соответственно, о стране, в которой она произошла, тогда можно сказать, воспользовавшись известным выражением: «она утонула»).
Что касается российской революции в прошлом, то, на наш взгляд, здесь лучше всего сказать: «она не состоялась», так как не достигла своих целей…
1. Булдаков В.П. Красная Смута: Природа и последствия революционного насилия. – Изд. 2-е, доп. – М.: РОССПЭН, 2010. – 967 с.
2. Булдаков В.П. Утопия, агрессия, власть. Психосоциальная динамика постреволю-ционного времени. Россия 1920–1930 гг. – М.: РОССПЭН, 2012. – 759 с.
3. Булдаков В.П. Кризисный ритм российской истории: К культурно-антропологическому переосмыслению // Политическая концептология. – Ростов-на-Дону, 2015. – № 2. – С. 18–52.