Ротмистр Гордеев

– Вашбродь, - вмешивается в разговор Сорока, - а может, стоило рискнуть, ежели на кону прорыв к Порт-Артуру стоял? Осторожность, это хорошо, а когда она трусостью зовётся?

– Трусостью? А ты знаешь, Сорока, за что у него Святой Георгий четвёртой степени?

Сорока отрицательно мотает башкой. Я и сам не знал, да было время для расспросов у товарищей офицеров.

– В походе на Коканд Алексей Николаевич со своей командой разведчиков и охотников числом до полуроты и сотни казаков ворвался в крепостцу Уч-Курган. А в Ахал-Текинской кампании во главе штурмовой колонны ворвался в крепость Геок-Тепе и принудил врага к сдаче. За что получил Святого Георгия уже третьей степени. Трус или нет человек с двумя георгиевскими крестами?

– Не трус, - вынужден признать Сорока.

– А как военный министр Куропаткин добился отмены телесных наказаний для нижних чинов. Ввёл чайное довольствие и походные кухни.

Молчат, переваривают услышанное.

– Так что, братцы, не всё так однозначно.

– А ежели командующий такой храбрец, отчего ж мы только и делаем, что отступаем?

И ведь нет у меня ответа на этот вопрос: ни с моим прошлым опытом будущего Алексея Шейнина, ни с нынешним Николая Гордеева.

– Был такой римский император Марк Аврелий, - говорю, - так вот он говорил: делай, что должно и пусть будет, что будет.

Выдерживаю паузу и добавляю.

– Думаю, что командующий ждёт подкрепления, чтобы получить существенный численный перевес над врагом. А подкрепление получим, новые пушки, да боеприпасы, там и до наступления дело дойдёт.

Уходят успокоенные. А я остаюсь с тяжёлым сердцем – то, что Куропаткин был храбрецом в Туркестане, никак не отменяет его – не назову это трусостью, назову чрезмерной осторожностью. Как такое могло случиться с боевым и отважным офицером, специалистом по Востоку: воевал в Средней Азии, был в составе военной миссии у французов в Алжире, освобождал от турок Болгарию, снова воевал в Средней Азии, затем управлял Закаспийской областью, и судя по отзывам, делал это неплохо: строил дороги, открывал больницы и русские школы, привлекал переселенцев из центральных губерний России. В конце концов, шесть лет было военным министром…

А не это ли ответ на мой вопрос? Из министерского кресла спланировал в кресло командующего армией в Маньчжурии. Обиделся на понижение? Или командование армией – не его конёк? Военный министр и Управляющий Закаспийской областью – больше административные должности. Его реальный командный потолок – начальник штурмовой колонны при штурме Геок-Тепе: одиннадцать с половиной рот, одна команда с ракетными станками и девять орудий с артиллерийскими расчётами – всего-то неполный пехотный полк. Достиг предела компетенции, как командир? Или виной гиперответственность? На посту министра занимался и успешно армейским строительством – многое сделал для улучшения положения офицеров, кое-что и рядовому составу перепало. А война – это урон армии, любимому детищу. Вот и осторожничает? Пожалуй, стоит свести с господином Куропаткиным личное знакомство и составить собственное мнение, опираясь не только на чужие мнения и впечатления. Кого же из своих высокопоставленных знакомцев использовать для аудиенции у командующего? Николова? Персидского принца? Или сына бывшего военного министра?

На фронте затишье. Основной движ сейчас у Порт-Артура. Но и там он какой-то вялый: наши обороняющиеся войска заняли позиции на перевалах, японцы со своей 3-й армией топчутся перед ними, не атакуя. Видимо, ждут подкреплений.

Мы с Маньчжурской армией медленно пятимся на север Лаояну. «Отходим на подготавливаемые позиции», - как объясняет командование. По мере отступления к нашим силам подходят подкрепления. Японцы неспешно наступают в том же направлении. Через неделю после нашего отступления от Вафангоу, наша эскадра под началом контр-адмирала Витгефта попыталась прорваться из Порт-Артура во Владивосток. Но заметив на горизонте дымы японцев, Витгефт решил не рисковать и вернулся обратно. На мой взгляд, это какая-то болезнь отечественного командования: не только в этом мире и этом времени – утеря стратегической инициативы. А война на расслабоне победу приносит редко.

