Российский колокол № 2 (46) 2024

Блинчики были восхитительны.

Лора ходила из комнаты в кухню и обратно, прикасалась к стенам, будто что-то искала. Будто хотела – успеть – узнать отца лучше, как не знала при жизни.

На кухне взгляд опустился, скользнул по полу и упёрся в две миски.

Две кошачьи миски. С едой и водой.

– Орихалк! – Восклицание за спиной заставило Лору подпрыгнуть.

Сердце билось как бешеное. Она оглянулась. Сзади стояла Галя. Она всплеснула руками:

– Я совсем забыла! Я же забрала его к себе. Ну, когда… всё случилось. Мои оба недовольны, но терпят.

Лора открыла рот. Закрыла.

Она не поняла ни слова.

– Кот, – терпеливо разъяснила Галя. – Он вам не говорил? Он взял кота из Карповки. Лет шесть назад, – Галя загибала пальцы и что-то беззвучно шептала, – или семь. Назвал Орихалком. Дурацкое имя для кота, как я считаю, – доверительно шепнула она, – но он мне что-то про ценные металлы рассказывал, ему виднее, с заводом-то. Говорил, шерсть у кота такая. Латунная. Необычный цвет. Я могу его оставить, мои привыкнут, куда денутся.

– Нет! – Лора подалась к Гале, и та отступила на шаг. – Кот! Я возьму кота.

9

Самолёт взмыл в небо.

Лора прислонилась лбом к окну. Крошечный Н-ск быстро превратился в свою же проекцию на карте. Мелькнула голубая лента реки. Запестрели жёлтые и зелёные квадратики полей, нитки шоссе. Лора перевела взгляд от окна на переноску.

Кота, казалось, не удивило внезапное путешествие. Он дремал.

«Домой, – подумала Лора. – Мы летим домой».

Елена Кадомцева

Братья

Никита

По лицам и стенам скользили отсветы голограммы, нейросеть под чутким руководством Анюты творила чудеса. Скрипка в его руках старалась не уступать. Последние аккорды – волны умирали на экране. Аплодисменты. Крики «Браво, у-у-у!». Его сдержанная улыбка, поклон.

Теперь все разойдутся на фуршет, а он продолжит играть, что-нибудь ненавязчивое, лёгкое. Кое-кто вернётся к сцене с закусками и шампанским. Он будет играть, а за его спиной на экране будут плясать тени. Потом он наскоро перекусит тем, что Аня успеет отложить ему. Потом скрипка ляжет в футляр, и он поедет с пересадками в съёмную трёшку. По зимней столице, щедро раскрашенной огнями. Потом…

Музыка лилась независимо от того, какие мысли шумели в его голове.

– Мастер!

– Браво, маэстро!

– Ты крут!

– Парень, тебя прёт!

Он слышал разное в концертных залах, лофтах и тёмных полу-подвальчиках.

Коснулся струны смычком. Чистый звук, живой. Ещё и ещё. Когда он играл, время не шло, оно свивалось в тугие клубки. Потянешь за ниточку… Лучше не тяни. Кто знает, что там скрывается. Там, за всеми этими выступлениями на вечерах, открытиях, днях рождения…

– Никита!

– Да?

– С тобой хотят сфотографироваться. Можно?

Два шага со сцены. Улыбка. На фото он всегда выходит что надо. Очки в лаконичной, но стильной оправе, шапочка, чёрный или серый лонгслив. Модный, востребованный. Профи. Никита Хлебов. Украсит ваш вернисаж. Вот визитка, возьмите. Лучше звонить заранее.

* * *

С Аней попрощались в метро. Кулаком о кулак, легонько. Аня – свой парень, хоть и девчонка. Ему – на зелёную ветку, ей – на кольцевую. Никита зевал, погружаясь в застывшие в мраморе и граните тоннели. Медленный путь в подсвеченную тьму. Каково было рыть их? Хоть кто-то думает об этом, когда спускается? Или воспринимают как привычную данность? Уже несколько поколений просто привыкли. Эти стены просто есть. И запах. Неизменно успокаивающий. Шаги, вереницы людей. Только успевай смотреть поверх экрана. Ноги помнят. А голова… уже не здесь.

А там, где привычная данность разрушалась из года в год. Выбивалась снарядами. Дробилась на осколки. Он разблокировал экран.

Нет! Дотяни до дома. Убрал телефон в карман. Ехать всего три остановки. Даже музыку не стал включать, встал ближе к выходу. Выскочил в два лёгких шага. На улице постоял, запрокинув голову. Небо снова было мягкое, снежное. Скоро пойдёт. Не растаял бы, как предыдущий, в два дня…

До дома дошёл быстро, нашарил ключи в кармане, поднялся. Повесил куртку, скинул ботинки, задвинул их поглубже под вешалку. Обычно тут стояло не меньше трёх пар. Нет никого… А-а-а, сегодня же пятница. Дурачина.

В квартире было темно. Длинный коридор, застланный ковровой дорожкой, вёл в кухню. Никита считал шаги. У мамы коридор меньше в два раза. Здесь бы они все втроём поместились… Но они там, в Ецке, а здесь он один.

Просторная кухня, стол у окна, диван напротив. Пусто. Гулко даже. Штор на окне нет. И скатерть не застелена. Холостяцкая квартира. Не дом. Дом остался там, где мама стелет новую клеёнку каждые полгода, а по праздникам достаёт чуть желтоватую старинную, с мережкой скатерть; там, где просят поправить соскочившее колечко на карнизе – тоже старом, металлическом; там, где на подоконнике стоят цветы: впрочем, после того как почти все горшки поразбивались вместе со стёклами, уцелевшие пришлось отправить на холодильник…

Он с усилием потянул дверцу. Серые резиновые полоски неохотно отлепились. Закинул на полку контейнеры с канапе и нарезкой. Налил воды. Пил долгими глотками. Сполоснул стакан и аккуратно поставил его на поднос у раковины, подхватил рюкзак и через всю квартиру пошёл обратно, в ванную у входа.

Никита снял очки и шапочку. Провёл влажными ладонями по вискам, по щекам. Кожа на черепе блестела. Алопеция. Перенесённый стресс. «Попробуйте вот этот препарат. – Росчерк на листочке. – И вот ещё клиника, обратитесь». Он надел шапочку. Фирменную. Превосходный трикотаж, не скатывается, не растягивается. Их у него было три. Чёрная, тёмно-синяя и чернильная. И такие же рубашки. На случай особо торжественных… мероприятий.

Умылся, прошёл к себе. Щёлкнул замком. Свет включать не стал. Опрокинулся на кровать. Разблокировал экран телефона, тронул иконку «Телеграма». От мамы сообщений нет. Была в сети сорок три минуты назад. Теперь новости. В Ецке было три прилёта, пострадал частный сектор… Глотал слова как кусочки свинца, гладкие, тяжёлые. Он держал как-то дробь на ладони. Нашёл с ребятами в жестяной банке в брошенном гараже. В пресловутом частном секторе Ецка, рядом с которым они тогда жили. Перед отъездом он уговорил маму разменять их трёшку на крохотную однушку в центре (хотя и это было почти нереально сделать восемь лет назад). Только с этим условием согласился уехать к тётке в Терскую область… А теперь что частный сектор на окраинах, что центр – прилетает одинаково непредсказуемо. И часто.

Никита бросил телефон на кровать, он подпрыгнул и затих. По потолку пробежали пятна света, во дворе заурчала машина. Со второго этажа было хорошо слышно. Рывком перевернулся на живот, схватил телефон, набрал маму:

– Привет. Да, отыграл хорошо. Дома уже… Поел, конечно. Завтра выходной. К тёте не поеду, нет. Репетиция, надо учить партию, скоро отбор… Конечно, отдыхать тоже буду. Да, мам. Обязательно. Да. Воду давали? А когда? Хватит до завтра? Нет, не помню её. Из сорок шестой? Не помню, мам… Ладно. Я позвоню сам. Хорошо. Спокойной ночи, мама. Я помню про таблетки. И ты про свои не забывай. Целую. До завтра.