Российский либерализм: Идеи и люди. В 2-х томах. Том 2: XX век
Шрифт:
Для аграрной программы ПДР характерно стремление исходить из интересов большинства трудящегося населения страны – крестьянства. Другие же партии, по словам Посникова, озабочены главным образом тем, «чтобы как можно меньше ущерба принести тем лицам и учреждениям, от которых можно взять землю». Эта программа оказала влияние на развитие взглядов кадетов по аграрно-крестьянскому вопросу в период с февраля по апрель 1906 года (такая оценка встречается на страницах «Вестника Европы», «Страны», в выступлениях кадетских деятелей). Именно в программе ПДР в январе 1906-го впервые была сформулирована мысль об образовании неотчуждаемого государственного земельного фонда путем принудительного выкупа государством части помещичьих земель. В апреле это положение вошло и в программу Конституционно-демократической партии.
В ходе дискуссий, в том числе на страницах печати, кадеты и члены ПДР стремились к всестороннему осмыслению поземельных
Широта взгляда Партии демократических реформ на проблемы российской жизни сочеталась с четкостью основных программных положений. Подход к решению злободневных вопросов – принципиальный, точный и определенный – современники оценивали как несомненное достоинство партийной платформы. «По вопросам активной политики может быть только два ответа – „да“ или „нет“, третий ответ – „ни да, ни нет“ – может принадлежать только партиям неискренним», – заявлял М.М. Ковалевский, выступая в Москве перед членами Клуба независимых в феврале 1906 года. Однако надежды лидеров ПДР на понимание и поддержку их аграрного проекта со стороны землевладельцев не оправдались. Как оказалось, многие из них вовсе не желали оставаться при 100 десятинах…
Представители дворянства испытали состояние, близкое к шоку, слушая А.С. Посникова в Москве в феврале 1906 года. Он говорил, что «за отдельными помещиками следовало бы оставить не более 50 десятин земли, и только желание достигнуть соглашения побудило его сделать такую уступку, как сохранить за владельцами по 100 десятин земли». Характерна в этом отношении и позиция известного ученого и общественного деятеля И.И. Мечникова. По словам М.М. Ковалевского, Мечников – «русский патриот до мозга костей» – ненавидел русскую революцию, «насколько она могла парализовать наше внешнее могущество и создать сумятицу внутри государства резкой постановкой земельного вопроса…Когда мы рассуждали в первой Думе о наделении крестьян землей по справедливой оценке, Илья Ильич, владевший в то время не более как 50-тью десятинами в Киевской губернии, предавался самым тяжким сомнениям и близок был к самоубийству».
На наш взгляд, близость аграрной программы ПДР к аналогичным проектам некоторых социалистических партий ни в коей мере не ставит под сомнение «либерализм» ее деятелей. Напротив, развитие их взглядов может служить своего рода показательным примером адаптации либеральных идей к условиям конкретной страны, плодотворного (судя по заметному резонансу, который имели эти идеи в среде отечественных либералов) поиска оптимальной модели модернизации русской деревни в начале XX века.
Взгляды лидеров Партии демократических реформ, в том числе А.С. Посникова, оказали заметное влияние на самоопределение политических партий центристской ориентации. Последнее обстоятельство свидетельствовало о потенциальных возможностях развития в России «умеренно прогрессивного» политического направления. Определяющую роль в организационном оформлении данного течения в русском освободительном движении сыграла ПДР.
Прослеживается преемственность в программах ПДР, Партии мирного обновления (ПМО), а впоследствии – Партии прогрессистов. Общность социальной базы всех трех политических объединений также позволяет рассматривать историю Партии демократических реформ как идейный исток «прогрессизма» и начало организационного оформления данного течения в русском освободительном движении. Процесс «переливания» ПДР в Партию мирного обновления и затем – в Партию прогрессистов происходил постепенно, прежде всего на основе единства тактических взглядов и политической программы. Кроме того, существовало своеобразное «переплетение судеб» трех партий на уровне руководства и рядовых членов. Так, например, А.С. Посников (наряду с Ковалевским и Кузьминым-Караваевым) стал в Партии прогрессистов членом Центрального комитета, а потом товарищем председателя фракции прогрессистов в IV Государственной думе. Характеризуя деятельность Посникова-депутата, В.А. Розенберг отмечал его исключительную заслугу в том, чтобы «выдвинуть и поставить на подобающее место в думской программе по крестьянскому вопросу аграрную проблему». Несмотря на довольно существенные разногласия Посникова с большинством депутатов этой группы по социально-экономическим вопросам, его сближение с прогрессистами произошло прежде всего на почве «искреннего конституционализма и земских симпатий».
Не затерялась фигура Александра Сергеевича и в бурных
событиях, последовавших за февралем 1917 года. Он – один из членов Лиги аграрных реформ. В эту общественную организацию, учредительный съезд которой состоялся 16–17 апреля 1917 года, вошли представители двадцати российских губерний, практически все теоретики аграрного вопроса, известные тогда широкой читающей публике: Б.Д. Бруцкус, Н.А. Каблуков, Н.П. Макаров, П.П. Маслов, А.В. Пешехонов, Н.А. Рожков, А.М. Стебут, М.А. Туган-Барановский, А.В. Чаянов, А.Н. Челинцев и др. Лига считала своей задачей организацию широкого обсуждения аграрно-крестьянского вопроса, публикацию книг и брошюр соответствующей тематики, ознакомление общественности с аграрным законодательством зарубежных стран и т. д. Кредо этой организации формулировалось так: «Трудовое крестьянское хозяйство должно лечь в основу аграрного строительства России, и ему должны быть переданы земли нашей Родины… Передача эта должна совершиться на основе государственного плана земельного устройства, разработанного при учете бытовых и экономических особенностей отдельных регионов нашего Отечества…»Это же настроение определяло и основное направление работы Главного земельного комитета, образованного при Временном правительстве в мае 1917 года. Его председателем был избран А.С. Посников. Целью комитета провозглашалась подготовка проекта земельной реформы – «нового земельного устройства, которое обеспечит справедливые интересы трудового земледельческого населения». Эта задача в ту пору, по словам Александра Сергеевича, понималась «довольно единодушно самыми различными партиями». Будучи в очередной раз призван верховной властью к решению аграрно-крестьянского вопроса, Посников в обстановке, явно не способствовавшей планомерной законодательной работе, настаивал тем не менее на соблюдении необходимейших условий проведения аграрных преобразований: тщательном учете местных условий при главенстве государственных интересов, недопустимости применения насильственных мер. «Идея общего, целого должна быть доминирующей и решающей» – исходя из этого убеждения Посников по-прежнему проводил мысль о том, что земля по существу не может быть объектом частной собственности, а должна передаваться лишь в пользование того, кто ее обрабатывает, оставаясь коллективной (общинной, кооперативной) или государственной собственностью.
Посников не был утопистом, стремившимся осуществить свой идеал, не считаясь с действительностью. Ничего общего с политиками-популистами у него нет. Его принципиальная позиция и отстаиваемая им система конкретных мероприятий по разрешению аграрно-крестьянского вопроса, как и прежде, базировались на здравом смысле и, прежде всего, необходимости всестороннего учета предшествующего опыта, исторических традиций.
Как известно, Главному земельному комитету, разделившему судьбу Временного правительства, не удалось реализовать свои планы. Линия разрешения «великого и сложного» вопроса о земле с наименьшими издержками для большей части населения, которую отстаивал Посников на протяжении всей жизни, вновь оказалась невостребованной…
После Октябрьской революции Александр Сергеевич уехал в свое имение (село Николаево Вяземского уезда Смоленской губернии). Лишенный жалованья и пенсии, он бедствовал с семьей, голодал. Письма к близким друзьям, В.А. Розенбергу и К.К. Арсеньеву, лучше всего передают настроения 1918 года, связанные с ужасами, «переживаемыми… злосчастными гражданами погибающей страны». «Так изменилась жизнь за эти последние два месяца, что, право, не знаешь, хватит ли сил для сопротивления с нависшей тучей всяческих невзгод и бед», – пишет Посников 3 января. А спустя несколько дней он не сможет сдержать чувства возмущения и горя в связи с убийством в Петрограде членов Учредительного собрания, видных деятелей кадетской партии А.И. Шингарева и Ф.Ф. Кокошкина – «несчастных жертв подлости, злобы и полнейшего одичания так называемых людей». «Но вокруг меня – в деревне и даже в родном городке – все как-то бесчувственно, как-то тупо безжизненно, и почти ни в чем не проявляется общее негодование, – вынужден был констатировать Александр Сергеевич. – Я говорю „почти“, пожалуй, для собственного утешения. Не есть ли это свидетельство того, что для окружающих меня ужас совершающегося недостаточен еще и для возбуждения их протеста требуется гораздо более сильное, гораздо более жестокое действие?..»
Что касается обустройства собственного быта, то больше всего сетует он на бесчинства в своем доме «господ положения» – солдат: «Не стоит описывать всего; достаточно сказать, что они дали мне не ту комнату, которую желал бы я, а ту, которую сами нашли удобным дать мне; дали мне четыре стула и один стол; долго не соглашались отдать мне мою кровать, не могли отдать мне моего кувшина с тазом и лампы, потому что разбили; забрали всю посуду, поковеркали мебель и – самое обидное – продолжают (хотя украдкой) рубить в парке вековые, ценнейшие деревья…»