Российский либерализм: Идеи и люди. В 2-х томах. Том 2: XX век
Шрифт:
Полемизируя с «Московскими ведомостями», редакция «Вестника Европы» представила свой взгляд на проблему освещения в учебнике событий новейшей истории. По мнению Стасюлевича, «важнейшие факты, сделавшиеся достоянием истории и не выходящие за пределы того момента, до которого доводится преподавание, должны, конечно, быть упомянуты в учебнике; но отсюда еще не следует, чтобы к ним должен был быть присоединен обзор явлений „современной жизни“. Так далеко не заходит даже историческая наука, область которой соприкасается, но не сливается с областью публицистики; тем обязательнее определенная граница для истории как предмета преподавания в средней школе. Скажем более: за немногими исключениями, не дело учебника – характеристика людей и событий, принадлежащих прошлому, но близко еще связанных с настоящим. Она не может быть ни достаточно беспристрастной, ни достаточно доказательной и полной; выставляемая в виде аксиомы, которую следует принять на веру и усвоить себе машинально, она этим самым вызывает в учениках сомнение или противоречие, легко находящее себе пищу во внешкольных впечатлениях». «Школа, особенно средняя, должна оставаться недоступной для политики», а «преподавание не должно превращаться в орудие партийной злобы», – такова была неизменная позиция
Во многом совпадали их взгляды и на правовые вопросы деятельности земств, взаимоотношений земства и администрации, многообразные нужды русского крестьянства. Журнал приветствовал выход в свет остро актуальной книги Кузьмина-Караваева «Земство и деревня» (СПб., 1904), составленной из статей, докладов и речей, написанных и произнесенных им в период с 1897 по 1904 год. «Идея земского самоуправления окрепла в последние годы, – отмечал Кузьмин-Караваев в предисловии к публикации. – За ней стоит громадный, колоссальный факт – сорокалетним опытом доказанное уменье вести дело, готовность приносить личные силы и материальные средства на служение нуждам и пользам местного населения». Однако, по словам автора, данный факт так и не удостоился официального признания; напротив, государственная политика «выстраивалась» чаще всего вразрез с указанным процессом. В связи с этим Кузьмин-Караваев отмечал опасную тенденцию: усиление, начиная с 1890 года, вмешательства администрации в земскую жизнь, которое далеко выходило за пределы необходимого контроля. Он указывал на то, что с изданием закона 12 июня 1900 года о предельности земского обложения центральная роль в заведовании делами «о местных нуждах и пользах», по существу, перешла из рук земства в руки администрации, местной и центральной. Тем самым был нанесен ощутимый удар практической деятельности земства, «поскольку всякое начинание зависит от материальных средств».
Положение деревни бурно обсуждалось в ту пору не только в прессе, общественных организациях, но и в местных сельскохозяйственных комитетах, Особом совещании о нуждах сельскохозяйственной промышленности, а также в губернских совещаниях, призванных властью высказаться относительно пересмотра законодательства о крестьянах. Судьба земства во многом зависела как от этого пересмотра, так и от административной реформы, подготовкой которой занималось Министерство внутренних дел. Какова должна быть общая идея, положенная в основу назревших реформ? Позиция Кузьмина-Караваева оставалась неизменной: для широкого развития русской жизни на началах самоуправления и свободы необходимо прежде всего поднятие правового уровня крестьянства и обеспечение самостоятельности земских учреждений. «Крестьянин – предмет. Столетия крепостного права приучили нас так смотреть на него и его так смотреть на себя. Он столетия был объектом мероприятий помещичьей власти, без прав, без имущества, без права думать о наилучшем устройстве своей жизни, но и без обязанности самому о себе заботиться, без обязанности жить не одной данной минутой, а заглядывая далеко вперед. Манифест 19 февраля объявил его человеком и тем открыл ему возможность человеком сделаться. Но чтобы он стал человеком, нужно было еще многое другое. Нужно было, чтобы прежний рабовладелец признал его лицом и чтобы он сам сознал себя личностью. Отсутствие этого сознания в крестьянстве и есть основная современная нужда сельской промышленности». Эта мысль пронизывала все выступления Кузьмина-Караваева, прямо или косвенно связанные с судьбой крестьянства.
