РОССИЯ В ПОСТЕЛИ

И когда после очередного цикла – парилка, прорубь, снежная ванна и снова парилка – все уходят в предбанник пить пиво, в бане остаются уже две пары – я и официанточка Зоя, и на другом конце нижней лавки – наш режиссер с дебелой бухгалтершей.

Бухгалтерша плеснула еще ковшик воды на горячие камни, чтобы туманно-парная завеса разделила нас, но и сквозь пар видно, как легла она под режиссером навзничь, и он навалился на ее круглый мясистый зад и, оскальзываясь на мокрых ягодицах, приступил к работе.

Но дальше наблюдать нам за ними некогда, я по своей привычке сел на лавке, усадил к себе верхом на колени мокрую, распаренную Зою, обнял руками ее влажную талию. Ее раскрытые ноги и сильные ягодицы смело, одним рывком прижали ее живот к моему так, что мой Брат тут же оказался целиком в ее теле, и она прижалась ко мне, чуть охнув от удовольствия, и замерла так, наслаждаясь и закрыв глаза, а ее мокрые длинные ржавые волосы касались моих рук.

Так она сидела, не двигаясь.

Я осторожно пошевелил ее бедра, отодвинул от себя почти силой, но она тут же надвинулась обратно, и тут возникла странная похотливая игра – я как бы отталкивал ее от себя, снимая с Брата, а она с силой надвигалась обратно, словно боясь выпустить его из себя, и скоро это превратилось в ритмическую скачку, и наши мокрые тела бились друг о друга сочными влажными шлепками, и Зойка все увеличивала темп скачки, набирая скорость бешеного галопа.

Право, я не ожидал такого темперамента в этой сельской двадцатилетней девчонке.

Сжав зубы, шумно дыша, размахивая мокрыми прядями длинных волос, она вбивала в себя моего Братца с уже неуправляемым мной неистовством, с бешенством близкого оргазма.

И что – через несколько секунд она кончила, издав протяжный полустон-полукрик, кончила и безжизненно сползла на мокрый пол и легла там на спину, распахнув усталые ноги и уже вялое, будто оплывающее тело.

А я с торчащим Братом остался сидеть на лавке. В стороне, на том конце лавки, трудился над бухгалтершей наш режиссер, а распахнутое тело молодой официантки с влажной грудью, с закрытыми глазами на курносом лице и рыжим лобком лежало у моих ног.

В предбаннике был слышен смех, там травили похабные анекдоты, и уже вот-вот сюда должны были войти, но мой торчащий мокрый Брат требовал, действия, и я, наплевав на все, безразличный к тому, что случится, когда сюда войдет вся компания, голой ногой поддел за бок лежащую Зою и перевернул ее. Она повиновалась легко и безжизненно, как ватная кукла, она просто перекатилась со спины на живот и теперь лежала ничком, отсвечивая в парном тумане мокрыми круглыми ягодицами.

Я лег на нее, снизу подобрал руками ее плечи, ухватился за них и с силой всадил Братца в ее безжизненный зад.

О, что тут случилось!

Она взревела и взбрыкнулась подо мной, как проснувшаяся лошадь, она ждала всего, кроме этого, она, наверно, и не шевельнулась бы, если бы я ее трахнул стандартным способом, она, наверно, лежала бы подо мной безвольно-ватная, терпеливо дожидаясь конца, но – в задний проход! Этого она не ждала, конечно, и вряд ли пробовала когда-то.

Она взревела от боли и страха, взбрыкнулась, рванулась в сторону, пытаясь сбросить меня, но мои руки цепко держали ее плечи, а Брат уже прорвался, уже утонул в ее ягодицах, и теперь оторвать его от них было невозможно никакой силой.

Здоровая, крепкая сельская девка, Зоя все-таки приподнялась от пола на руках, повернулась на бок, и, все еще крича и пристанывая, покатилась по полу, но я не отлипал от нее.

