Российский либерализм: Идеи и люди. В 2-х томах. Том 2: XX век
Шрифт:
По мере нарастания политического и экономического кризиса позиция Н.Н. Кутлера по отношению к правительству становилась все более жесткой, 10 мая на встрече с коалиционным Временным правительством возглавляемая им делегация промышленников потребовала от министров отклонять радикальные экономические требования рабочих. 12 мая на VIII съезде кадетской партии Кутлер сообщил о положении в промышленности и возложил ответственность за наступившую разруху на рабочих, обвинив их в «непомерных требованиях», 1 июня под председательством Кутлера открылся I Всероссийский съезд представителей промышленности и торговли. Противодействие установлению рабочего контроля на предприятиях было провозглашено одной из главных задач торгово-промышленников. 22 июня Кутлер и председатель Московского биржевого комитета С.Н. Третьяков на встрече с министром финансов А.И. Шингаревым и министром почт и телеграфов И.Г. Церетели опротестовали правительственное требование в адрес торгово-промышленников уплатить единовременный налог на прибыль за 1916 год. 15 июля Кутлер и Третьяков встретились с военным министром А.Ф. Керенским и вручили ему декларацию с
8-ю августа 1917 года Н.Н. Кутлер участвовал в Московском совещании общественных деятелей и был избран в его постоянное бюро. На Государственном совещании 15 августа он выступил от имени группы торгово-промышленных организаций с речью, в которой резко критиковал правительственные мероприятия в экономической сфере. Ограничение торговли и до, и после революции, по мнению Кутлера, не принесло позитивного результата. Государственное распределение сырья могло быть успешным только при сильной власти, а не при анархии, когда власть присваивали самочинные организации – Советы. «Несмотря на лучшие, может быть, намерения многих из них, они не оказались способными выполнить принятую на себя задачу, не будучи должным образом связаны ни с общим государственным механизмом, ни между собою, и руководимые зачастую лицами, не обладающими никаким административным опытом и знанием», – говорил Кутлер. Причем и узаконенные организации (например продовольственные комитеты), как считал оратор, действовали не лучше. Установление рабочими контроля над предприятиями Кутлер охарактеризовал как «анархические акты» и заявил, что упадок производительности труда в промышленности вызван прежде всего «превышающим разумные пределы» повышением зарплаты рабочим, сокращением рабочего времени и переходом от сдельной зарплаты на почасовую и поденную. Кутлер выступил против планов установления Временным правительством трудовой повинности и государственного контроля над промышленностью как «совершенно ненужного», а также против введенного 12 июня повышения налогов (подоходного и с прироста прибыли) – не из классовых соображений, а «во имя охраны самой промышленности». Однако в речи Кутлера практически не было позитивной программы. В качестве частных мер он лишь предлагал повысить твердые цены, восстановить порядок на железных дорогах, использовать структуры частной промышленности и торговли в системе распределения.
В октябре 1917 года Кутлер был избран председателем торгово-промышленной группы во Временном совете Российской Республики (Предпарламенте), но из-за болезни не участвовал в его деятельности. На выборах в Учредительное собрание он был внесен в петроградский городской список кадетской партии как представитель Петроградского совета торговли и промышленности (третьим после П.Н. Милюкова и М.М. Винавера) в обмен на полную поддержку Советом кадетского списка. В ноябре Кутлер был избран в Учредительное собрание в числе 15 представителей кадетской партии.
Большевистский переворот Николай Николаевич воспринял с кадетской прямотой. В ночь на 29 ноября 1917 года его арестовали, при этом он был случайно легко ранен в ногу, поэтому арест отбывал в Николаевском военном госпитале. 26 января 1918 года он был освобожден, 21 июня повторно арестован, но через неделю опять выпущен. В августе Кутлер получил предложение украинского правительства гетмана П. Скоропадского поступить к нему на службу и решил его принять. Однако уехать не удалось: 6 сентября 1918 года его арестовали в третий раз, по обвинению в участии в саботаже мероприятий советской власти. Он, в частности, обвинялся в том, что еще в декабре 1917 года передал 1 млн рублей от торгово-промышленников в фонд помощи бастующим чиновникам девяти банков. На допросах Кутлер это категорически отрицал. По воспоминаниям В.Ф. Клементьева, «он был всегда наружно спокоен и невозмутим. Но иногда внутреннее кипение прорывалось у него не совсем разборчивым шипением, в котором все же можно было расслышать: „Когда бы знать, что всё так сложится“, „когда бы знать“, „когда бы знать…“ Шипение это чаще всего прорывалось во время вечерних разговоров с доктором Дмитрием Дмитриевичем Донским, лидером сидящих в тюрьме правых эсеров. Ни с кем другим Н.Н. Кутлер не говорил…» В феврале 1919 года он был вновь освобожден.
