Российская Зомбирация

– А почему бы не уничтожить его здесь?

– А кто его потом относить будет подальше, чтоб не вонял? Ты? Чур, я тогда за руки беру, а ты за попу.

Я сошел в небольшой овраг, на дне которого уже скопилась первобытная темень, зомби с завыванием пополз по его мокрому склону вниз. Вот идиот, неужто настолько одержим жаждой голода, что не понимает своей беззащитности передо мной – сильным, прямоходящим и с железным прутом в руках? Ни черта не понимает, в дичайшей ненависти хочет впиться мне в икру и лакомится мягким мясом. Но я то – умней его, победить не проблема. Никогда не понимал, почему люди в кинофильмах всегда проигрывают мертвецам-идиотам?

Наверное, ради кассовых сборов.

– Тебе бы на параолимпийские игры, приятель.

Сказав это, я наградил зомби утешительной металлической медалью, не из драгоценных сплавов, но из крепкого, рельефного железа.

Как это прекрасно – вбивать в чью-нибудь голову знания!

Береза горит быстро, дает сухой жар. Прикарманенные мною с тела одного лесника охотничьи спички, с огромными серными головками, могут подпалить что угодно, хоть целое бревно. Как я уже говорил: хочешь выжить в мире ходящих мертвецов, первым делом обеспечь свой быт и гигиену. Из бутылки с водой я умылся, гигиеническим мылом, украденным из одного перевернутого вагона дальнего следования на железнодорожной ветке, тщательно очистил себя. Помню, мне тогда пришлось хорошенько подраться за гигиенические салфетки и серебряный подстаканник с вампиршей-проводницей. А потом, когда я нагруженный добром пытался сбежать с места аварии, к которому уже неслось МЧС, на меня напала женщина, которая даже мертвая кричала: “Хрусталь! Хрусталь!”

Феликс, чесавшийся же с головы до ног, обеспокоенно произнес:

– Они не сбегутся на костер?

– А ты думаешь, для чего я развел его на дне ямки, срезав дерн? Дым их не привлекает.

– Ааа...

– Бээээ!

– Что?

– Вторая буква алфавита.

Мы сидели в тиши, когда небо над нами глотало верхушки перешептывающихся берез. На земле искрилась звездочка костра, и приближающаяся к нам темнота зло завидовала более везучей соседке.

– Как ты думаешь, из-за чего это началось?

Отвлекшись от банки горячих консервов, разогретых в костре и не переставая чесаться, Феликс, облизав тонкие губы, переспросил:

– Ты о чем, Иван?

Вот непонятливый! Естественно я спрашиваю о том, с чего начал творить Леонардо да Винчи и почему у Билла Клинтона отсосала Моника Левински.

– Да, – говорю, – решил вот узнать, с чего это Господь решил мир сотворить.

– Бог его знает.

Я громко рассмеялся и от его серьезности покатился от смеха по земле. Фен сначала совсем по ослиному прянул ушами, а затем, поняв мой сарказм, улыбнулся мелкими, мышиными зубками.

– Ты спрашиваешь о так называемом Зомбикалипсисе?

– Да, а что же еще. У меня, Фен, в голове давно созрела своя идея, касаемо происхождения этих прокаженных.

Напарник не ответил, продолжая скрести себе грудь. Я сжалился над ним, расчехлил свои скудные запасы и кинул ему пачку гигиенических салфеток и мазь против зуда:

– На, намажь воспаленные места. Мигом пройдет. Ты когда из Чанов убегал редкостным говном обмазался, надо бы тебе в речке искупаться, а то по запаху нас какая-нибудь тварь, пострашней зомби найдет. И еще, осмотрись на предмет клещей. Один энцефалитный и тебе полная хана. Сибирь же.

– У меня прививка, – буркнул Фен.

– Это хорошо, а я вот свою продлить не удосужился, не до того медицинским работникам было. Всех, кто хоть мало-мальски знает об инфекционных заболеваниях, перекинули на поиск вакцины против вируса. За бешеные бабки теперь можно себя от клеща привить. Для мертвого сталкера первое дело.