В эту минуту на ее крик в парилку ввалилась вся компания.

И они увидели то, что потом со смехом обсуждали до нашего отъезда – держа меня на себе, как неотлипающего наездника, Зоя на четвереньках доползла до табуретки, на которой стояло ведро холодной воды, и боком стукнула меня об эту табуретку, и ведро ледяной воды обрушилось на нас двоих, но и тут я не отлип от нее, а наоборот – от холода уцепился в нее еще крепче. Теперь она только подвывала и плакала, стоя – на четвереньках, и только тихо постанывая.

Вокруг нас стояла вся компания, вплоть до режиссера и бухгалтерши, и хохотала подначивая;

– Еще! Вот так! Засади ей! Во дает! В жопу! Еще! Катюха, а ну становись рядом, я тоже попробую! Ну как, Зойка? Ничего? Ты ж хотела артиста попробовать, ну и как? Теперь, он уже кончает…

Когда, наконец, я бессильно сполз с ее зада на пол, Зойка разогнулась, повернулась ко мне заплаканным лицом и со всей оставшейся силой закатила мне такую оплеуху, что, оскользнувшись на мокром полу, я отлетел к стенке и лежал там без сил, не вставая.

Новый взрыв хохота потряс баню.

Я видел, что Зойка рвется ко мне, что ее держат, успокаивают, и, слава Богу, что удержали, иначе она избила бы меня до крови.

Но председатель колхоза – крепкий, кряжистый мужик, просто ухватил озверевшую от злости Зойку за волосы и через предбанник волоком вытащил голую на мороз, к проруби – остудиться.

А в бане дебелая бухгалтерша подошла ко мне с ковшиком холодного пива, уважительно наклонилась, приподняла за голову и дала напиться. А затем помогла добраться до лавки, приговаривая: «Ну силен, артист! Силен! Жеребец!»

И чувствовалось, что она просто завидует Зойке.

Уж не знаю, что сказал председатель Зойке, он ли ее успокоил или прорубь остудила. Когда она, замерзшая, появилась в бане, я лежал в парилке на верхней полке, дебелая бухгалтерша любовно охлестывала меня березовым веничком по спине, приговаривая «вот тебе, охальник, вот тебе!», а Зойка тихо оделась в предбаннике и ушла, и весь этот инцидент нисколько не испортил общего праздника – потом было еще много всего, но в этом я, правда, уже не принимал участия, хотя бухгалтерша и подваливала ко мне на полку, шарила руками в паху и шептала:

«Лихой, лихой мальчик… я к тебе приеду в Москву. Приехать?…»

Глава XI. ИЗМЕНА

Несколько лет назад на Западе появился и стал знаменитым порнофильм «Глубокая глотка». Все мои знакомые, которые ездили в Европу в турпоездки, мечтали посмотреть этот фильм и, вернувшись, взахлеб рассказывали об уникальной проститутке, которая, говоря нормальным русским языком, «берет с заглотом».

Я не хочу сказать, что если в России есть даже специальный народный термин для этого удовольствия, то у нас берут с заглотом на каждом шагу. Но и ничего уникального в этом тоже нет. У нас берут с заглотом в Воркуте и Челябинске, Алма-Ате и Норильске, в таежной сибирской Тюмени и в курортной Одессе.

Но самый потрясающий, действительно уникальный заглот я открыл в хабаровском Доме моделей.

30– летняя манекенщица Галина К., крашеная блондинка с аппетитным телом, стройной фигурой и кожей цвета слоновой кости, романтично-болтливая в жизни и молчаливо-послушная в постели… нет, пожалуй, это требует отдельного рассказа…

Мы снимали какую-то производственную муть о Хабаровском трубопрокатном заводе – для телефильма о рабочем классе. Я занимался организацией съемок. Оператор по-ударному наклацал дюжину панорам, статики и крупешников трудовых процессов и уже собирался сматываться с завода, когда в проходной увидел большое объявление: