Российский колокол № 7-8 2020

К утру Юонг не стало.

На ватных ногах покидая дом учителя, я снял с полки лакового шкафа грифельную дощечку и сунул за пазуху. Тонкая девочка с синей матерчатой сумкой на плече летела по извилистой дороге куда-то вперёд, в пустоту…

Не оглядываясь, я уходил прочь, твёрдо уверенный, что больше ничего в моей жизни не будет.

Вскоре отец вместе с армией покинул Пхеньян, а мы с матерью остались там ещё на три года. По воле рока нам пришлось стать очевидцами ковровой бомбардировки города американцами. Сидя в окопе вместе с местными жителями и пытаясь прикрыть собою мать, я слушал, как стонет земля под бомбами, с грохотом несшимися с высоты шесть тысяч метров. Тройки самолётов В-29, прозванных «Летающей крепостью», кружили над городом, превращая его в горящие руины. Словно свечи, один за другим вспыхивали корейские домики. Из огня вырывались женщины с обезумевшими глазами, волоча на подолах рыдающих от ужаса детей. Одна из бомб накрыла и серую фанзу учителя, оставив вместо дома и сада дымящуюся чёрную воронку. Когда я узнал об этом, то в душе невольно порадовался, что добрый старик этого уже не увидел.

Вернувшись в Союз, я поступил в институт и стал профессиональным художником. Призвание не обмануло меня, отмерив немало счастливых творческих лет. Сейчас мне за восемьдесят, и вечерами я люблю перелистывать старые фотоальбомы, хранящие память о многих встречах и поездках, которые мне подарила судьба. Но в Пхеньяне я больше ни разу не был. Не тянет меня в этот город, отгородившийся от мира, обросший бетонными коробками и ставший неотличимым от сотен других городов. Но ушедший Пхеньян всегда со мной. Он свернулся чёрным, потускневшим от времени локоном в серебряном медальоне, рядом с портретом матери. Он смотрит на меня с запылившейся грифельной дощечки и, прорывая завесу лет, летит белым девичьим силуэтом по извилистой дороге моей жизни…

Современная поэзия

Юлия Мартынцева

Юлия Петровна Мартынцева – поэт, писатель, член Союза писателей России (Москва) – МГО СПР с 2007 года, выпускница ВЛК Литинститута им. А. М. Горького (класс В. В. Сорокина), автор книги стихов «Рябиновый свет», публикаций стихов и прозы в сборниках и периодических изданиях, таких как: «Оранжевая книга», «Знак ответа», «Клад», «Поэзия», «Московский Парнас», «ЛитЭра», «Литературная газета», «Дети Ра», «Отчее слово», «Меценат и мир», ряда подарочных изданий («Тарусские страницы XXI век», «Рязань, я люблю тебя»), автор критических и литературоведческих статей, в частности «Цвет и звук в именах героев романа Ивана Ефремова», переводов произведений иностранных поэтов, стихов на английском языке.

В данное время работает над циклом романов о Варе, из них закончен один – «Варя. Хаос». Буктрейлер по Варе можно найти в Instagram по хештегу #варя_буктрейлер.

Ведёт семинары по писательскому мастерству.

«Если б слово и ритм были твердь…»

Если б слово и ритм были твердь… Долго думаешь. Просто ответь. Знаешь, короток век человечий. Если б слово и ритм были твердь, Я б смогла тебя увековечить. Бытовые слова, как грехи, Тянут вниз: тяжелы узы, прочны. Отмолить могут только стихи, Потому что они непорочны. Ты, пока на ногах, поспеши: Всем, кто перерождён человеком, Приглашенье на танец души Ограничено – жизненным веком. И не то чтобы я так хочу… Просто дали такую задачу. Передай, говорят, как свечу, Слово дальше, пока что-то значит. Я ведь тоже копчу. И пыхчу. И рыдаю, бывает, в подушку. Наклоняется ангел к плечу И целует, как в детстве, в макушку. Говорит: «Всё пройдёт, не спеши, В суете божий дар умирает. Ты пиши. Слушай ритм и пиши. Послушание не выбирают». Ну а я повторяю вопрос: Ты нашёл себя? Хоть понемногу? Через столько путей себя нёс, Что обратно не помнишь дорогу? Долго думаешь. Сердцем ответь. Слишком уж дорожим мы умами! Если б слово и ритм были твердь, Мы б себя заковали в них сами.

«Я говорю ему…»

Я говорю ему: «Что со мною, не знаю: То улетаю, творю, То нагнетаю, Слово горит пламенем сине-красным, Срывается с губ, Режет душу, как масло, Жжёт мне язык сталью, как ядом». Он отвечает: «Время пришло, Так надо». Я говорю ему: «Я в пути спотыкаюсь, Скатываюсь, Сползаю, В кровь разбиваю колени. Может, я зря стараюсь?» Он говорит: «Это твои ступени». Я говорю: «Голос мой льдист и тонок, Громко не спеть, А тихо никто не слышит. Выйду на сцену – чувствую себя лишней. Лучше забыть, молча стирать пелёнки». Он говорит: «Шёпот бывает громкий. Космос вообще мало кто слышит, А он шумит, В сердцебиенье Дышит…»

Океан мой

Десять тысяч шагов под водой – что лье, А как вынырнешь – всё та же сушь. Океан мой, рукавам наших рек судьба обмелеть, Если сохнут источники наших душ. Я, как бедуин в пустыне, всё жду дождя, Но земная участь всегда обман. «Принесите в жертву жену вождя!» Десять тысяч лет… и один шаман. О фонтан, о чудо, Бахчисарай! О, сады цветут, о, бутоны роз… Это рай, конечно же, это рай. На десяти тысячах женских слёз… Океан мой, скажи, ты, как прежде, жив? Я твоя единственная луна? Подо льдом не видно: прилив, отлив Или комом вымерзло всё до дна? Десять тысяч слов как в полубреду… Волны вод и соли мешают спать. И, закрыв глаза, я по дну иду Всё вперёд… Но только, похоже, вспять.

Си ти

Этот город не спит. Он текуч, как вода. Этот город не сможет застыть никогда. На зелёной волне мимо улиц пустых Я лечу, ты летишь, и асфальт мостовых Бесконечною лентой нам стелется вслед… Кроме звука у нас ничего в прошлом нет. Кроме шороха шин что нас ждёт впереди? Только сердца сейчас тарантелла в груди. Башни Сити мелькают, смеёшься – экстрим: Ощущать этот ток, этот пульс, этот ритм, Выжимать из мотора почти страстный стон, Наблюдая, как искры ласкают бетон. И прорваться сквозь ночь, выпадая росой! По Тараса Шевченко гуляя босой, По перилам съезжая, как в алчную пасть, Не боясь ни воды, ни огня, ни пропасть, Растворяясь во тьме, возрождаясь в рассвет, Заглушить. Замереть. Зачеркнуть. Звука нет.

Проще

«Знаешь, жить ведь достаточно просто, – Ты сказал. – Отпускать, не читая по лицам, Притуплять всё, что было достаточно острым…» Не зализывать раны, листая чужие страницы. Прижиматься, зажав: не давая себя без остатка, И, конечно, держать в тишине всё, что снится. Принимая, довольно глубокой быть для достатка И, как любишь, фарфоровой. Но не разбиться. Оставлять далеко позади перетолки, А под сутолоку дней заметать пересуды. И тогда шансы есть оказаться на полке На твоей. Для коллекционной посуды. Проще некуда. Только зачем мне так «просто»? Видно, где-то при обжиге передержали: За стеклом слишком тесно, и хочется неба для роста, И сосуд превратился в седые скрижали.

«Улыбайся, когда слёзы рядом…»

Улыбайся, когда слёзы рядом, Под лучами ламп и софитов, Улыбайся. Пусть сердце разбито, И губами, и телом, и взглядом Улыбайся – мир любит маски, Миру эта улыбка знакома… Пусть никто не уйдёт не обласкан, А поплакать ты сможешь дома. Разучилась плакать? Не страшно. Слёз солёных зачем вкус едкий? Будь послушной принцессой в башне, Самой певчей из птичек в клетке.

«Всё во мне говорит ставить точку…»

Всё во мне говорит ставить точку. Это правильный шаг. Но внутри Ощущение, словно режу себя по кусочку, Но… Гори, белый флаг! Чтоб не сдаться на милость… Гори! Что само проросло, надо выдернуть с корнем: Мой розарий – сорняк, лес из острых шипов. А внутри Издевательский голос – ты классику вспомни: «Если много страдаешь, конечно же, это любовь». Тянет жилы, рвёт душу на мелкие части? Значит, станет ещё совершенней душа. Кто сказал, что сюда мы приходим для счастья? Тот, кто точкой пытается что-то решать. Точка – это дыра. Лучше буквы и ноты. Заполнять пустоту можно только добром, А иначе природа сама заполняет пустоты, Даже если дыра у тебя под ребром. И тогда лучше жить, прогорев, как комета, Чем не жить, но сполна ощутить, как ты чист. …И я ставлю проклятую точку. Но до рассвета Разорву разрисованный точками лист.

«Три утра на часах, потихоньку светает…»

Три утра на часах, потихоньку светает: Эта странная ночь по-июньскому коротка. Темнота отпускает, как чёрный пион, отцветает. Что со мною останется пеплом? Строка. Не удержишь рассвет. Солнце встанет, Хоть молись задержаться, хоть плачь, хоть стращай. И уйдёт тот, кто должен. Кого ангел манит. Не удержишь. Успеть прокричать бы: «Прощай». Мы беспечные, сильные. Непобедимы. В личном мире и Бог себе каждый, и даже пророк. До тех пор, пока сами и близкие нам – невредимы, До тех пор, пока нет перекрёстка дорог. Распланировав жизнь, ждём бесспорной отдачи, Завтра, отпуска, шанса, любви, Новый год. Забывая о том, что, возможно, всё будет иначе, Лишь одно постоянно: закат и восход. И единственно мудрое: переключиться За секунду, за миг, за мгновенье – на вдох… До того, что случится. А может, ещё не случится. В тишину, где душе улыбается Бог.