Возможно, условием освобождения стало согласие сотрудничать с советской властью. Уже в июне 1919 года Кутлер стал заведующим сметным отделом Народного банка РСФСР. Затем он также состоял членом совета Института экономических исследований Наркомата финансов, консультантом Главтопа, сотрудником технического совета Главметалла и Концессионного комитета. Вместе с тем Кутлер и его семья продолжали подвергаться репрессиям. В сентябре 1919 года за принадлежность к кадетской партии был арестован старший сын Николай (впоследствии освобожден), а в 1921 году как «заложника» дважды арестовывали и самого Кутлера. Он был выпущен через 9 месяцев с подорванным душевным состоянием и здоровьем. Младший сын Константин эмигрировал еще в 1917 году, но в 1923-м по ходатайству отца получил разрешение вернуться.
Николай Николаевич Кутлер выступил активным разработчиком советской финансовой реформы 1922 года: сказался опыт преобразований Витте. На заседании Комиссии по вопросам денежного обращения при Институте экономических исследований Академии наук в июле 1920 года Кутлер сделал доклад «О налогах в связи с реформой денежного обращения». В нем он отметил, что «современное налоговое дело в России находится в таком расстройстве» и, «пока против этого не будут приняты меры, ни о каком упорядочении денежного обращения не может быть и речи». Главным источником прямого обложения Кутлер предложил сделать землю, с которой предлагалось установить оброчную подать. В мае 1921 года в докладе «О восстановлении налогов» Кутлер наметил целую
программу мероприятий по реформированию финансовой системы. Она была в целом одобрена советским правительством; не было поддержано лишь его предложение о выпуске в обращение твердой валюты в золоте. Тем не менее в 1922 году курс на золотое обеспечение все же был принят.Вводились червонцы, приравненные по стоимости к ю-рублевой золотой монете дореволюционной чеканки. Первоначально они обеспечивались золотом лишь на 25 % (в остальном – товарами и векселями). Парижская газета Милюкова «Последние новости» справедливо отметила вклад Кутлера в создание советской денежной системы: «Вряд ли большим преувеличением будет сказать, что от конечной финансовой разрухи Россию спас именно он».
Наряду с С.Н. Прокоповичем, Е.Д. Кусковой, Ф.А. Головиным, Н.М. Кишкиным, М.В. Сабашниковым, Б.К. Зайцевым, К.С. Станиславским, Н.Я. Марром, С.Ф. Ольденбургом и др. Н.Н. Кутлер принял активное участие в деятельности Всероссийского комитета помощи голодающим. Он признавал: «Дело это – страшно опасное. Ведь с кем договариваться?.. Люди без чести и без отечества. Что им голод? Может дело повернуться так, что они утопят в нем остатки интеллигенции… Нам только и остается делать то, что подскажет совесть… Нужно хотя бы ценой собственных жизней привлечь внимание заграницы». 27 августа 1921 года Кутлер, как уже говорилось, был арестован наряду с другими членами Помгола. После ареста он сказал Прокоповичу: «Этой тюрьмы я больше вынести не смогу. Довольно с меня и того года… Стар я, знаете, для этих интересных похождений… Ноги больные, сердце не действует». Но в камере он держался стоически: «Ел ядовитый суп из погибшей рыбы без тарелки и без ложки – из перепиленной надвое бутылки, закусывал сорным прелым хлебом, вытирал бумажкой седые усы. Не жаловался и не волновался. И очень приветствовал мысль сделать из хлеба шахматы…»
