Россыпь

Даже беглого взгляда было достаточно, чтобы понять, что в этом доме прочно поселилась нужда. Само жилище трудно было назвать домом – это была обыкновенная «засыпнушка», утеплённая опилками и обшитая горбылём. Вопреки уверению Жамьяна, Баирма оказалась не столь радушна. Она долго и нешуточно что-то выговаривала Жамьяну на своём языке и, казалось, была готова прибить его мухобойкой. Кешка ничего не понимал из происходящего, тем более её речь, и чувствовал себя так, точно был соучастником Жамьяна в каких-то неведомых грехах. Он уже было собрался развернуться и выйти, как, наконец, Баирма сменила гнев на милость, и Жамьян представил его:

– Это Запрягаев Кешка… Иннокентий, вернее. Мой земляк. Друг из детства, – добавил он для большей убедительности.

Баирма посмотрела недоверчивым изучающим взглядом на Кешку. Когда же тот достал из дипломата вино, она мгновенно преобразилась.

– Проходите, пожалуйста, Иннокентий… Как будете по батюшке?

– Ильич.

– Проходите, пожалуйста, Иннокентий Ильич, будете гостем. Просим извинений за беспорядок. – Она кинулась вытирать стол, усыпанный битыми мухами. На столе вмиг появились разнокалиберные чайные чашки.

В избе было душно, откуда-то явно натягивало злостной тухлятиной. Когда Жамьян, приподнял крышку и заглянул в кастрюлю, стоящую на полу возле печи, источник зловония определился. Баирма что-то проворчала и вынесла кастрюлю за дверь.

– Но, за встречу, земляк! – произнёс тост Жамьян. Выражение лица у него при этом было заискивающее.

– Как поживаем, где трудимся, Иннокентий Ильич, если будет не секретно?

– В Толмачевске, строим обогатительный комбинат.

– О-о! – протянул Жамьян и хихикнул. – Небось, лопатой гребёшь башли… – Неуклюжая шутка повисла в воздухе. И Жамьян, сообразив, что сказал неладное, продолжил: Поди, в начальниках или как?.

Кешка ответил, что он обыкновенный бульдозерист.

– Ты-то как?

– Э-э, арботы пока никакой… Мало-мало калымил. Осенью пойду в хачегарка.

Вина хватило на два разлива. Жамьян на отлёте руки, страдая старческой дальнозоркостью, изучал этикетку порожней бутылки.

– Деньги будут – надо взять… Однако, кислый, водка – лучше. А давай, земляк, ради спорта возьмём водки?

– Водка в продснабовском, – не замешкалась с наводкой Баирма.

– Спорт спортом, а упражняться придётся тебе, у меня – дорога. – Понимая, что от него требуются деньги, Кешка поднялся и сказал: – Пошли».

У Жамьяна заблестели глаза.

– Земляки, называется, тоже мне! – запротестовала Баирма, – Человек в гости пришёл, он его в магазин тянет, старый дурбан!

– Верно, сиди земляк, отдыхай. Я – пулей.

Кешка, вспомнив дорожную грязь, охотно согласился остаться.

– Купи там чего-нибудь на стол, – сказал он, доставая деньги.

Жамьян взял сумку и уже на пороге обернулся:

– Баирма, эй, давай позы, а?

– Какой быстрый – позы! – возмутилась Баирма. – Он думал, чик-чик и готово! Позы ему!

Баирма ушла за перегородку и вернулась оттуда уже в другом платье. От неё веяло духами. Похоже, Баирма считала себя неотразимой, опускаясь на диван рядом с Кешкой, заводя светскую беседу.

– Вы это, Иннокентий Ильич, очевидно-вероятно, хор-шо зарабатываете на вашей стройке?

– Да как сказать… – замялся Кешка от неожиданного вопроса, – в общем, неплохо. Не обижают.

– А! – с удовлетворением воскликнула Баирма. – Значит, жена довольна.

– Никакой жены у меня нет.

– Как это так – нет жены! Вы такие молодые, интересные… Тогда, очевидно-вероятно, невеста есть? Должно быть, скучаете – дело молодое… – Шаловливо улыбнулась Баирма.

Кешка пристально вгляделся в неё и резко поднялся с дивана:

– Пойду на улицу, покурю.

– Курить он хочет! – подобрав губы, бросила ему в спину Баирма, – Кури здесь, какой шибко культурный!

Кешка прошёл в угол двора и оставался там до тех пор, пока не хлопнула калитка и не появился сияющий Жамьян. Гостеприимно пропустив Кешку в дом, он выгрузил из сумки на стол кусок варёной колбасы, банку шпрот, хлеб и две бутылки водки. Протянул Кешке сдачу.

– Может, лишнее взял, а?

– Да ладно тебе!

Баирма молча, с надменным видом нарезала хлеб, колбасу, вскрыла банку со шпротами, подала вилки, и все те же чайные чашки; сначала на двоих, потом демонстративно приставила третью.

Заметив её в другом платье и уловив запах духов, Жамьян тронул Кешку за колено и подмигнул:

– Это мой Баирмашка-то выгодал: я – старик, он – всё молодой…

Баирма вздёрнулась, всем видом своим показывая, что так оно и есть на самом деле.

Жамьян быстро пьянел. На губах появилась слюна, он тянулся обнимать Кешку, пытался поцеловать ему руку. Кешка, как мог, оборонялся локтём и отодвигался на стуле.

Вместе с Баирмой трясли какого-то Доржишку. Как можно было понять, тот когда-то перехватил у Жамьяна заработок – калым. Заочно досталось тому пройдохе Доржишке на бобы!

И опять Жамьян то хвалил Кешку за щедрость, а то мечтал о калыме, где-нибудь хорошо заработать, восхищался своей Баирмой. Услышав из хриплого голоса динамика известную песню, он подхватил, страшно перевирая слова: «И синица не зувуки космодро-ома, зелёная, зелёная тарва-а…».

Привстав из-за стола и зажмурив глаза, кивая в ритм головой, рванул через колено меха воображаемой гармошки:

– Ар-рдная, ардная, ардная земля-я…

– Э-э, проворчала Баирма презрительно. – Совсем пьяный сделался, старый дурбан!

– Баирмашка, давай, верно, позы! – не унимался со своим заказом Жамьян.

– Позы! Ты мясо вчера в ямку положил? Забыл он! Кушай теперь тухлые позы. Ты сам тухлый поза – Доржишке калым воронил!

– Доржишка–то мой шибко хороший друг, – доверительно пояснил Кешке Жамьян, – Тот раз мой калым перехватил. Уборный, помойку в больнице чистил. Баирма ругается…

Баирма, принимавшая доселе активное участие в пирушке, относившаяся к Кешке весь вечер подчёркнуто официально, а к Жамьяну – агрессивно-пренебрежительно, убрала со стола чашки. Потом принесла на диван покрывало, простыню, подушку – всё предпоследней свежести.

– Очевидно-вероятно, будете отдыхать, Иннокентий Ильич, или желаете подышать свежим воздухом на сон грядущий? – осведомилась она, игриво улыбнувшись, давая понять, что великодушно прощает Кешке страшную обиду и потому определённо имеет право на какие-то особые отношения между ними.