Россия и Запад на качелях истории. От Павла I до Александра II

Ничто не приносит столько чести новому человеку у власти, как новые законы и порядки, найденные им… Эти вещи, если они заложены основательно и несут отпечаток величия, заставляют уважать государя и восхищаться им.

В этом случае приоритетом для Петра, возможно, могла бы стать не армия, а создание более свободного и эффективного общества. Сильная армия – а Россия, без сомнения, в ней нуждалась – стала бы в таком случае не отправной точкой реформы, а ее естественным результатом. Как и Василий Голицын, Петр мог бы к военному вопросу подойти с другого конца: начать реформу не с солдата, а с крестьянина. Вспомним о планах Голицына по освобождению крестьян от крепостного рабства: именно с этого шага, по его мнению, и должна была начаться глубинная реформа в России. Петр I сделал многое, но к этой важнейшей для страны проблеме даже не подошел, хотя вопрос уже был обозначен и поставлен на повестку дня его предшественниками.

Так что у безграмотности есть все-таки не только плюсы, но и минусы.

Кровь Нарышкиных. Разрыв с Москвой

Царь Федор умер 27 апреля 1682 года двадцати лет от роду, не оставив наследников. В условиях противостояния двух кланов – Милославских и Нарышкиных (родня первой и второй жен царя Алексея Михайловича) – старший сводный брат являлся единственной гарантией спокойного существования Петра.

Федор был немощен, но здрав рассудком, а вот слабоумный Иван – единственная надежда Милославских – к какой-либо государственной деятельности оказался непригоден, хотя формально и имел право раньше Петра вступить на престол. Именно поэтому сразу же после смерти Федора Боярская дума и Священный собор – представители тогдашней русской элиты, собравшиеся на похороны, – отклонив кандидатуру Ивана, высказались в пользу Петра. На его стороне оказался и патриарх, чье слово весило тогда много. Наконец, толпа собравшихся в Кремле людей также криками высказалась за здорового, а не больного наследника престола. Позже некоторые историки стали называть все это Земским собором, хотя, конечно, та вынужденная импровизация мало походила на серьезные выборы государя.

Милославские ответили, но чуть позже. Если сыновья Алексея Михайловича по этой линии не отличались ни здоровьем, ни умом, ни решительностью, то его дочь Софья аккумулировала всю энергию и волю, не доставшиеся братьям. Это была самая эмансипированная и честолюбивая женщина России того времени. Она и возглавила борьбу Милославских против Нарышкиных и десятилетнего Петра. Самым активным ее помощником стал наиболее влиятельный представитель семейного клана Иван Милославский.

В кратчайшие сроки, уже к маю, Софья, умело интригуя, смогла поднять против новой власти бунт, опиравшийся на стрельцов – основу тогдашней русской армии. Самая страшная сцена, как и планировали организаторы мятежа, была разыграна в Кремле, где на глазах малолетнего Петра толпа зверски растерзала многих из рода Нарышкиных. Формальным результатом майского бунта явилось двоевластие Ивана и Петра (причем слабоумный брат считался первым царем, а умный – вторым). Ну а фактически правительницей страны стала Софья.

Петр, по свидетельству очевидцев, держался во время майского бунта с удивительной, какой-то недетской, твердостью и навсегда запомнил в лицо и поименно всех своих врагов. Позже, когда он придет к власти, то не простит даже мертвых. Во время казни стрельцов царь прикажет раскопать гроб с умершим к тому времени Иваном Милославским и поставить этот гроб под эшафот, чтобы на него стекала кровь казненных. Чуть ли не первой покупкой, сделанной Петром во время его знаменитой поездки за границу, будет топор палача. Причем царь тут же отправит «сувенир» домой, оставшемуся на хозяйстве князю Федору Ромодановскому – своего рода министру внутренних дел и политического сыска. Князь, прекрасно поняв намек, сразу же по получении страшного подарка подробно доложит царю, как и для чего «инструмент» пущен в дело.

Еще позже, срочно вернувшись из заграничной поездки в связи с угрозой нового стрелецкого бунта, Петр лично будет вести дознание в пыточных камерах, а затем рубить стрельцам головы. Не исключено, тем самым «сувенирным» топором.

Петр, широко открытыми глазами и без единой слезинки взиравший на то, как толпа раздирает на куски Нарышкиных, никому ничего не простил. Не простил даже кремлевским стенам и самой Москве, где ему в детстве пришлось испытать ужас. И, повзрослев, он возвращается в нелюбимый город только в случае крайней необходимости, не хочет здесь жить, все время перебирается с места на место, предпочитая ночевать по чужим домам, по окрестным подмосковным селам и усадьбам, в Немецкой слободе, но только не в Кремле, где за каждым поворотом ему чудится привидение.