Ночь заглотнула нас, не поперхнувшись: с минуту назад мог я мог рассмотреть соседнюю валежину, близкие деревья, но лишь раз отвернул голову, и сухое бревно уже с хрустом стрескал подступивший и пытающийся сжать костерок, мрак. Небо моргнуло и открыло сотни глазных хрусталиков. Тучи совершили групповое изнасилование луны, и она не светит, погребена под влажно хлюпающими темными телами.

– Вирус, – оживился Феликс, вновь принимаясь за консервированные бобы, – а кто тебе сказал, что это вирус?

– Эка, – развеселился я, – а я думал ты очередной болванчик, которого власть напичкала такого рода историями. Сам то, как думаешь?

Зомбивед вновь поправил несуществующие очки, прочистил нос и начал:

– Мне начинать? Я буду говорить немного непонятно.

Ого, если так кто-нибудь начинает разговор, то значит, понятно будет не немного, а вообще ни хрена. Но разговор обещал быть приятным. Кое в чем Зомбикалипсис можно было благодарить, например, он постепенно, робкими шажками, возвращал людям ценность живого общения.

Потому что людей с каждым днем оставалось все меньше. В России, по данным Росстата, на шестьдесят-восемьдесят тысяч в сутки. Почему мало кто паниковал? Арифметика мало пугает тех, кто пережил лихие девяностые.

– Валяй.

Феликс развалился, как римский патриций, чувствуя, что оседлал ту стихию, за обладание которой на городских окраинах чистят морду. Правда сейчас из слушателей – валящийся в овраге и выставивший кверху зад мертвяк, я, мелкими кусочками откусывающий хлебушек и вычищающий им банку, да безмолвные звезды.

Хотя почему безмолвные? Может сейчас как раз с них на нас смотрят миллионы и миллиарды заинтересованных глаз, щупалец и прочих тентаклей? Ведь это такое интересное шоу! Целая планета, сошедшая с ума и жаждущая крови. Может они и устроили, как говорят некоторые уфологи?

– Существует такая теория, – начал Феликс, – что история человечества это не более чем закрученная спираль, причем мах ее вращения к вершине непременно сужается. Это связано с ускорением технического и социального прогресса. Вообще вся наша Земля развивается по циклам: природные, геологические, хронологические. Мы маленькие-маленькие точки на сравнительно небольшом, здесь уж как кому отведено, отрезке спирали-времени. Историческое развитие нашего вида тоже можно представить, как цикл. Если проанализировать его предыдущие витки, то можно с легкостью заключить, что сегодняшнее человеческое безумие легко предсказуемый исторический факт.

– Это как? – от неожиданность подскочил я, – получается, историки могли предсказать то, что с нами случится? Каким это образом?

– С точно такой же вероятностью, с какой экономисты предсказывают будущие кризисы. Если можно просчитать подноготную макроэкономического мира, то почему нельзя сделать такой же прогноз в исторических процессах? Я с уверенностью заявляю, что человеческое безумие начала двадцать первого века это вполне ожидаемый факт!!

– А доказательства, кроме того – резонно спросил я, – что ты последнее слово прокричал?

– Легко! Для того, чтобы человеческое безумие имело широкий резонанс, в человеческом одеянии истории должен был появиться пояс. Им стали, протяженностью более тысячи лет, с восьмисотого до и, по восьмисотые года нашей эры, пояс возникновения религий спасения. А именно – иудаизма, христианства, ислама. Именно они, чье появление было предначертано изменением технического совершенства обработки земли, развития культурного сознания, а именно распада от коллективного “мы” индивидуального “я”. Понимаешь, Иван, человек создал христианство под индивидуума, который начал осознавать себя отдельно. Зачем мне нужны коллективные боги, если, чтобы выжить в этом мире, земной коллектив мне и не нужен? А тот, кто себя отдельно осознает, вне коллектива, очень легко может сойти с ума. Тебе что-нибудь говорит дата семьсот семьдесят седьмой год от рождества Христова?