Россия и Запад
Шрифт:
Теперь пришло время кратко пересказать некоторые (доселе неведомые нам) основные факты биографии Г. А. Теодоровича. Ибо все, что было рассказано нами выше, добыто исключительно нашим старательским трудом; все же последующие сведения предоставлены (в ответ на нашу просьбу) современным витебским краеведом и знатоком витебской старины — Аркадием Михайловичем Подлипским из его статьи о Г. А. Теодоровиче, опубликованной в «Шагаловском международном ежегоднике» [71] . (Самое-самое время поклониться краеведам — ведь это соль эвристической науки!)
71
Т. 1. Витебск, 2005. С. 164–167.
Итак (по сведениям краеведа), Генрих Адольфович Теодорович родился 7 (19) июля 1864 года в Пинске в семье сосланных в Россию поляков. В 1881 году окончил смоленскую классическую гимназию и в том же году поступил на юридический факультет Московского университета. По окончании университета в 1886 году получил место помощника присяжного в Витебске, где прочно обосновался, обрел дом, семью, преданных друзей и где весьма достойно прожил до самой своей смерти.
Но искреннее уважение и признательность витебчан Г. А. Теодорович снискал не только своей успешной судебно-адвокатской практикой и общественной деятельностью. Он был также широко образованным, культурным человеком, понимающим толк в музыке, театре, живописи и, конечно, в поэзии. Г. А. Теодорович знавался с Леонидом Андреевым, Куприным; неоднократно встречался и беседовал с самим Семеном Афанасьевичем Венгеровым, престарелая матушка которого жила неподалеку, в Бобруйске. Далее, Г. А. Теодорович, помимо минской, витебской, придвинской и прибалтийской периодики, довольно активно печатал свои стихи и в таких столичных изданиях, как «Журнал для всех», «Весь мир», «Светлый луч», «Бодрое слово», «Мир», «Журнал журналов». Добавим от себя, что почти во всех перечисленных в статье А. М. Подлипского литературных журналах, где появлялись стихи и переводы Г. А. Теодоровича, его имя как ПОЭТА было (жило, сосуществовало) рядом (под одной обложкой) с самыми выдающимися популярными русскими
11 февраля 1917 года в газете «Витебский вестник» было напечатано стихотворение, озаглавленное «Я хочу быть, как звезда» за подписью А. Р.-ович. Его банальный мотив, лирическая канва, простой сюжет и искренний искрящийся эгоцентризм («я хочу») восходит почти напрямую к Бальмонту в самых его (Бальмонта) чистых, высоких поэтических устремлениях, которые были так близки поэту и критику Генриху Теодоровичу.
Я хочу быть, как звезда Я хочу быть, как звезды ночные То рождаться, то вновь пропадать Я хочу, как сиянья лесные Золотою весной расцветать. Я хочу быть серебряной рыбкой, То нырять, то всплывать на отмель Я хочу быть далеким и зыбким Как морских берегов акварель. Я хочу недолго Но красиво жить, Я хочу недолго Но тебя любить. Я хочу над жизнью Темной и пустой Пролететь горящей Яркою звездой.Остается добавить, что только авторитетному историку русского символизма впору (и по плечу) и точно, и спокойно, и со знанием дела откомментировать публикуемый заново очерк-шедевр о Бальмонте и дать ему должную научную опенку.
И тут я с непременным уважением и искренностью называю имя петербургского литературоведа Константина Марковича Азадовского, автора на сегодняшний день самой толковой, выверенной по фактам и источникам статьи, посвященной К. Д. Бальмонту в биографическом словаре «Русские писатели. 1800–1917» [72] , и также его сравнительно недавней убедительной статьи «С исчерпывающей полнотой» [73] , в которой дана самая точная оценка современного бальмонтоведения.
72
М., 1989. Т. 1. С. 148–153.
73
Новое литературное обозрение. 2008. № 89.
И позвольте это эссе считать нашим приношением К. М. Азадовскому к его юбилею.
«Тут все дело в тоне»
Когда разговор заходит о переводах Пастернака из Рильке, в центре, как правило, оказываются две темы: почему этих переводов так мало и в какой степени переложение того или иного текста отвечает оригиналу [74] . Наиболее убедительный ответ на первый вопрос нашел, как кажется, К. М. Азадовский, указавший на такие свидетельства самого Пастернака, из которых следует, что свой долг памяти Рильке Пастернак исполнял «в другом совсем плане и шире» (письмо к Жозефине Пастернак от 16 января 1929 года) и понимал его, в расшифровке К. М. Азадовского, «как <…> способ существования» [75] . Близость Рильке Пастернаку и общность их личного и исторического опыта столь велики, что перевод был бы едва ли не тавтологичен по отношению к собственному творчеству. Нечто близкое имел в виду У. Арндт, говоря, что в переводах из Рильке «Пастернак не переводит, а <…> пишет свою поэзию в „рилькеанском трансе“» («Pasternak is not translating but <…> writing his own poetry in a Rilkean trance») [76] . В автобиографическом эссе «Люди и положения» (1956) Пастернак сформулировал важный для него переводческий принцип:
74
См.: N"oldeke Е., geb. Bruzzone. Boris Leonidovic Pasternak und seine Beziehungen zur deutschen Kultur. T"ubingen, 1986; Arndt W. Pasternak’s Versions of Early Rilke Poems// Norwich Symposia on Russian Literature and Culture. Vol. I: Boris Pasternak 1890–1990 / Ed. by L. Loseff. Northfield, Vermont, 1991. P. 168–177; Азадовский К. Борис Пастернак и Райнер Мария Рильке // Pasternak-Studien I. Beitr"age zum Internationalen Pasternak-Kongress 1991 in Marburg / Hrsg. von S. Dorzweiler und H.-B. Harder unter Mitarbeit von S. Grotzer. M"unchen, 1993. S. 1–12; Френкель В. Рильке и Пастернак: Особенности перевода // Крещатик. 2010. № 3.
