Ротмистр Гордеев
Шрифт:
Шамхалов неопределённо разводит руками.
– Если бы вызывали в штаб полка, я бы предупредил. А так – не мой уровень.
Возвращаюсь к себе, а меня уже ждут Тимофей Лукашин с братом. Какой-то их дальний родственник прибыл с пополнением в нашу бригаду, так вот нельзя ли пристроить хлопца в нашу банду? Ну отчего же не пристроить, ежели Лукашины поручатся за него, что казак из парнишки справный и в бою не подведёт. Оба брата – характерник и оборотень – спешат уверить, что всё будет как надо. А ежели их родич в чём провинится, так они сами с него три стружки спустят.
Предлагаю Лукашиным воспользоваться
Наутро выдвигаемся в путь втроём: с нами увязывается Скоробут. А куда ж мне без ординарца?
Штаб полка и штаб бригады разместились в небольшом китайском городке Дашицао, главное достоинство которого – стальная нитка КВЖД, обеспечивающая логистику Маньчжурской армии. После примерно часа конной прогулки мы с Кузьмой и Фёдором подъезжаем к штабу бригады. В городке чувствуется оживление, связанное с приходом очередного пополнения. Офицеров и солдат распределяют по конкретным подразделениям и размещают на постой.
С одного из подворий слышится громкое ржание, распахиваются ворота, и оттуда с диким взглядом лиловых глаз вылетает здоровенный жеребец, на котором сидит крупный зеленокожий самый настоящий тролль с остроконечными ушами, острыми зубами и копной светлых волос на голове. Судя по морде и глазам, тролль изрядно накушамшись горячительного. Тролль бросает на нас несколько остекленевший взгляд.
С подворья выбегает драгун.
– Господин барон! Вашскородь! Да что ж вы так? Не срамитесь!
– В наготе срама нет! – рявкает тролль-барон. – Это есть средство устрашения противника!
Зеленокожее высокородие бьёт своего скакуна пятками и скрывается в конце улицы, окутавшись клубами пыли. Драгун смотрит ему вслед и тяжело вздыхает.
– Скажи-ка, братец, кто это был сейчас?
Интересно же.
Драгун разворачивается ко мне, козыряет.
– Подполковник барон Карл Густав фон Маннергейм, вашбродь.
Смотрю на погоны драгуна. Да это ж из нашего полка.
– Ты ж из наших? Пятьдесят второй драгунский?
– Так точно, вашбродь. Рядовой Дорофеев, ординарец господина барона.
Так мы с троллем сослуживцы. Ну, стало быть, увидимся.
Едем дальше. Поворачиваюсь к Лукашину-младшему.
– Фёдор, давай за своим родичем. Как, кстати, его звать-величать?
– Будённый Семён, Михайлов сын. Он казак справный. Ещё в девятисотом, когда в Платовскую приезжал тогдашний министр Куропаткин, перед ним устроили показательную рубку лозы, так Семён и в рубке чучел, и в рубке лозы всех обошёл и к финишу пришёл первым. Его высокопревосходительство наградил Сеньку серебряным рублём.
Опаньки… Густо-то как. Мало мне на сегодня Маннергейма, будущего маршала независимой Финляндии, так ещё и будущий маршал Будённый…
– Короче, Федь, бери своего Семёна, потом найдёшь Кузьму у штаба полка. А я – в бригаду.
Настроение кислое: предчувствую встречу с Вержбицким. Бригадный адъютант не преминет какую-нибудь гадость учинить. Ну да ладно.
Вхожу в приёмную, докладываю: мол, штабс-ротмистр Гордеев по вызову прибыл в штаб бригады. Вержбицкий сухо кивает, заходит в кабинет к командиру бригады генерал-майору Степанову доложить о моём прибытии. И тут же приоткрывает дверь.
– Входите,
штабс-ротмистр.Захожу, докладываюсь. Командир встаёт мне навстречу, жмёт руку.
– Поздравляю, ротмистр, с орденом Святой Анны четвёртой степени.
Офигеть… Дослужился. Степанов пожимает мне руки, протягивает бумаги. А орден? Спрошу Вержбицкого.
Как можно любезнее и ссылаясь на проклятую амнезию, прошу поляка прояснить мне несколько моментов. Вержбицкий, попав в хорошо знакомую ему тему, разливается соловьём: мой орденский знак четвёртой степени предполагает помещение миниатюрного орденского знака на эфес моей офицерской шашки, а сам темляк шашки делать цветов орденской ленты – красный муар с узкими жёлтыми полосками по краям.
Что радует, награждение орденом гарантирует мне прибавку к пенсии в полсотни рубликов в месяц. Что огорчает, приобретение знака – за свой счёт, плюс необходимо уплатить на благотворительность в капитул ордена сто рублей. Это прямо серьёзный удар по кошельку.
– Господин ротмистр, – ехидно ухмыляется Вержбицкий, – в нашей бригаде принято проставляться за награду.
– Где и как удобнее это сделать? – интересуюсь я в ответ.
– В офицерском собрании. Сегодня как раз будет сбор господ офицеров.
– Тогда до вечера.
Коротким кивком прощаюсь с Вержбицким, он отвечает мне тем же.
А вечером в офицерском собрании меня ждёт смертельный сюрприз.
Глава 24
Самый больной вопрос в моём положении – это деньги. Сказать, что у меня пустые карманы, – всё равно, что ничего не сказать. Практически все нововведения в моей почти роте делались на мои же финансы.
Как жаль, что мой папа не банкир!
Кстати, я так толком и не удосужился выяснить о своей семье. Ещё и поток писем из дома как отрезало. Даже странно: судя по архиву, раньше мне приходило по письму в неделю, а тут – всё, ручей иссяк. Наверное, сам виноват, надо было хоть что-то написать в ответ. Черканул бы пару строчек: дескать, так, мол, и так… С меня не убудет.
Итак, деньги… Кто бы дал взаймы до будущей зимы? Забывать не нужно. Сдохну, но верну до копеечки. Кто в полку сидит на бабках?
Верно, полковой казначей. Сейчас его обязанности выполняет пожилой одутловатый капитан Истомин.
На последние покупаю бутылку хорошего коньяка и заруливаю к капитану. Тот на удивление быстро входит в моё положение, да и коньяк помогает срезать возможные острые углы.
Истомин отсчитывает мне пухлую пачку купюр.
– Вот, копил, чтобы домой отправить. У меня дочка растёт, замуж скоро, нужно хорошее приданое. Кстати, вы, Николай Михалыч, если не ошибаюсь, в холостяках изволите пребывать?
Я вздрагиваю. Про дочку Истомина мне уже довелось слышать. Если верить господам офицерам, там такой ужас-ужас, что всех денег на свете не хватит, чтобы взять её в жёны. Несчастный отец кому только её ни пытался сосватать в нашем полку, но желающих связать себя с ней узами брака так и не нашлось.
– Временно, – натянуто улыбаюсь я. – Меня ждёт невеста. Мы договорились сыграть свадьбу сразу после победы над японцем.
– Жаль, очень жаль! – вздыхает Истомин.
Сговариваемся, что деньги ему буду возвращать по частям. Разумеется, без процентов. Пишу расписку и отбываю восвояси.