Выдвигая на первый план «правовые нужды деревни» (название одной из статей упомянутого сборника), автор приходил к заключению, что «пока принимаемые государством экономические меры имеют перед собой не личность, сильную, активную, самодеятельную, а пассивный объект мероприятий, до тех пор решающего значения они иметь не могут». В условиях бесправия немыслимо также истинное просвещение народа, не сводимое к простой грамотности, настаивал Кузьмин-Караваев. Бесправие – почва для развития произвола на всех «уровнях»: в семье, общине, органах власти. Средство для смягчения и обуздания произвола фактически почти всемогущей местной судебно-административной власти он видел в организации так называемой земской адвокатуры. По мысли Кузьмина-Караваева, эта служба должна была оказывать деревне доступную юридическую помощь путем «привлечения к деятельности в уездах дипломированных присяжных или частных поверенных».
Современники отмечали особую ценность помещенных в книге Кузьмина-Караваева речей, произнесенных им в тверском губернском земском собрании. Так, К.К. Арсеньев, один из основателей и идеологов «Вестника Европы», указывал на то, что это был первый опыт публикации целого комплекса выступлений представителя земско-городской среды – исключительно важного источника для характеристики русского «делового» красноречия. Он обращал внимание на широкий диапазон тем, по которым Кузьмин-Караваев, как практикующий земец, высказывал свое мнение: от области земского хозяйства (дорожное, страховое, школьное дело, народное продовольствие и др.) до общих вопросов, выносимых правительством на обсуждение земских собраний (избирательный ценз, срок полномочий земских управ, вознаграждение гласных), а также возбуждаемых самим земством (мелкая земская единица, отношение губернского земства к уездным и др.). По словам Арсеньева, отличительные черты этих речей – «сжатое, но по возможности всестороннее, исчерпывающее обсуждение данного вопроса, спокойный тон, постоянная забота о достоинстве и самостоятельности земства. Полемика, всегда оживленная, иногда горячая, остается свободной от личного элемента, от неуважения к противникам. Для оратора нет ничего неважного в земском деле: он вдается, когда нужно, в мелкие подробности».
Характерным примером позиции Кузьмина-Караваева по общим вопросам служит его речь о роли земства в продовольственном деле – своего рода отповедь тем, кто обвинял земство в нежелании оказывать содействие администрации. Поводом к выступлению послужило предложение тверского губернатора губернской управе принять участие в покупке и продаже хлеба и посевных семян для населения губернии в неурожайном 1902 году. Редакционная комиссия земского собрания высказалась за отклонение этого предложения на том основании, что в операциях, производимых земством, оно должно пользоваться полной самостоятельностью, что в данной ситуации невозможно. Во время прений один из гласных, опровергая мнение
комиссии, воспользовался пущенным до него в оборот сравнением неурожая с пожаром и воскликнул: «Да, пожар есть, и для тушения его у нас существует две пожарные команды, но вместо того чтобы тушить пожар, они занимаются пререканиями». «Нельзя сказать, – возразил Кузьмин-Караваев, – что у нас есть две команды, призванные тушить пожар. Вернее было бы сказать, что одна команда призвана заботиться о тушении пожара, а другая команда – предупредительная: на обязанности ее лежит страховое дело – предупреждение пожарных убытков. Первое учреждение – губернский продовольственный комитет, второе – земство. Заведование продовольственным делом передано в руки комитета, за земством же оставлена забота об экономическом благосостоянии населения, т. е. о принятии мер, которые должны возместить пожарные убытки – поддержать хозяйство населения для будущего… Земская деятельность только тогда может давать плодотворные результаты, когда мы не являемся второй пожарной командой, так как нельзя допустить, чтобы в одном деле было два хозяина: один – орган, действующий на началах бюрократических, другой – орган, действующий на началах самоуправления». Как отмечалось на страницах «Вестника Европы», «более удачного ответа на опасный упрек нельзя себе и представить. Оставшись в силе, сравнение с двумя пожарными командами могло обратиться в обвинительный акт против земства, способного из-за пререканий с администрацией забыть о вопиющей нужде населения».О том, как трактовал Кузьмин-Караваев важный для него принцип самостоятельности земства, дает представление его речь в тверском губернском земском собрании, посвященная фиксации земского обложения. «Самостоятельность земских учреждений трактуется обыкновенно как их право, как их привилегия, и с этой только стороны вопрос оценивается.