75
Азадовский К. Борис Пастернак и Райнер Мария Рильке. С. 11.
76
Arndt W. Pasternak’s Versions of Early Rilke Poems. P. 170.
Немногочисленные попытки передать его
Следом, как бы в подтверждение этой мысли, Пастернак приводит два своих перевода из сборника Рильке «Книга образов» («Das Buch der Bilder», 1902/1906) — «За книгой» («Der Lesende», букв, «читающий») и «Созерцание» («Der Schauende», букв. «устремляющий взор, смотрящий»). В отобранных им стихах Пастернак, очевидно, увидел важнейшие темы творчества своего «любимого учителя» [78] . Традиционный метод челночного сопоставления русской версии с оригиналом в применении к этим переводам нередко оказывается ущербным. И дело здесь не только в том, что большее или меньшее число элементов оригинала становится платой за верность «тона» в переводе, но в том, что у Пастернака перевод данного текста связан с более широким контекстом как творчества Рильке, так и собственного творчества. Убедиться в этом можно на примере двух — самых, пожалуй, очевидных — отступлений от оригинала в пастернаковском переложении «Der Lesende» Рильке [79] .
77
Пастернак Б. Люди и положения I/ Пастернак Б. Воздушные пути. Проза разных лет / Сост., подгот. текста и подбор илл. Е. В. Пастернак и Е. Б. Пастернака; вступ. ст. Д. С. Лихачева; коммент. С. С. Гречишкина и А. В. Лаврова. М., 1983. С. 433. Ср. в передаче О. Карлайл ту же мысль, примененную к переводам «Доктора Живаго»: «А переводчиков „Доктора Живаго“ не судите слишком строго. Это не их вина. Они привыкли, как и все переводчики, воспроизводить буквальный смысл, а не тон того, что сказано, а важен-то как раз тон» (Карлайл О. Три визита к Борису Пастернаку // Воспоминания о Борисе Пастернаке / Сост., подгот. текста, коммент. Е. В. Пастернак, М. И. Фейнберг. М., 1993. С. 650).
78
Из статьи Пастернака 1928 г. в еженедельнике «Читатель и писатель», цит. по тексту комментария С. С. Гречишкина и А. В. Лаврова в кн.: Пастернак Б. Воздушные пути: Проза разных лет. С. 482.
79
Стихотворение написано в сентябре 1901 г. в Вестерведе и вошло уже в первую редакцию сборника «Книга образов» (1902). Создание сборника приходится на время обеих поездок Рильке в Россию (1900), пребывания его в Ворпсведе (осенью 1900 г.), кризиса зимы 1900-го, женитьбы на художнице Кларе Вестхоф (1901). Одновременно Рильке работал над сборником «Часослов» («Stundenbuch»). К 1900–1901 годам относятся также стихи Рильке на русском языке (подробнее см.: Heinz J. Das Buch der Bilder (1. Fassung, 1902) / M. Engel (Hrsg.) Rilke-Handbuch: Leben — Werk — Wirkung. Unter Mitarbeit von D. Lauterbach. Stuttgart; Weimar, 2004. S. 227).
Тексты приводятся по следующим изданиям: Rilke R. M. Kommentierte Ausgabe in vier B"anden. Bd. I. Gedichte 1895 bis 1910 / Hrsg. von M. Engel und V. F"ulleborn. Frankfurt a. Main, Leipzig, 1. Auflage. 1996. S. 331–332; Пастернак Б. Люди и положения // Пастернак Б. Воздушные пути. Проза разных лет / Сост., подгот. текста и подбор илл. Е. В. Пастернак и Е. Б. Пастернака; вступ. ст. Д. С. Лихачева; коммент. С. С. Гречишкина и А. В. Лаврова. М., 1983. С. 433–434. Деление на отделы условно и введено для удобства сопоставления. Кроме текста Рильке и перевода Пастернака, привожу также мой рабочий перевод, по возможности близкий к оригиналу [80] .
80
В обоих известных мне подробных разборах перевода Пастернака авторы используют в качестве вспомогательных свои более или менее буквальные переводы стихотворения Рильке. Ни один из них не годится для моих целей: У. Арндт переводит на английский, а перевод В. Френкеля страдает, с моей точки зрения, неточностями.
Одно из существенных отличий версии Пастернака от текста Рильке приходится на то место в начальной части, где вечер достигает Читающего: