Российская Зомбирация

У меня теперь был великолепный, новенький пистолет Макаров с одной обоймой, которую удалось отыскать в своеобразной полицейской крипте. От наличия в рюкзаке автомата у меня вообще тряслись коленки. Я походил на человека, который оперировал жалкими тысячами и который неожиданно выиграл в лотерею миллионы. О такой удаче я не мог и мечтать (хотя... мечтал, конечно, но так принято говорить), но если придеться принять бой, то буду отмахиваться арматурой, а тратить драгоценные патроны на мертвую падаль ищите другого дурака из фильмов. Хотя бы Феликса.

Он просил меня дать подержать пистолет, точно говорил немного о другом оружии с шестнадцатилетней девочкой. Я был осторожным человеком, потому и занимался мародерством и с оружием никогда бы не расстался.

– Вон овощ бродит, – Феликс выпростал руку. И действительно, нарезая круги вокруг березки, ходил, как на привязи, безобидный мертвец, – подстрели его.

– Ты что, совсем дурак? А если грабители неподалеку? Думаешь, они не польстятся на мой автомат? Схему что ли не знаешь? Старую разводку с кошельком не знаешь что ли? Теперь убьешь зомби, только начнешь его обшаривать, так тебе предъявят сразу “по понятиям”. Овощей, буйных тоже не боишься?

Фен поморщил свою встопорщенную голову. Человек-крыса, человек-таракан. Мелкие, жутковато-желтые акульи зубки до сих вызывали у меня отвращение. Он примирительно почесал голову, и мне захотелось сорвать этот черный одуванчик:

– Отобьемся еще раз.

Ага, как будто это он утром, вместе с полицейскими, стрелял из пулемета по умертвиям. Вообще путешествовать без средств передвижений – это высшая степень идиотизма. Практически самоубийство. Зная, что кругом кишат живые мертвецы и их, не реагирующие на свет зрачки, обшаривают ландшафт в поисках чего-нибудь вкусного и интересного, брести пешком было неправильным. Но какие варианты? Подождать в том могильнике – посадят как преступников, а то и расстреляют. Никакой водитель дальнобойщик в здравой памяти теперь не останавливается на трассе. Идти по чащобе и закоулкам было опасно, можно было наткнуться на бандитов. На этом участке дороги они не сильно промышляли, так как она патрулировалось военными, как магистраль снабжения города продуктами. Оставалось одно – идти, причем держась поближе к деревьям, на которые, в случае чего, можно было залезть.

Я сказал:

– Послушай, если ты хочешь дойти до Новозомбиловска, то придеться следовать моим указаниям. Иначе я пойду один, не хочу, чтобы на меня без средств передвижения наткнулась какая-нибудь шайка бешеных людей. Бегают они намного быстрее меня. Замотай рану, их привлекает кровь.

Разумеется, я врал и один бы я не пошел. Если накинутся мертвецы, от которых не будет шанса отбиться, то я сломаю Фену его худенькую ножку арматурой и уйду в отрыв, стараясь не слышать его жалобных причитаний.

Я не злой, просто мне моя жизнь дороже.

Луч на удивление прямой, но не менее гадкой дороги, утыкался в подбрюшье горизонта. Там, казалось, налип черный гречневый комочек, постепенно разрастающийся в небольшую мушку, окуклившуюся затем в гусеницу. Метаморфозе сопутствовал нарастающий шум, похожий издалека на реактивный. Я так отвык от тарахтенья военного дизеля, что не сразу сообразил и потащил упирающегося Феликса в укрытие.

– Военные! Идут на помощь Чанам или ментам. Валим!

Фен попытался сопротивляться, ему всяко больше хотелось ехать на броне в окружении вооруженных мужчин, чем брести по накалившемуся асфальту с рогаткой в руке. Я не разделял его мыслей.