Глубокое заблуждение! – восклицал он. – Права общественного учреждения суть в то же время и его обязанности. Начало самостоятельности, положенное в основу закона 1 января 1864 года, возлагало на земство тяжелую обязанность и громадную ответственность. Если я должен решить данный вопрос и если я знаю, что мое решение – окончательное, в таком случае я напрягаю все свои силы для наилучшего решения. Но если я знаю, что надо мной стоит другая инстанция, которая вопрос будет пересматривать и перерешать, то я отнесусь к решению более легко». Указывая на огромную важность создания в земском собрании настроения, которое «покоилось бы на сознании гласными своей самостоятельности, самодеятельности, на сознании ответственности, не проблематической судебной, а самой реальной: перед населением», Кузьмин-Караваев полагал, что начиная с принятия Положения 1890 года власть, напротив, создавала возможности для земцев «свалить с себя дело, отдать его в другие руки», что вызывало его горячий протест как юриста и общественного деятеля.
Редакция «Вестника Европы», в целом разделяя взгляды Кузьмина-Караваева, расходилась с ним по некоторым вопросам. В частности, соратники по-разному представляли себе будущность идеи мелкой земской единицы в России. Журнал Стасюлевича, подобно многим либеральным изданиям той поры, считал необходимым создание целостной системы местного самоуправления, сближение на этой основе интеллигенции и крестьянства. Поводом для дискуссии послужила речь Кузьмина-Караваева в тверском губернском земском собрании 19 ноября 1901 года, в которой он высказался против возбуждения перед правительством ходатайства об образовании новой, меньшей, чем уезд, земской единицы. В развернувшейся полемике его сторону приняли такие видные земцы, как Д.Н. Шипов, Н.Н. Хмелев и др., которые также считали рискованным передавать земское дело в руки крестьян, мотивировали свою позицию недостаточным уровнем развития крестьянства, невежественностью крестьянской массы.
Признавая, что «известное приближение управления местностью к ней самой и к ее населению необходимо», Кузьмин-Караваев в то же время предупреждал о возможных ошибках при решении проблемы. «Беда большая, когда орган управления далек от населения; но беда не меньшая, когда орган управления слишком близок, – указывал он. – Беда не меньшая потому, что в этом последнем случае приобретают исключительное значение мелкие интересы, интересы сегодняшнего дня, интересы такого-то участочка, интересы своей колокольни, как говорится. Когда же орган управления находится дальше от населения, то лица управляющие получают возможность смотреть издалека. Не будучи непосредственно, лично заинтересованными, эти лица имеют возможность более отвлеченно смотреть на каждый вопрос, и потребности непосредственные, сегодняшнего дня, не будут в их глазах заслонять потребностей будущего, более или менее отдаленного». Оратор приходил к выводу о том, что организация «низшей земской единицы» возможна только при достаточно высоком уровне культуры населения. В этом смысле показательным он считал западный опыт (в США, некоторых местностях Германии, Финляндии). В противном случае, предупреждал Кузьмин-Караваев, «создание низшей земской единицы будет учреждением, в настоящее время вредным… будет или диктатура одного над массой – массой некультурной, не сознающей своих прав, – или эта масса в конце концов задавит всякое культурное начинание земства, не даст возможности осуществления своих идеалов тем лицам, которые стоят выше ее».
Кузьмин-Караваев не видел «практической почвы» для постановки данного вопроса в России еще и потому, что откровенно «антиземский» курс государственной политики, наметившийся в начале 1880-х годов, и спустя двадцать лет оставался прежним. Оратор называл его проводником публицистов, которые, выступая за дальнейшее ограничение местного самоуправления, использовали идею мелкой земской единицы лишь как своего рода «прикрытие» в борьбе против якобы «оторванности губернского земства от населения». При этом, свидетельствовал Кузьмин-Караваев, «они сознают превосходно, что эта мелкая земская единица даст в результате регресс земской деятельности».
Убедительные доводы были представлены докладчиком и в ответ на возражения искренних земцев, выступивших на собрании за провозглашение «права каждого плательщика на свободное, широкое участие в удовлетворении своих потребностей» (И.И. Петрункевич), а также пытавшихся «уличить» Кузьмина-Караваева в непонимании значения политического воспитания масс (А.М. Колюбакин). Разделяя мнение о том, что «воспитывать может только практическая деятельность», он в очередной раз призывал их считаться с реальными условиями, выражая сомнение в возможности достижения «нормальных результатов» путем «включения в общее малоправное положение крестьян права на самоопределение в одной тесной области».