Любимый дом появится много позже. На болоте, в еще не обустроенном, промозглом Санкт-Петербурге, то и дело затапливаемом наводнениями, живя даже не в доме, а в бараке, Петр будет чувствовать себя спокойно и уютно. Главное – подальше от Кремля и его призраков. Московские дворцы ассоциировались у него с адом, петербургские болота он называл парадизом – раем.

«Контрастный душ»: на волю в Немецкую слободу

После победы Софьи и сокрушительного поражения Нарышкиных Петр с матерью перебираются в подмосковное село Преображенское, где любил отдыхать царь Алексей Михайлович. Вдовствующая царица жила в Преображенском в постоянном страхе, тревожно наблюдая за событиями в Кремле, и, видимо, без денег, если судить по тому, что ей приходилось тайком принимать финансовую помощь то от Троицкого монастыря, то от ростовского митрополита.

Зато Петр, вырвавшись из стен Кремля на волю, чувствовал себя в Преображенском превосходно. Всяческая зубрежка закончилась, вообще раз и навсегда закончилось какое-либо планомерное образование. С этого момента, руководимый лишь собственным инстинктом, десятилетний царь надолго погрузился в атмосферу военно-полевых игр. Он сам их придумывал, сам ими руководил и сам с удовольствием учился тому, чему хотел научиться. Весь интеллектуальный багаж, набранный Петром в дальнейшем, это результат самообразования.

Весь этот период в жизни Петра можно назвать закалкой «контрастным душем». Ему довольно часто приходилось из вольного Преображенского возвращаться в Москву для участия в пышных кремлевских церемониях. Ивану и Петру отводилась, например, декоративная роль при приемах иностранных посольств.

Одну из таких торжественных церемоний в 1683 году живо описал секретарь шведского посольства Кемпфер:

В приемной палате, обитой турецкими коврами, на двух серебряных креслах под святыми иконами сидели оба царя в полном царском одеянии, сиявшем драгоценными каменьями. Старший брат, надвинув шапку на глаза, опустив глаза в землю, никого не видя, сидел почти неподвижно; младший смотрел на всех; лицо у него открытое, красивое; молодая кровь играла в нем, как только обращались к нему с речью. Удивительная красота его поражала всех предстоявших, а живость его приводила в замешательство степенных сановников московских. Когда посланник подал верящую грамоту и оба царя должны были встать в одно время, чтобы спросить о королевском здоровье, младший, Петр, не дал времени дядькам приподнять себя и брата, как требовалось этикетом, стремительно вскочил со своего места, сам приподнял царскую шапку и заговорил скороговоркой обычный привет: «Его королевское величество, брат наш Карлус Свейский, по здорову ль?»

Подобных принудительных протокольных «отработок» случалось немало, но, как только они заканчивались, Петр немедленно возвращался на волю в Преображенское. Участие во всех подобных церемониалах на всю жизнь привило Петру ненависть к этикету. Позже он многократно смущал этим качеством как своих собственных, так и иностранных подданных. Он мог принимать иноземного дипломата где-нибудь на верфи в грязной, потной рубахе, на минуту оторвавшись от плотницких дел и чертежей очередного корабля. Петр всегда хотел быть, а не выглядеть, условности вызывали у него только раздражение, насмешку и презрение.

Будучи вторым после Ивана и не любимым Софьей царем, подросток Петр тем не менее определенными властными полномочиями располагал и использовал их не без выгоды для себя. Известно, что в этот период он истощает запасы Оружейной палаты. Как свидетельствуют архивы, назад вещи возвращаются либо разобранными на части, либо испорченными и требующими ремонта: все, что попадало Петру в руки, тут же пускалось им в дело. Точно так же и из кремлевского арсенала постоянным потоком идут в Преображенское порох, свинец, полковые знамена, пистоли, сабли.

Петр прибирает к рукам и массу никому не нужных после смерти отца придворных. Алексей Михайлович, страстный поклонник соколиной охоты и заядлый лошадник, держал свыше трех тысяч соколов и огромную конюшню на сорок тысяч лошадей. Ни больному царю Федору, ни слабоумному Ивану, ни самой Софье все это наследство оказалось ни к чему, зато сгодилось Петру. Среди молодых сокольников и конюхов он и набирает себе первые две роты так называемых потешных, то есть шуточных, игрушечных, солдат.

Именно тогда Петр познакомился со своим будущим фаворитом, приятелем и слугой для особых поручений – ловким, храбрым и хитроумным Александром Меншиковым. Происхождение Алексашки, как называл его Петр, было темным: по одной из версий, он продавал на улице пирожки с зайчатиной, по другой – был конюхом. Зато позже стал светлейшим князем, генералиссимусом и… главным казнокрадом России. Сюда же, в потешные, наравне с конюхами попадают и мальчики из знати: например, будущий фельдмаршал князь Михаил Голицын, как свидетельствует запись, зачислен по причине малого возраста в «барабанную науку».