Мы с ходу, гигантским прыжком гепарда, преодолели кювет. Там, размокнув в ливневом стоке, раздулся до невероятных, слоновьих размеров человеческий труп. Он был настолько омерзителен и синюшен, словно протравлен дустом, что мне и в голову не пришла мысль после его обшарить.

– Быстрее!

Мы бухнулись сразу за кюветом в какой-то земляной пупок. Грязно, сыровато и одновременно пахнет горелой щетиной, но относительно безопасно. Я с удовольствием вдавил голову Фена в землю:

Ответь мне, ученый друг, у тебя на руках приписное удостоверение с категорией “С

“?

– Нет, – отплевывался он, – отпусти!

– И при этом ты хотел выйти к военным? А тебе не кажется, что двое здоровых мужчин, с оружием в руках идут в неизвестном направлении и лет на вид... ну, никак не меньше сорока пяти, а значит, они подлежат военной или трудовой мобилизации. Приписных удостоверений у них нет, значит либо уклонисты, либо дезертиры, а то и мародеры. А что делают с такими людьми в условиях ЧС? Берут под стражу или, в худшем случае, расстреливают без суда и следствия. Так что составить нам с тобой компанию вон тому, – я кивнул в сторону лужи, – разбухшему трупу.

Я убрал руку с затылка зомбиведа, и он слега приподнял голову, уставился на меня темными, слишком ранимыми, коровьего милосердия глазами:

– Вань, посмотреть то хоть можно?

– По два пятьдесят с носа. С твоего интеллигентского, Феликс, все три – пошутил я.

Обзор загораживали стебли высокой, жесткой травы, и увидеть нас с дороги вряд ли представлялось возможным, а грозный вид моторизированных соединений российской армии, еще по-прежнему внушал уважение. По-крайней мере моральными принципами они себя не утруждали и справедливо стреляли во все, что шевелится.

В душе, пусть очень глубоко, но все мы патриоты.

– Только не вздумай орать, пристрелят мгновенно. Они же на войне и не хотят, чтобы колонной полакомилась мертвечина.

Грохот и лязганье гусениц стали совсем громкими, и под нами начала подрагивать земля, казалось, что бронетехника движется прямо на нас и вот-вот переедет природный окопчик. Не люблю чувствовать себя мясным фаршем на линии жестяного конвейера, но да эпоха располагает.

Первым прогрохотал на крейсерской скорости старенький танк-труженик Т-72..На Шипкинском полигоне, что в нескольких десятках километрах от Новозомбиловска, прямо под открытым небом и брезентом стоят застывшие металлические памятники машиностроению СССР. Когда правительство приказало использовать для подавления распространения болезни армию, то из всей танковой армады рабочими оказались всего несколько десятков танков. Я до сих пор не совсем понимал, зачем использовать против мертвецов танки, жечь дорогое топливо, если достаточно обычного взвода автоматчиков и бронетранспортера.

Потом, когда я увидел в Новозомбиловске, как на площади имени всесоюзного старосты, то есть Калинина, под красными лязгающими гусеницами танков отдавали жизни десятки манифестантов, я понял, что танк – это не только солидная передвижная огневая мощь, но и, в прямом смысле, символ морального давления на население.

На головной броне с пяток автоматчиков, подпрыгивают на кавернах. Под задницами одеяла. Ага, еще с годик поездят такие летучие отряды по дорогам, и в Российской Зомбирации одна беда победит другую.

Ветер издевался и приносил от солдат запах сигарет, еды и легкого шефе. Я благополучно от армии откосил, поэтому, как всякий уклонист, с безграничной уверенностью ругаю армейскую службу.

Затем скакали ездовые лошади российской пехоты – БМП-2. На ее брони солдатни побольше, большинство откормленные, розовомордые славяне-контрактники. Затем военные ГАЗ-66, с деревянным кунгом. Из одного выглядывают ящики, из другого любопытные воины.

Нет, на параде в честь девятого мая красивее, но и здесь тоже ничего.