В те же дни член коллегии Наркомфина РСФСР, знаменитый О.Ю. Шмидт выступил с ходатайством об освобождении Кутлера. В письме наркому финансов Н.Н. Крестинскому Шмидт писал: «Если Кутлера сейчас вернуть к работе, мы закрепим за Советской Россией одного из самых умных и знающих специалистов с вполне государственным кругозором». 14 сентября вопрос об аресте Николая Николаевича рассматривался на заседании Политбюро ЦК РКП(б). Было принято решение о его освобождении, «если не будет возражений со стороны ВЧК». 17 сентября Кутлер был освобожден, а в октябре, по предложению Крестинского, вместе с другим бывшим кадетом П.А. Садыриным введен в состав правления Государственного банка РСФСР и сыграл ключевую роль в налаживании его работы. Кутлер занял пост заведующего эмиссионным отделом банка, и его подпись появилась на введенных в обращение червонцах. Кроме того, он стал председателем Совета по делам промышленности при НКФ СССР, занимался вопросами кредитования промышленности и торговли. Политбюро дважды, по инициативе народного комиссара финансов РСФСР Г.Я. Сокольникова, обсуждало кандидатуру Кутлера в качестве предполагаемого члена коллегии Наркомфина, но под давлением Дзержинского все же ее отвергло.
Тюремное заключение, как и предчувствовал Николай Николаевич, не прошло для него даром. Кутлер умер в Москве го мая 1924 года от разрыва сердца. Советские газеты преисполнились скорбью: «Необычайная прямота и искренность, большой ум, редкая правдивость, бескорыстность и вдумчивость, способность прямо, без излишних кривых рассуждений решать крупные вопросы – характеризовали этого большого, умного и прекрасного человека». Эмигрантская пресса писала, что смерть наступила в результате волнений, вызванных решением жилтоварищества отнять у Кутлера одну из двух занимаемых им комнат – в ней находилась библиотека. Хоронили Николая Николаевича торжественно, с оркестром и войсками; в шествии участвовали десятки тысяч людей, производилась киносъемка. Но церковное отпевание было разрешено лишь на дому. Кутлера похоронили на московском Миусском кладбище. Сотрудники Наркомфина возложили на могилу венок с надписью: «Пролетариат тебя не забудет».
«Мне приходится жить, думать и говорить так несвоевременно…»
Михаил Александрович Стахович
Алексей Кара-Мурза
«Он был очень талантлив… Из него мог бы выйти крупный политик, но он за этим не гнался. Беспечный, жизнерадостный, он не искал популярности… Этот даровитейший человек так и прошел через жизнь, не выявив себя. Это часто бывало с такими, как он, талантливыми, но не целеустремленными русскими людьми». Так написала о Михаиле Стаховиче в своих мемуарах известная русская публицистка А.В. Тыркова. Ей вторит в своих воспоминаниях и депутат II–IV Дум В.А. Маклаков: «Перед ним (Стаховичем. – А.К.) была блестящая будущность, но карьера его не прельщала… Его разносторонность, жажда жизни во всех проявлениях (жизнь есть радость – говаривал он), избалованность (баловала его и судьба, и природа), вечные страстные увлечения и людьми, и вопросами в глазах поверхностных наблюдателей накладывали на него печать легкомыслия».
Суждения Тырковой и Маклакова, при всей их человеческой точности, сегодня представляются уже не вполне исторически справедливыми. О «нереализованности» Стаховича можно, конечно, говорить в чисто житейском смысле: он умер сравнительно нестарым, в 62 года (например, Маклаков и Тыркова дожили соответственно до 88 и 93 лет!). Если же говорить о политике, то тогда к «неудачникам» следует отнести все поколение первых российских парламентариев… Со временем, мне думается, верх возьмет принципиально иная интерпретация жизни и деятельности этого человека – как одного из самых цельных политиков и мыслителей своей эпохи. Другое дело, что «время Стаховича», время открытой и нравственной политики в России еще не наступило. Когда оно все же наступит, парламентский опыт столетней давности депутата Михаила Стаховича станет, надо надеяться, предметом самого внимательного исследования.