Гоняю своих в хвост и гриву, тем более, что от пополнения кое-что обламывается и мне. Если бы занимался подготовкой в одну харю, давно бы уже сдох от перенапряжения. Но у меня, слава богу, есть надёжный костяк, который я гоняю сперва сам, а потом он уже гоняет новичков.

Старший Лукашин занимается казачьей частью пополнения – моё подразделение, уж так складывается, своеобразная сборная солянка из пехоты, драгунов и казаков – охотники же. Бубнов гоняет в хвост и гриву драгун, Жалдырин, получивший лычки квартирмейстера учит и дрючит пулемётчиков: действовать со стационарной пулемётной позиции, с передвижной – с тачанок и перемещая пулемёт вручную по ходу изменения обстановки в процессе боя. Сороку я сделал инструктором по изготовлению и использованию гранат и самодельных мин – у парня, кроме задиристого характера оказалась меткая рука, отличный глазомер, а главное, смекалка как техническая, так и по части, как и где лучше установить растяжку или прикопать мину.

Пару раз пытаюсь завести разговоры с Шамхаловым о судьбе моих рапортов. Но тот лишь вздыхает, разводит руками и уверяет, что исправно передаёт всё выше по команде. Потом понижает голос и предупреждает: Вержбицкий, по слухам, скорешился с Дзатоевым, и строчит на меня доносы наверх.

Ну, с Дзатоевым понятно – не получилось сделать из меня японского шпиона, влетело от Николова по самые помидоры да ещё и с патефонными иголками без вазелина за развал контрразведывательной деятельности в полку. А что неймётся пану адъютанту? Или просто гонор в нём говорит? В конце беседы Шамхалов смотрит на меня со странной улыбкой.

– Николай Михалыч, вам завтра следует прибыть в штаб бригады.

– А на предмет? Шею мыть под награды или что пониже готовить под пистоны с орехами?

Шамхалов неопределённо разводит руками.

– Если бы вызывали в штаб полка, я бы предупредил. А так – не мой уровень.

Возвращаюсь к себе, а меня уже ждут Тимофей Лукашин с братом. Какой-то их дальний родственник прибыл с пополнением в нашу бригаду. Так вот нельзя ли хлопца пристроить в нашу банду? Ну, отчего же не пристроить. Ежели Лукашины поручатся за него, что казак с парнишки справный и в бою не подведёт. Оба брата: характерник и оборотень спешат уверить, что всё будет, как надо. А ежели их родич в чём провинится, так они сами с него три стружки спустят.

Предлагаю Лукашиным воспользоваться завтрашней оказией и лично со мной скататься за их родственником. Решаем, что обоим братьям там делать нечего, так что со мной поедет Лукашин-младший.

Наутро выдвигаемся в путь втроём: с нами увязывается Скоробут. А куда ж мне без ординарца?

Штаб полка и штаб бригады разместились в небольшом китайском городке Дашицао, главное достоинство которого – стальная нитка КВЖД, обеспечивающая логистику Маньчжурской армии. После примерно часа конной прогулки мы с Кузьмой и Фёдором подъезжаем к штабу бригады. В городке чувствуется оживление, связанное с приходом очередного пополнения. Офицеров и солдат распределяют по конкретным подразделениям и размещают на постой.

С одного их подворий слышится громкое ржание, распахиваются ворота и оттуда вылетает с диким взглядом лиловых глаз здоровенный жеребец, на котором сидит… крупный зеленокожий самый настоящий тролль с остроконечными ушами, острыми зубами и копной светлых волос на голове. Судя по морде и глазам, тролль изрядно накушамшись горячительного.

Тролль бросает на нас несколько остекленевший взгляд.

С подворья выбегает драгун.

– Господин барон! Вашскородь! Да что ж вы так? Не страмитесь!

– В наготе срама нет! – рявкает тролль-барон, - А есть средство устрашения противника!

Зеленокожее высокородие бьёт пятками своего скакуна и скрывается в конце улицы, окутанный клубами пыли. Драгун смотри вслед ему и тяжело вздыхает.

– Скажи-ка, братец, кто это был сейчас? – интересно же.

Драгун разворачивается ко мне, козыряет.

– Подполковник барон Карл Густав фон Маннергейм, вашбродь.

Смотрю на погоны драгуна. Да, да это ж из нашего полка.

– Ты ж из наших? 52-й драгунский?